На свете не было места ужаснее, чем Освенцим. И, если у человечества до сих пор нет лекарств от смертельных болезней, если оно не освоило космос, то это только потому что все гении, которые должны были сделать это погибли за проволокой лагеря Освенцим (Аушвиц)
Из воспоминаний Хелены Цитровны
Мне грозила смерть, как и всем в этом лагере. Но в один день всё переменилось. Меня пригласили спеть для одного немца, у которого было день рождение. Я очень не хотела этого, но мне пригрозили и я сдалась. Меня позвали на импровизированную сцену и сказали петь немецкую песню, тогда я не могла сдержать слёзы, мои руки тряслись от страха и бессилия. Никто не говорил ни слова во время песни. На последних словах я упала на колени и моё лицо искозилось в немом крике, мне казалось, я схожу с ума. Тогда я услышала тихий голос именинника и подняла глаза. Он попросил меня спеть ещё раз. Не пригрозил, не потребовал, а просто попросил. В его глазах не было злобы и оскала, характерного для офицеров СС. Я спела ему снова, а он смотрел на меня и не замечал никого вокруг. На следующий день он пришёл в казарму, в которой я перебирала вещи: хорошие отправлялись прямиком в Берлин для фронтовиков. Тогда он не сказал ни слова, но подбросил мне записку с признанием в любви. Я тут же порвала её и сожгла. Я сторонилась его, просила прекратить писать мне письма, я умоляла его на коленях! Если бы кто-то прознал об этом, нас бы тут же расстреляли. Мне казалось, что он пытается проверить меня, что на самом деле я для него ничего не значу, что он, как и все остальные, пожелает убить меня, если я буду не в том месте не в то время. Но в один день я узнала, что мою сестру и двух её детей собираются вести в газовую камеру. Я выбежала из казармы и не знала, что мне делать. Босая в дождь я побежала в сторону камер, но Вунш побежал за мной. Впереди были солдаты в форме, мне казалось, что это конец, что меня сейчас же пристрелят, а мою сестру с племянниками удушат в камере смерти. Вунш схватил меня за волосы и начал бить крича, что я должна вернуться к работе, солдаты, стоявшие впереди, решили оставить меня ему. Он потащил меня к казармам и шептал извинения за то что он сделал, потому что не мог тогда поступить иначе. Я сказала ему, что в душегубке моя сестра и дети, он обещал вытащить их. Франц спас мою сестру Розу, однако детей спасти не удалось. Но тогда я была благодарна ему и за это. Он спас её и в очередной раз спас меня. В 45-м лагерь начали эвакуировать. Война закончилась. Я провела в Освенциме долгие 3 года. Люди не могли прожить там и месяца, но благодаря Вуншу, я выжила... Наша последняя встреча была в бараке. Он целовал мои руки и говорил, что никогда не забудет меня, просил беречь себя. Он спас меня и мою сестру. В 1972 я уже должна была спасти его. Я получила письмо от женщины, в котором она писала, что знает про нас с Вуншем и знает то, как сильно он любил меня, просила, если это хоть что-то значит для меня, помочь ему на суде, так как ему грозит смерть и только я могу помочь. В конверте лежала моя фотография, которую Вунш сделал ещё в лагере. По моему виду было сложно сказать, что я провела годы в Освенциме: я не была болезненно тощей, волосы мои обрамляди прямой лоб, а на лице играла улыбка, и всё это на фоне казарм с узниками. Как оказалось писала мне его жена и она просила у меня помощи, а фотографию Вунш хранил все эти годы. Я жила тогда в Израиле и мне стали угрожать, запретили ехать на суд над Францем, ведь он враг и это немыслимо, но я всё равно поехала в Вену на суд вместе с сестрой. Я рассказала тогда обо всём, и о том как он спас меня, и о том, как он спас мою сестру, но мне пришлось рассказать и о его работе в лагере смерти. Я была обязана ему жизнью и должна была сделать всё, чтобы его жизнь тоже сохранилась. Франца оправдали. Его жена благодарила меня со слезами на глазах после выхода из зала суда. Это была наша последняя встреча. В своё время мы спасли друг друга и больше никогда не встречались.