Я приду, когда зацветёт весна

Шарапов не помнил, как прошла его первая зима в МУРе. В памяти осело лишь какое-то месиво из суеты, бумажной волокиты, выстрелов и приказов, которые отдавал голос, бывший некогда самым родным... Каждую ночь Володя падал на кровать и засыпал быстрее, чем успевал обдумать всё, что произошло с ним за день. Он работал, ел, спал. Как-то существовал. А в начале марта вдруг вернулся Глеб. Без объяснения, извинений и сцен. Просто переступил воскресным утром через порог комнаты с ещё тёплой буханкой в руках - видимо, соседские дети опять забыли запереть входную дверь. Весь вид его выражал категоричное "погуляли - и хватит". И Шарапова, если честно, это полностью устраивало. Да и зачем разговоры, когда можно просто отломать хрустящую горбушку и впиться в неё зубами. Жеглов выглядел сонным. Видимо, решил за ночь разобраться с накопившимися документами по текущему делу. Раздевшись, как обычно, до майки, он не сразу понял, что дивана нет. - Шуркин муж папиросой прожёг, - с виноватым вздохом проинформировал Шарапов. - Она его выгнала, а я думал, что он проспится у меня и... Не докончив фразу, Володя откинул одеяло рядом с собой, вжимаясь в стенку. Два раза приглашать уставшего Жеглова было не нужно, и пружины скрипнули под тяжестью второго тела. И только тогда Володя, опьянённый его теплом и запахом, осознал, что вместе с Жегловым вернулась и сама жизнь. Перекатившись на другой бок, Шарапов уткнулся носом в сильное смуглое плечо и впервые за последние месяцы рассмеялся. - Усы у тебя колючие. - Глеб недовольно шевельнулся, но в его голосе тоже пряталась улыбка. Комнату заливало весеннее солнце