я твой единственный

— Кем ты работаешь? — девушка с него глаз не сводит. Минхо пошел на очередное свидание вслепую. Все, чтобы только не пересекаться постоянно на лестничной площадке. Заночевать на другом конце города, в шесть тридцать вызвать такси к офису, там сменить рубашку и продолжать делать вид, что все отлично. Она красивая, очень. Может быть, даже именно так, как Минхо и любит. Но ему сложно сказать прямо сейчас. Она в милом платье, а на плечах легкая кофточка, потому что на улице ранняя осень. Волосы длинные и каштановые, а Минхо больше нравятся короткие и платиновые. «Надо забыть слово платиновый, хотя бы в этот вечер» — мысли витают вокруг ответа на вопрос, который его спутница задала несколько минут назад. — Да, просто работа в офисе, ничего интересного. Бумажки, звонки, отчеты. Скука смертная. А ты? — Они недавно заказали еду и теперь ждут, стараясь сгладить неловкость глупыми вопросами. — В анкете ты писала, что занимаешься искусством, но ничего конкретного. — Я — режиссер, — она издает тихий смешок после этого, а Минхо никак решить не может, понравилось ли ему. — Мы снимаем фильмы, пока короткометражные, но в следующем году уже займемся чем-то более масштабным. — Поделишься со мной? Мне нравится независимое кино, — Минхо старается улыбаться шире и не отбивать пяткой по полу, но раздражение все больше и больше накатывает, с каждым входящим сообщением на телефон. — Извини, мне нужно ответить, это, скорее всего, по работе. Он уходит в уборную, и, прежде чем достать телефон из брюк, умывается холодной водой, на секунду задерживая руки на лице, лишь бы очередной вдох не запустить внутрь. Сообщений на телефоне уже больше десяти, но рабочий чат молчит еще с обеда. Это все от абонента под именем «Сраный сосед». — Я думал, хотя бы в эту пятницу ты уделишь мне время, Ли Минхо. — Ау, ты уснул там? — Я знаю, что ты еще не вернулся с работы. — Ты где, мне скучно. — Я так соскучился по тебе, Ли Минхо. — Приходи поскорее. — Я даю тебе час, а потом позвоню кому-нибудь другому. — Ли Минхо, ну ответь мне. — Я не прощу тебя, даже если ты скажешь, что работал сверхурочно. Последнее сообщение содержало одно лишь слово и 3 прикрепленные фотографии. И Минхо был на двести пятьдесят процентов уверен, что ангел на его плече давно сдался и приготовил гильотину. А дьявол только наблюдал. Пришлось спрятаться в одну из кабинок, потому что Минхо боялся, что кто-нибудь увидит, как он рассматривает фотографии полуголого парня в своем телефоне. Чтоб тот провалился. Сосед не скромничал, показал сначала ключицы и шею, Минхо заметил, что тот совсем без майки. Потом грудь и плоский живот. И в заключении худые бедра, на которых были лишь шорты. Чужие шорты. Шорты, которые Минхо потерял пару месяцев назад, а они были самые любимые. Он хотел сначала ответить как-нибудь колко и ядовито, пристыдить за такой поступок и сказать, что не приедет сегодня. Но знал, что это неправда, поэтому оставил сообщения прочитанными, но без ответа. — Извини, что задержался, это действительно с работы. На чем мы остановились? Они так проболтали еще час или полтора, а Минхо заметил только то, что соус к рыбе идеальный, а вино вяжет во рту недостаточно сильно. На часах показывало уже почти одиннадцать, а это значит, что надо поскорее заканчивать, если хочет успеть в чужую квартиру. Поэтому он вызвал такси слишком быстро, в дороге молчал, а после того, как проводил ее до подъезда, назвал таксисту другой адрес. Поэтому отбивал по сиденью пальцами ритм своего пульса, считая это «уже нервным тиком». Поэтому раз пять позвонил в чужую квартиру, хотя были ключи от двери позади. Замок щелкает, путь свободен, а на пороге перед ним стоит Хенджин. В одном огромном вязаном кардигане и