Маска...
Хотя куда она денется? У Хиру не так много причин, чтобы снять ее, но… Ведь так хочется увидеть ее лицо, вспомнить внешность, затерянную в дебрях болезненной памяти. Вновь увидеть эти два желтых, словно гелиодор, глаза, подкрепленных знакомым взглядом. В мыслях вдруг начинают всплывать лица различных девушек, которых он видел в своей жизни, будь то солдаты противника, сотрудники научного комплекса или модели из различных журналов. Но ничья внешность не казалась подходящей для сестры. То ли Атлас уже окончательно начал плыть, что неспособен представить молодую, в самом рассвете второго десятка лет, девушку, ее ямочки (если есть), губы, брови; представить как длинные белые волосы, челкой спадающие на лицо, украшают или дополняют ее красоту, скрываемую за маской. Но это ни к чему не приводит, получается только какая-то муть. Стоящий перед ним линчеватель дрожит, но не сильно. Въевшаяся в костный мозг стойкость препятствует этому, сохраняя доминантную позицию. Хотя Хиру понимает, что доминации нет никакой. Просто глупое, идиотское, отвратительное стечение обстоятельств. Просто удача решила поставить подножку Великому Герою. Так, потехи ради. Небось, если бы она была реальным человеком, то валялась бы на полу, корчась в болезненных приступах смеха. Мерзко. Мерзко, что стала частью этого, не отступила… В отличие от Атласа — она может видеть его глаза, тускнеющие с каждой секундой, но сохраняющие свою четкость. Привычный взгляд, сохранившийся еще с детства, такой холодный, но дающий чувство безопасности. Как же было бы замечательно, подружись она с ним, как это сделал Найн. Быть может и не случилось такого, сейчас не шла бы из рта брата кровь, не было настолько противно ловить на себе этот притягательный взгляд. На его подбородке уже образовалась алая капля. Она не спешила падать, сопротивлялась гравитации. Великий Герой такой же. Все стоит, не падает. Такая выдержка поражает, но и вызывает гадливое чувство, хочется сплюнуть, срезать верхнюю часть языка с вкусовыми сосочками, а после выкинуть и растоптать ее. В центре груди, где соединяются ребра, становится тяжко, словно что-то давит. Ощущение усиливается, когда Атлас вновь делает неожиданный шаг вперед. Но на сей раз это не осознанная попытка сохранить равновесие, а подсознательная. Приземляется на колени. Решение неудачное и штрафом выступает резкая, адская боль, перекрывающая оную от коленей после падения. Атласа захлестнула новая волна той агонии, спровоцированной столь резкой встряской, из-за которой было успокоившиеся легкие — заныли с новой силой. Из желудка начинает подниматься рвота, провоцирующая еще больше болевых позывов. Уже чувствуется противный кислый привкус желудочного сока, но он сдерживает этот позыв. Голова сама наклоняется и приходится смотреть на бетонную крышу какого-то здания. Мышцы поддерживавшие шею более неспособны выполнять свою задачу… Впрочем как и другие мышцы в принципе. Руки обвисли, а торс начал медленно ждать, пока перевес вынудит упасть на лицо. Затуманенный головокружением мозг стал прокручивать последнюю засевшую мысль: «лицо Хиру». Она мигом сокращает дистанцию, падает на колени, проскальзывая до него остаток пути, игнорирую слабую боль. Поддерживает брата за плечи. Его голова слегка покачивается, вот-вот и потеряет сознание, а затем — умрет. И все по ее вине. В горле сухо, становится трудно дышать, а маска лишь усугубляет ситуацию. Хиру срывает ее, отбрасывая куда-то вбок. Дыхание сбивчивое, дрожь усиливается. — П-прошу… — шепот такой тихий, что шуршание мыши среди травы будет слышно отчетливее. — М-… — пытается начать извиняться, но приходится проглотить слюну. — Мне, — говорит чуть громче, тон сожалеющий, словно у преступника, совершившего смертный грех, и наконец решившего раскаяться за совершенное./∆\
4 марта 2023 г. в 17:28
Погода пасмурная, возможно даже будет дождь. По крайней мере на это указывает множество метеорологических факторов и суеверий. В такие дни хочется сидеть дома, накрывшись пледом и поглощать информацию из телевизора, может смотреть какой-то турецкий сериал. Или сидеть в кафе со своей девушкой, обсуждать что-то конкретное, а может просто болтать, так ни о чем. Но не всегда получается делать то, что хочется.
Герой застыл на месте. Атака линчевателя достигла своей цели. В грудной клетке целая палитра из ощущений, за секунду превращающаяся в какофонию из боли. Обычно в таких ситуациях победитель радуется или испытывает нечто схожее с радостью, но не сейчас. Их желтые глаза сузились до предела. По спине Хиру пробежал табун мурашек, оставивший после себя ощущение тяжкого груза вдоль позвоночника. Подсознательно совершила ватный шаг назад, слегка горбясь и приподнимая голову, дабы сохранить односторонний зрительный контакт.
Атлас продолжает стоять словно мраморное изваяние, с момента остановки он не сделал ни единого движения и все продолжал смотреть на грудь линчевателя, не решаясь поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза (пускай и через маску). Он итак увидел достаточно для того, чтобы прийти к умозаключению, что Хиру не надеялась победить, возможно, даже наоборот — хотела проиграть, чтобы он мог довершить свою миссию, а может по совершенно иной причине. Хоть это желание и было велико — заставить отказаться от своей цели оно не смогло.
