Змей и его госпожа

- Мизуки, мой драгоценный змей. Мой милый хранитель... Древний змей под личиной миловидного юноши ластился под тëплые ладони своей богини словно самый изнеженный кот. Женские руки ласково проводили по белоснежным волосам, пока сам хранитель едва ли не урчал от удовольствия, позволяя себе лишь полуприкрыть веки с пушистыми ресницами, да положить свою голову на колени богини, пальцами преследуя контуры оранмента женской юкаты. Мизуки мог бы и заснуть в таком прекрасном для себя положении, но когда он почти задремал его щеки коснулись, слегка потирая большим пальцем, отчего он едва встрепенулся, повернув голову и смотря на женщину снизу вверх с неприкрытой любовью во взгляде. - Желаете чего-то, моя госпожа? - Ммм... - богиня не торопилась с ответом, разглядывая свою змейку с мягкой улыбкой, не прекращая гладить его. - Возможно. Напомни, когда приезжает Ооямацуми? - Бог гор прибудет лишь к ночи, госпожа. Прежде чем вы спросите — да, я уже всë подготовил, саке высшего качества, место встречи и ваш наряд. Будь Мизуки сейчас в личине змея, то весь бы уже извился от столь страстного желания угодить. Ведь каждый раз он ожидает лишь одного... - Умница, - с теплотой тянет богиня гладя его по щеке, поднимая его голову за подбородок. - Самый замечательный змей, проделал такую хорошую работу точно в срок. Меньшего от тебя и не ожидалось, мой драгоценный мальчик. - Мизуки с жадностью хватал каждое слово, не способный скрыть довольную улыбку. - Тогда у меня встречный вопрос: чего же желаешь ты? - Я не желаю ничего кроме исполнения Вашей воли, госпожа. Видеть Вашу улыбку и Ваше довольство уже лучшая награда для меня. - без тени сомнения вымолвил Мизуки. - Вот значит как... - задумчиво протянула женщина и спустя пару секунд слабо хлопнула Мизуки по щеке пару раз призывая встать. Лицо еë сделалось непроницаемым и хранитель не был до конца уверен что она собиралась делать дальше, но он покорно выпрямился вслед за женщиной. И тени сомнения не отразилось на его лице, когда женские руки легли на его талию, лишь привычная улыбка стала чуть шире от сладкого момента осознания. - Раз уж так, Мизуки, то у тебя есть прекрасный шанс сделать меня довольной, - голос богини, снизошëл до шëпота, а еë руки медленно передвигались с талии вверх, по груди, что уже начала тяжело вздыматься от участившегося дыхания. - Очень довольной.. Разумеется если ты хорошо постараешься. Ты ведь постараешься, мальчик мой? Мизуки задрожал когда тихие слова обожгли ухо. Он прикрыл глаза и закусил губу, его пальцы сжались на ткани одеяния рефлекторно, то было желание обвиться вокруг женщины. - Да, госпожа. Богиня улыбнулась довольствующе, притягивая хранителя ближе и ласково целуя его. *** Оголëнная ножка маняще раскачивается в воздухе, когда женщина опирается руками о столик на котором восседала. Она выглядит слегка взлохмаченной, изящная причëска немного спуталась, расписное оби осталось забыто на полу чуть поодаль, а без него лëгкая юката распахнулась, оголяя идеальное нежное тело Богини. Однако юноша, стоящий перед ней на коленях, представлял куда более чувственную картину, хоть и оставался одет и почти нетронут. О, он так забавно стоял перед ней, сжимая в ладонях собственное кимоно. Женщина даже со своего места видела как под всеми слоями бесполезной ткани от желания выпирают два истекающих жарких столба - и всë же он не делал ничего без Еë приказа. Он всегда ждал еë слов, чтобы жадно подхватить их, даже в такой ситуации как сейчас, когда слова излишни. Божество поддевает его под подбородок ступнëй, заставляя приподнять голову и он с придыханием следует за этим жестом, смотря на неë голодно из полуприкрытых пушистых ресниц. - И чего ты ждëшь, драгоценный? Ластись. Убеди меня позволить тебе большее. Не было нужды в приказе. Не было нужды в этом фарсе, в этом представлении на двоих - Мизуки подчинился бы ей даже если бы она сразу толкнула его спиной на пол и вобрала бы в себя его мужское начало. Но это было слишком просто. Для Мизуки и, чего врать, для его госпожи тоже. Мизуки был змеем от рождения - маленькой белой змейкой, что и мог только пресмыкаться, виться влюблëнно в ногах своей госпожи, да стрелять ядом во всех кто впал в еë немилость. Он был всецело предан только ей одной и для него действительно не было большего счастья как быть ей угодным. Ложью было бы сказать, что это не выглядело горячо и заманчиво, чтобы отказывать ему в этом. Женскую ступню у