шортах. В. Одном. Кардигане. И. Шортах. Улыбается, потому что в эту пятницу опять выиграл. Он каждую пятницу выигрывал, заставляя Минхо срываться из любой точки города, оставлять деньги за столик и вопросы без ответа у очередного свидания вслепую. — Такой хороший верный песик, — Хенджин тянет за воротник внутрь, закрывая за ними дверь. В квартире темно, из света только лампа на полу в гостиной. В этой чертовой гостиной, которую Минхо знает лучше, чем свою. Ночует здесь регулярно. На столе бокалы, какие-то папки, вырезки, свежие выпуски журналов, наброски. Если Минхо сбегает с работы, лишь успевает стрелка показать восемнадцать ноль-ноль, Хенджин всегда с работой. Даже в постели зарыты новые статьи и фотографии для первой полосы издания, в котором он работает. — Ты же сам пригласил, — Минхо пытается сосчитать, сколько его сосед уже выпил. — А ты прибежал, хотя был явно занят, — Хван достает второй стакан, чтобы угостить его. Протягивает к лицу, но взять в руки не позволяет, ближе к губам, а потом шепчет, чтобы Лино пил с его рук. И тот без капризов выпивает до последней капли, оставляя во рту маленький осколок льда. Пока Хенджин, убирает стакан в сторону, забирается на его колени, Минхо чертям молится, лишь бы не сорваться и в эту пятницу. Потому что он может остановиться. Потому что не считается, если он вот так посреди ночи приехал к нему. Не считается, если он свое свидание сорвал ради него. Не считается, что, как только порог переступил, вручил поводок в чужие руки. Но если он останется дольше, чем следует, остановиться уже не получится ни у кого. — Минхо, Минхо, Минхо, — Хван шепчет его имя сладко, словно утешить пытается, пока расстегивает идеально выглаженную рубашку, как будто не специально касаясь горячей груди холодными пальцами. — Опять ходил на свидание? — Ты что, детектива нанял, чтобы знать, когда я с другими встречаюсь? — Лино сидел неподвижно, только бы лишний раз бедра не сокращались. — Еще и с девушкой, Минхо. С каких пор таким смелым стал? — А что не так со свиданиями с девушками? — Не смеши, ты с противоположным полом разговариваешь если есть угроза твоей жизни, какие свидания? — Хенджин сводит колени, чтобы сделать больно, специально. — Ты с университета дрочишь только на мои фотки, так зачем каждую пятницу выбираешь себе пару в приложении для свиданий, если я живу напротив? — Ты отказывался, — Минхо, как полноправный хозяин, кладет руки на поясницу и прижимает ближе к себе, чтобы голой кожей торса соприкасаться. Хенджин слишком громко вздыхает, раскрывая глаза то ли от удивления, то ли от внезапного контраста чужого горячего по-домашнему тела и его холодного осеннего. Растягивает улыбку и в зрачки напротив устремляется. — Ты зовешь меня на свидание? Самое настоящее? — будто хитрый лис, забирается зубами поглубже в тушку зайца. — Миллион раз, но ты каждое приглашение отвергал, — Минхо тянется для поцелуя, потому что лед во рту держать уже невозможно, хочет поделиться. Но губы от него ускользают. Решает проучить и выплевывает холодный кубик прямо на ложбинку между плечом и ключицей. Насколько опасной будет сегодняшняя игра? Он чувствует мурашки в области позвонков и улыбается в ответ. — Если я правильно помню, приглашения от тебя поступали только после того, как мы трахались, — Хенджин обиженно дует губы, но целует в щеку, хотя только для того, чтобы потом на ухо прошептать. — Пригласи нормально. Минхо больше говорить не хочет. Чужая одежда срывается, его рубашка тоже, оказываются где-то за пределами этого идиотского дивана, тесного для двоих, даже если на коленях. Он руки заламывает Хвану за спину, удерживая пальцами, а второй стремится к горлу. Как у маленькой куропатки, перья дыбом, а глаза дрожат от страха. Они словно в битве