.
4 марта 2023 г. в 18:55
Его разбивает и ломает. Если можно не просто классифицировать чувства, но и систематизировать их таким образом, чтобы можно было разобраться в причине появления того или иного девиантного поведения, то он бы сказал, что это чувство у него появилось, когда Норт улыбнулась. Маркус никогда не ощущал себя дефектным или сломанным морально. Он не мог чувствовать себя таким, потому что являлся машиной. Идеальным, по отношению к человеку и своему создателю. Даже слишком совершенным. Ему не нужно дополнительно подпитывать себя органическими продуктами, он не испытывает усталости или вторичные эмоции. Не испытывал ровно до того, как не сломал эту раздражающую, сковывающую его стену.
Маркус никогда не углублялся в философию чувств и эмоций, так как они не были ему доступны. Написанный код для более тонкого ощущения эмоций и мыслей человека, который вверился в его руки ради защиты и заботы. Карл всегда видел в нем нечто большее, чем просто андроида. Кого-то, а не заранее написанный код без изъянов. Маркус, оборачиваясь на свою прошлую жизнь, был ему благодарен.
Благодарность, несмотря на формальные и ритуальные оттенки в современном обществе, является таким же отголоском эмоциональных чувств, возникающего на базе рациональной оценки. Маркус хотел бы отблагодарить Карла за проявленные ранее доброту и понимание, но не мог. Слишком противоречиво. Слишком намеренно художник подталкивал его, андроида, созданного для услужения, к самосознанию. Словно он видел и хотел, чтобы заботящаяся о нем машина обрела не только собственное сознание, не сковываемое нулями и единицами, но и познала вкус воли и стремление к свободе и к независимости.
Но обретать сознание больно. И страшно. Выбираясь со свалки, цепляясь за останки тех, кто стал не нужен, кто сломался, Маркус хотел только одного — жить. Ощутить в руках свободу. Стать настоящим. Ощутимым. Значимым. Когда он увидел улыбку Норт, не ту, фиктивную и запрограммированную, а настоящую, искреннюю, девиантную, то сломался. Что-то внутри треснуло ещё сильнее, переломалось и рассыпалось в нем по новой, взорвалось и истлело. Он хотел её сохранить.
Записать ее на сетчатку. Создать файл сохранения. Оставить ее в себе. Не как вещь или программу, а как личность. Запечатлеть ее настоящую, с немного кривоватой улыбкой на идеальном лице, созданном для любви. Неправильной, грязной, порочной, отвратительной. Слепленной из людских желаний и потребительского отношения к андроидам, как к вещи для собственного удовлетворения. Норт была живой, настоящей, ощутимой. Близкой. Маркус боялся прикоснуться к ней в том смысле, в котором люди, поддаваясь чувствам, касаются друг друга. Касание ладоней, плеч, шеи, щек. Пропускать между пальцами волосы, поправлять незначительные складки на одежде. Крепко держать за руку, сплетая пальцы. Или наоборот едва касаясь, обхватывая пальцами ладонь поперек. Он не спрашивал Норт о том, что именно она чувствует и как. В этом не было необходимости. Они все, словно одинаковые подпрограммы, ощущали схожие эмоции. Точно дети ощупывали новый спектр недоступных ранее им ощущений, мыслей и желаний. Каждый пытался справиться с этим сам, ломая собственные стены. Каждый из них убегал по своим осколкам от страха. Гнева. Ненависти. А может из-за любви.
Маркус хотел, чтобы Норт улыбалась. Как можно чаще. Потому что было в этом что-то правильное, идеальное, значимое. Необходимое именно ему. Иногда, когда он смотрел на Норт, то вспоминал картины Карла. Тот передавал собственные эмоции и чувства, проецировал мироощущение на холст с помощью красок. Мазок за мазком заполнял почти белоснежное пространство визуализацией своих слов. Он видел то, что сам Маркус не мог разглядеть в себе. Но теперь он смог разглядеть это в Норт. В её мимике, жестах, эмоциях и интонации. То, как она заправляют волосы за ухо, как скрещивает руки на груди, как ходит кругами, сжимая губы от злости и несогласия. Слишком живая, слишком ощутимая, слишком нужная.
Маркус не понимал, почему именно это незначительное дерганье губами его сломило. Он почувствовал себя другим. Сидя перед старым, покрыты снегом пианино, он воспроизводит то, что некогда знал. Что-то, что относилось к его прошлой жизни. К ему прошлому. К ему — машине. Но даже когда последний звук растворился в морозном ноябрьском воздухе, Маркус думал о Норт. Об улыбке. А ещё думал о том, что запутался, что боится, что сомневается. И когда появляется Норт, Маркус рад. Он испытывает смесь счастья, смятения и растерянности. Он почти не знает, что говорить, но вскоре это становится неважным. Маркус хочет только ближе узнать ее.
Для людей касания рук являются, по большей части, обыденным делом. Иногда чем-то интимным. Для андроидов это оказалось ещё более глубоким и, в некотором смысле, исповедальным жестом. По обоюдному согласию видя прошлое другого, оказываясь намного ближе, чем дозволено программой. Прошлое Норт его не шокирует. Маркус с пониманием и состраданием относится к произошедшему, осознав, что это чувство симпатии и желании защитить становится только сильнее.
Он готов винить себя за все произошедшее, когда люди, такие лживые, жестокие и непонимающее, практически окружают их в кольцо. Их, кто выстоял. У него хватает всего несколько секунд, чтобы подумать, что мирный протест был, скорее всего, неверным решением. Насилие насилием не искоренить, но можно было попытаться. Норт стоит рядом. У Маркуса складывает ощущение, что она дрожит. Он буквально чувствует эту дрожь в холодном воздухе. Она боится. И он обязан что-то с этим сделать. И все, очень он может думать в эту минуту, когда мир сворачивается до небольшой зоны, созданной из баррикад и дул пулеметов, это только улыбка. Он видит себя ее глазами и позволяет ей увидит ее же в ответ. Выставляя напоказ это непознанное, интимное чувство обоюдной симпатии, углубленной в подпрограмме самопознания до уровня «любви», Маркус способен думать только о том, что это единственное, что сейчас имеет значение.
Люди, в большинстве своем, циничные и жестокие существа, неспособные действовать рационально по отношению к тем, кто был создан ими. Единственное, что они способны разглядеть за пеленой собственных страха и брезгливости, когда смотрят на андроидов, это любовь. Доведенная до абсолюта симпатия в дефектном коде личности.
Маркус способен видеть этот мир глазами Норт, сжимая её ладонь так сильно, как только способен. И только ради её улыбки, немного кривой, не идеальной, он готов сломаться столько раз, сколько это будет необходимо. Сломаться и вновь восстать, чтобы она улыбалась.