И вот к чему это привело. Боль перевешивает и тянет Атласа вперед, вынуждая его потерять равновесие, которое сохраняется быстрым и звонким шагом вперед. Встряска усугубляет ситуацию — он немного склоняется к земле. Изо рта низвергается кровь… Точнее розоватое кровавое месиво из легких, которые с мерзким шлепком плюхнулось на бетонную крышу, пачкая брызгами алой жидкости черные высокие сапоги и серое пальто Атласа. Одежда помогала скрыть дрожь как в ногах, так и во всем теле. Но делала это неудачно. Хиру четко видела, как он содрогается, пытаясь сдержать рефлекторный кашель, как еле держится, чтобы не упасть лицом на твердый, негостеприимный бетон.
Неожиданный порыв легкого холодного ветра помогает выровняться (если разгибание на пару градусов можно считать таковым). Но не только этим он оказался полезен, он также освежает, облегчая (пусть и ненадолго) состояние Атласа, дает сделать болезненный и бесполезный вдох. По телу проходит новая волна боли, игнорируя которую он делает мерзкий выдох при котором ничего особо не выходило, вылетали только капли крови, цеплявшиеся за челку. Диафрагма давит на остатки легких, более неспособных на привычную работу. «Сильнейшее оружие» еще держался на остатках кислорода, блуждавших по кровеносным сосудам, но этот резерв быстро исчерпывал себя.
Во рту начинает скапливаться кровь, прибывавшая с непроизвольными движениями диафрагмы, пытавшейся убрать жидкость из дыхательных путей. Атлас не пытался проглотить слюну, наоборот — хотелось согнуться еще сильнее, чтобы все лишнее само вышло, под силой гравитации. Даже если это будет значить упасть самому. Великому Герою, что никогда не сдается, никогда не показывает слабости в кой-то веки хотелось оставить попытки бороться и просто упасть, пустив все на самотек. “Он же сделал достаточно”, такая приятная мысль поселилась где-то рядом с быстро остывающим сердцем, согревая его. Да и разве она ложная?
Но нет. Она так и осталась томиться в подсознании, так и не достигнув сознания Атласа. Собственный мозг уже с детства настроен на помощь братьям и сестрам, на защиту их от ужасов внешнего мира (с чем он не справился), на взваливание всего на себя. И потому сейчас он пытался проанализировать ситуацию, пытался найти способ выйти сухим живым из подобного стечения обстоятельств. Но, как на зло, голова пуста. Словно там абсолютно ничего нет, ни ликвора, ни мозга. Хотя наличие второго косвенно подтверждается все сильнее манящим желанием посмотреть сестре-линчевателю в глаза. Голова поднимается и их взгляды пересекаются. На ее лице все та же маска…
Хиру тоже допустила смертный грех, и она знает об этом. — Так жаль… — утыкается лбом в плечо брата.
В сознании еще осталась та эфемерная надежда, что каким-то магическим, волшебным образом все нормализуется, как в тех сказках, которые она читала в детстве. Очередной раз моргнет и бац — все хорошо. Веста не умерла; их не отлавливали военные; никто не ступал на извилистую дорожку… Никто не видел жестокости внешнего мира и не вносил свою лепту в этот цикл насилия. А Великий Герой, ее старший брат Атлас, более не имел нужды нести на себе бремя “героя”
У Атласа все иначе. В плане мыслей. Их попросту нет. Запасы исчерпаны, а сам он уже слабо осознает где находится. Глаза застилает темной пеленой, виньеткой ограничивающей зрение. Рот открывается и закрывается, словно у задыхающейся рыбы. Единственный плюс, за который он подсознательно благодарен, — угасшая в груди боль.
Ответа на раскаяния Хиру не следует, кроме как еще большего груза нависшего на ней в виде бессознательного тела брата. На мгновение ее парализует. Прислушивается, надеется на лучшее, но дыхания не слышит. Полностью статичен. И ей больно, больно морально. И настолько сильно, что дело чудом не доходит до тошноты.
Но Хиру лишь глотает слюну, чувствуя вставший в горле ком. Приходится прилагать немалые усилия, чтобы дрожащие руки начали свое медленное движение к спине, укрытой серым плащом. На долгом выдохе притягивает труп к себе, скрючивается сильнее, утыкаясь в братскую грудь. В голову начинают лезть неприятные мысли. Что она не должна была даже пытаться, ведь что того, когда она “спасала” детей Т-2 из лабораторий, что сейчас, когда пыталась остановить Атласа… Ее всегда ждали одни лишь неудачи. То Т-2 пытались вылечить, помочь им, но она все испортила. То сейчас…
Держать хладное тело единственного дорогого ей человека неприятно. А осознавать, что сама его и убила — мерзко и больно. Из глаз выступили слабые слезы, которых не было больше дюжины лет. Хиру в какой-то момент даже сомневалась, что может плакать, но это так. И прямо сейчас они впитываются в черную водолазку. Дождь так и не пошел, не скрыл собой горькие слезы линчевателя… Зато ее саму, словно крыльями, скрыл серый плащ брата.