сражаются, каждый хочет друг от друга кусочек побольше откусить. Хенджин слишком сильно бедра сжимает, от чего возбуждение болезненно прижимается к кромке ремня. Лино руки сильнее стягивает, так, чтобы поясница прогнулась, и стон из груди вырвался. — Слишком много на себя берешь, Ли Минхо, — Хенджин радуется, потому что пока он победитель — старший весь краснеет и с испариной на лбу, от того что в штанах зудит. — Твоя задница и есть «слишком много», — Минхо решает воспользоваться его молчаливым ликованием и успешно завершает миссию по долгожданным поцелуям. Прижать к себе легче простого, прикоснуться к губам, один раз, второй, на третий, слегка укусить одну, чтобы не забывался больше. А потом использовать язык, но, очевидно, не так, как от него ожидают. Он буквально облизывает его, начиная от грудины, там где за ребрами бьется маленькое сердечко, вверх, вылизывая мокрую дорожку от растаявшего льда, выше и выше, пока не добирается до шеи. — Я убью тебя, если останется хоть один засос, — Хенджин дрожит, но с упреками лезет, лишь бы раззадорить. — Просто наденешь водолазку, на улице уже конец сентября, — Минхо и не думал слушать его, он слишком сильно хочет оставить на коже воспоминание до следующей пятницы. Укусы, метки, поцелуи и мокрые от слюны сантиметры кожи смешиваются в голове Хенджина, заставляя забыть, что он все еще в оковах и на цепи. Но, чтобы выжить, нужно бороться. Тогда он решает пойти с козырей. Двигается ближе, еще ближе, пока не слышит где-то возле своих лопаток звериный рык. Теперь они вместе страдают в вакууме вожделения, из-за которого нервные окончания сгорают полностью и безвозвратно. — Из-за тебя, весь вечер в ресторане с той девушкой, я только и думал, как скрыть стояк в штанах, так что терпи, — Минхо не будет жалеть, ему хочется отомстить. — Вроде уже взрослый мальчик, а ведешь себя так плохо. — У тебя встал на полуголые фотографии твоего соседа, и это я еще тут плохой? — Хенджин фыркает и смеется, знает, как посильнее разозлить. Пытается, очень старательно пытается сказать что-то еще, но его затыкают ладонью. Рука ложиться на лицо так, что даже через нос дышать получается с трудом. Главное выжить, а подколоть старшего он еще успеет. Минхо впервые за последние полчаса смотрит в глаза и пугается. Там такая чернота, что он удивлен, как Хенджин еще может разговаривать. Что ему нравилось в младшем, так это его способность, одним выражением лица показать свое нутро. Особенно, когда хочет. Очень сильно хочет. — Просто скажи мне, что тебе нужно, я сделаю все, что пожелаешь, — Минхо отпускает его руки, парень тут же обнимает, крепче прижимаясь, а голову пряча в изгиб шеи. Хенджин пальцами тянется к чужому ремню и своим шортам, не то чтобы у него не получалось, но Минхо справляется лучше, быстро со всем расправляясь. Младший лезет с поцелуями и стонами, опьяняя Лино сильнее чем предыдущий коньяк какой-то там выдержки. Они вдвоем превращаются в сплетение рук, ног и языков. — Используй свои слова, иначе, я помочь тебе не смогу, — Минхо за плечи его от себя оттягивает и улыбается так, чтобы Хенджин хотя бы всхлипывать начал. — Я хочу тебя у себя во рту, — Хван уже избавился от всех эмоций и совести, оставляя во внутренностях только «возбуждение». — Тогда бери все, что хочешь, — Минхо его толкает прямо в грудь, не заботясь о приземлении, даже если знает, что на полу все еще лежит ремень с холодной и дорогой пряжкой. Но Хенджин не замечает, он ничего сейчас не замечает, кроме того, что все его тело горит, как и тело соседа, который сейчас голый на его очень красивом диване. Начинает с голени, осыпая поцелуями и укусами, пока руки спешат вперед, сжимая бедра между пальцев, до ответных шлепков по костяшкам. Он все ближе и ближе