подбородка ласково и легко подхватывают руки, что ещë мгновением раньше с силой сжимали ткань, оставляя на ней дыры от когтей - совершенно непозволительно для хранителя так портить своë одеяние, но это он исправит потом - и опускают ниже, но лишь для того чтобы склонить перед Своей Богиней голову, словно в молитве, и поцеловать подъëм стопы. Мягкими поцелуями Мизуки неторопливо продвигался выше, через раз касаясь бархатной кожи кончиками раздвоенного языка. Он задыхался, от еë вкуса, от еë запаха, от тесных пут приказа, что сдавили даже не сердце, а саму душу. А ему всë мало, он желает большего. Безропотно он следует дальше, когда мягкие бëдра раздвигаются в стороны перед его лицом, позволяя касаться губами внутренней части. Единственный звук что он издаëт за последние несколько минут - это заглушенное мычание, когда в белых волосах вновь теряется рука его госпожи, но вместо ласковых поглаживаний она сжимает светлые пряди и заставляет уткнуться в еë лоно. Учащëнное дыхание госпожи - всë равно что песня. Сладкие соки оседающие на языке приятным послевкусием - всë равно что нектар. Богиня не видит, но явственно представляет расширенные зрачки Еë змея, что наверняка заполнили радужку и- О, боги, она хочет это видеть. - Смотри на меня, - с придыханием просит она, для верности слабо дëрнув за волосы и уже у неë сбивается дыхание когда она видит как чернота огромного зрачка почти целиком поглотила радужку, оставив лишь изумрудную каëмку. - Вот так, смотри только на меня, не смей отводить взгляд, не смей... «Не посмею.» теряется в пошлых, вульгарных лакающих звуках. Мизуки предпочитал не размениваться на слова, с лихой отдачей лаская еë - его изворотливый язык умело щекотал чувствительный кусочек плоти, от которого тело богини судорожно сокращалось, стоило лишь усилить напор и удачно надавить. Казалось он даже не моргал, вкушая не только еë природную, столь щедро предлагаемую сладость, но и вид еë удовольствия. Как еë лицо корчилось в накатывающей истоме, как еë губы выгибались в немом стоне и всë же - всë же! - не произносили ни звука, кроме дыхания. Он знал что стоны тоже надо заслужить. - Хочу твой язык... Внутри. Давай же, дай мне это. - произносила божество, прижимая юношу ближе, ногами давя на плечи и спину. И еë голос наконец то скаканул в сладостном первом стоне, стоило нечеловечески длинному языку в мгновение наполнить еë, оставить щекотливое чувство внутри, и сразу же выскользнуть, чтобы повторять это движение вновь и вновь. - Умница... Какой ты... А-ах... Талантливый милый... Змей... Ты... Мммх... Сокровище... Ах-а... - хранитель весь извëлся, мельтеша там же где и сидел, не находя себе места от неуëмного желания притереться. Хотелось ласки, но стоило потянуть свободные руки вниз, как этот жест не остался незамеченным. Его голову сжали бëдрами и он бы задохнулся, не будь он хранителем, от того холода, что нежданно охватил голос госпожи. - Не касайся себя. Твоë семя только для меня. Он замычал в нежные складки и не ясно сколько в этом было от слов подчинения, а сколько от стона. *** Разноцветная женская юката свисала с столика, норовя упасть на пол, на котором уже остались позабыты хакама. Мизуки честно упустил из виду когда успел выпутаться из штанов и списал это на божественное провидение, а потом и вовсе не думал больше об этом, когда оказался спиной вжат в деревянный пол, а его бëдра ощутили на себе весь вес божественного существа. Хранитель весь издëргался и истаскался по полу, насколько мог в своëм положении, когда тонкие тëплые пальчики поочерëдно касались изголодавшейся по касаниям плоти. Вился буквально словно уж на сковородке и едва не заплакал от невозможности получить вожделенное освобождение. Запрет. - Ты так мило поддаëшься стенаниям, что у меня есть соблазн продолжать так всю ночь. - посмеивается женщина и, к сожалению для себя, Мизуки уже не в том положении чтобы уловить слабеющие интонации госпожи. Она сама на взводе и ей тоже не хочется слишком затягивать. Но глаза Мизуки всë равно позорно застилают слезинки, что мелкими кристалликами скатываются с щëк, почти поблескивая от света приглушëнных ламп. - Госпожа... Молю Вас, госпожа!.. Я хочу... Хочу... Он даже сказать не может, не способен собраться с мыслями. Но него без слов понимают, какие уж тут слова, когда он поддаëтся к ней всем своим телом. - Чшш, ты всë получишь... Когда я решу дать тебе это. И после этих слов змей заскулил подобно щенку, но точно не