Исполненное желание

      Свежий ветерок приносил долгожданную прохладу. Словно любящий отец, ласкал сочную зелень барбариса с неспелыми ещё мелкими ягодами. Мягко похлопывал по плечам, в невидимой поддержке разделяя неспешный летний вечер.       Многочисленные складки на неизменной рубашке с гавайским принтом сжались, потянулись вслед движению мужской руки, и через мгновение в воздух взвилось облачко пыли. Хэнк отряхнул руки и устало присел на небольшую сбитую из досок лавочку. Деревянные перекладины слегка надавили на спину, и он окончательно расслабился, вытянув ноги.       — Садись, — хрипло выдохнул и устремил взгляд вниз — сквозь марево, дребезжащее далеко над шоссе. С вершины покатого холма виднелись отблески Детройта, шумного, яркого… и такого далёкого сейчас. Старый кадиллак одиноко примостился около железных кованых ворот — дальше пришлось идти.       Справа послышалось нерешительное шуршание, едва уловимое человеческим слухом. И будь сейчас Хэнк где-то там — в шуме городского хаоса — вряд ли бы вообще услышал тихий шелест.       Через секунду лавочка сбоку прогнулась. Посторонние звуки постепенно угасли, и водворилась успокаивающая тишина.       — Хорошо здесь, — Хэнк вдохнул полной грудью и раскинул руки на спинку лавочки. — Совсем не пахнет городом.       — Городом? — тихий голос рядом растворился во всколыхнувшемся порыве ветерка.       — Городом… — Хэнк посмаковал слово, задумчиво перекатил каждую его букву на языке. — Дорожной пылью, растёкшимся машинным маслом, искусственным кофе из автоматов, ночными вызовами в очередной притон, грязными матрасами, на которых вынуждены спать бездомные, — воздух в груди закончился, и голос сменился тяжёлым вздохом. — Городом, Коннор.       Сбоку понимающе кивнули.       Где-то далеко залаял пёс, спугнув стайку капризных скворцов. Треснула ветка, и послышалось пугливое мельтешение: оранжевым мазком прошмыгнула белка — с любопытством замерла, взглянув на редких гостей, и юркнула в дупло.       Короткая трель по-хулигански разрезала тишину и тут же отсеклась высоким звонким росчерком.       — Здесь спокойно и… душевно? — Коннор удивлённо замер.       — Да-а, — Хэнк выдохнул и прикрыл глаза. — Душевно, ты прав. А я ведь здесь не был три года, представляешь? Всё откладывал и откладывал, находил тысячу и одну причину: то усталость, то сверхурочные, то машина в ремонте. Машина, Коннор! Да если б действительно хотел, я бы сюда пешком пришёл, понимаешь?! Сколько там: семь километров, десять?       — Четырнадцать. И сто двадцать метров, — на автомате выдал Коннор, прислушиваясь к звукам природы.       Трель повторилась вновь. И вновь.       — Пришёл бы, — Хэнк уверенно выдохнул и потянулся к карману джинсов.       — Что изменилось? Вы решились только сейчас.       — У меня в гараже есть морозильник. Старый совсем. Даже не помню, зачем вообще его покупал: я и дома-то практически не бываю. М-да, — он задумчиво уставился на алые полосы заката. — Но до сих пор работает! Представляешь?!       — Удачная покупка? — Коннор проследил взглядом линию горизонта и обернулся к Хэнку.       — Да. Но речь не о ней, — Хэнк вынул из кармана руку с зажатой в ней фотографией.       Последний солнечный луч мазнул по глянцевой поверхности и исчез за горизонтом. Полароидный снимок. Редкость в век стремительно развивающихся технологий.       — Снеговик?       — Когда Коулу было шесть, ему в голову пришла мысль. Помню, как сейчас, эти светящиеся от восторга глаза и мой ступор! Сказал: «Папа! А давай покажем снеговику лето!» Разве я мог отказать? — спокойная улыбка коснулась губ, смягчила черты лица и отобразилась в морщинах вокруг глаз.       — Оу, это неожиданно.       — Ага. Так вот. Этот снеговик живёт в морозильнике уже три года. И только сейчас я наконец набрался смелости и показал ему лето. Сделал снимок на память, — морщины стали глубже, впитывая в себя скатившуюся влагу.       — Хэнк…       — Спасибо тебе, Коннор! Что был рядом, вытащил из ямы, в которую я бесконечно падал и падал. Спасибо, что я наконец собрался с духом и решился… прийти сюда… — Хэнк поспешно вытер глаза и достал из кармана фломастер. — Он любил синий цвет.       Дрожащей от волнения рукой вывел под снимком одно-единственное слово и грузно встал.       На могильную плиту плавно опустилась фотография: летнее солнце и утопающий в зелени снеговик с глазками-угольками и морковным носом.       И расплывшаяся надпись под ним:       «Коулу».