к своей цели, радуется, когда Минхо разводит колени больше, чтобы было удобнее. Старший словно пьяный, смотрит сквозь длинные ресницы, улыбается так по-глупому, гладит то по волосам, то по подбородку и что-то нашептывает. Но Хенджин не слышит, он концентрирует все рецепторы на языке, предвкушая очередной запоминающийся вечер пятницы. Они делят атомы кислорода на двоих, издавая слишком горячие звуки, похожие больше не на наслаждение, а на смертельную агонию. Минхо его изнутри вылизывает, смешивая слюну и алкоголь, так чтобы Хенджин не трезвел. Он его из болота вытягивает, покрепче завязывая узлы вокруг лопаток. Хенджин не терпит, в отличии от старшего, поэтому отпихивает, на свои дорогие подушки. Касается грудных мышц, к которым зависимость сильнее, чем от кофеина. Не гладит, а стирает их до болезненных ссадин, чтобы потом еще короткими ногтями пройтись. Вызвать шипение, потому что Лино по природе своей змей-искуситель. Опускается ниже, зацеловывая всего, он скучал по тому, какой Минхо на вкус, даже если прошла всего неделя. То тут, то там губами мажет, оставляя влажные следы, пока не торопится перейти к главному призу. А Минхо весь теряется, он не знает, были ли в их игре роли изначально. Оба были главными, оба были рабами и хозяевами. Оба хотели уничтожить и быть отвергнутыми. Оба хотели вернуться в пятницу после одиннадцати и воскресить. Хенджин срывается первым, хотя чужие руки все еще крепко держат за плечи. Опускается и погружает его в свой рот, как и хотел с самого начала. Жадно вылизывает, не заботится о своем дыхании, о том, что челюсть будет болеть еще пару часов. Он старается, очень сильно, потому что думает, что языком может выбить из соседа мысли о свиданиях с другими. А Минхо придумывает в своей голове новое правило, но оглашать его не собирается ни за что. Он хочет совсем чуть-чуть заставить Хенджина сомневаться в реальности. Совсем чуть-чуть сломать его в эту пятницу тоже. Побудить продать свою душу. Минхо молчит, просто смотрит, улыбается и молчит. Ни вздоха, ни стона, ничего. Даже когда голова младшего до основания опускается, когда он самое чувствительное место вылизывает, когда вибрация проходит через пах, от того, что Хенджин рычит, прикасаясь к себе. Он хочет сказать, хочет похвалить, поддержать, сообщить, что у младшего лучший язык во всем мире, но не может. Комплекс перфекциониста не позволяет занять второе место, даже если соревнование — секс. Он для себя решил, что сдержит каждый звук, пока не увидит чужие слезы. Это финишная прямая. И ждать приходится недолго, Хенджин на пределе, то ли на свои собственные руки слишком часто отвлекался, то ли обидно стало, что не был сегодня так хорош. Он всхлипывал с набитым ртом, а Минхо все ярче улыбался, поднимая за талию и усаживая сверху. — Давай я тебе помогу, — Лино обхватывает двоих, сжимая покрепче, а второй рукой смахивает слезы с красных щек. — Ты потрясающий. Он, наконец, разговаривает, и Хенджин не может перестать улыбаться. Он бы с радостью довел старшего до предела языком, потом высасывая до последней капли, но теперь даже думать как следует не может. Они трутся друг об друга, сжимаются, сокращаются, пальцы давят все сильнее и сильнее, у Минхо опыта за плечами с гору. Кончают вместе, когда на электронных часах уже полпервого. Наступила суббота. Лино ложится на диван, выбросив все эти подушки, которые уже бесят, укладывает Хвана сверху, заключая в объятия, чтобы тот отдышался и не упал на пол. — Сколько мне надо подождать после оргазма, чтобы приглашение на свидание звучало нормально? — Минхо очень сильно надеется, что его глупую улыбку в темноте не видно. — Я могу только в следующую пятницу, — Хенджин уже почти засыпает, когда отвечает. — Хорошо, я зайду в восемь.