змею, когтями оставляя борозды в деревянных досках пола. Очередной запрет, он не мог даже пальцем тронуть еë без дозволения. И он страдал от этого факта так же сильно как и наслаждался. Он желал чтобы иллюзорные путы стали вполне реальными, чтобы помимо приказа Его Богини на него давили вполне физические металлические цепи, он желал чтобы его госпожа, его любовь, его смысл жизни сковала его и заставила рыдать, заставила выпрашивать, выклянчивать право приласкать еë вновь. Он желал чтобы она смилостивилась над ним и наконец помогла ему с болезненным возбуждением. Он желал чтобы его приласкали, обогрели, облюбили и дали потом вновь уснуть на еë коленях. Он желал всего и сразу, но получит лишь то что пожелает госпожа. И разумеется останется рад чтобы она ни решила. Совместный стон в одно мгновение наполнил комнату - один плавный, сладострастный, полный наслаждения, а второй резкий, от неожиданности, переходящий на шипение. Мизуки сделал единственное что ему было позволительно - поддался вверх, одновременно и погружаясь глубже, и притираясь теснее, отчего сверху раздался новый, ещë более довольный стон. Забавно, а ведь в первый раз Мизуки сильно переживал и боялся, что змеиная природа будет скорее отторгать его возлюбленную госпожу. А в итоге та видела в этом лишь плюсы и Мизуки был рад никогда не оспаривать это еë мнение по поводу него. - Хороший... - шепчет женщина, будто бы в полубреду, упираясь ладонями в его грудь и двигая одними лишь бëдрами, желая лишь разрядки. - Такой хороший... Мой змей, мой, аах-а, мой мальчик... Ммх-а! Мой хранитель, т-такой замечательный... Ах-х... Вот так, двигай бëдрами, да... Так приятно, мгх... Умница... Она нависала над ним закрыв глаза, отдаваясь ощущениям тела и Мизуки было хотел просить о том, чтобы и она смотрела на него, но едва открыл рот, как поперхнулся в стоне и утробно зашипел, стоило ощутить как его второе достоинство сжимают в руке растирая избыток смазки по стволу. Это было выше его сил. - Г-госпожа! - закричал хранитель. - Молю, молю, мол- ахх-ха!- м-молю, молю вас, я больше н-не могу, я не могу, молю вас,- МХ-Х! П-ПРОШУ!.. Он плакал, плакал от неудовлетворëнности, от слабости, от чужой власти над собой. От этого захлëбывался в экстазе словно в криках. И задрожал всем телом, когда женщина склонилась к самому его лицу и прошептала одну единственную фразу: - Возьми меня. Следующее было даже не движение - истинно змеиная хватка, даром что клыками не впился. Вместо этого он вцепился обеими ладонями в оголëнный таз божества и с упоением бесстыдно вколачивался внутрь, в желанную влажную глубь, что плотно обхватывала его, и в то же время толкаясь в тëплую нежную, но уже липкую ладонь. Он не стеснялся ни звуков что производили их тела, ни тех всхлипов, что исходили от него лично. Он лишь зажмурился когда ощутил приближение долгожданной концовки и замер, вплотную врезавшись бëдрами в бëдра, окрашивая внутренности и живот своей госпожи белëсыми каплями. Он тяжело дышит, постепенно расслабляясь, но всë ещë прижимая женщину к себе, не давая ей слезть. А та и не планирует. Богиня полностью расслабляется, ложась на своего хранителя, чувствуя как под животом мокро, горячо и всë пульсирует - но пока что это всë ощущается приятно. Она лениво тянется и целует хранителя в подбородок, в челюсть, щëку и наконец в губы, что даже почти не шевелятся от отсутствия сил. - Я постарался, госпожа? - тихо спрашивает Мизуки, приоткрывая глаза - уже вполне обыкновенные, с различимой привычной зелëной радужкой. - Более чем... Но, ах... Теперь нужно снова мыться... Змей почти сонно мычит, недовольный этой перспективой, но без сомнения уже об этом подумавший. И всë же он тихо предлагает. - Я помогу потереть вам спинку... И промыть как следует волосы... И заплести их после... Женщина улыбается. - Полегче, мой милый хранитель. Отдохни, что-же я буду за богиня если так загоняю тебя? - Но я не устал. - протестует юноша, но по нему слишком видно, что он без сил. - Я могу... Если Вы прикажете... - Тише, Мизуки, тише. Тебе правда лучше отдохнуть, ты отлично сегодня поработал. И это не приказ, это наставление. Просьба, если угодно. Она всë же поднимается, чувствуя как вслед за движением его семя покидает тело и пачкает его. - Хотя... Тебе бы тоже помыться, но... - она смотрит на него, а Мизуки разморëнный и уставший почти спит. Женщина почти удивляется такой отходчивости, но лишь качает головой, улыбаясь. - Это подождёт. Немного.