***
Утром Гарри старался быть как можно незаметнее, но как только он спустился на кухню, перед ним выросла тётя Петунья, и тут же вручила ему тряпку. — Мардж будет здесь к полудню. Даже не думай о завтраке, пока не начистишь приборы. Все до единого! Гарри взглянул на гору ножей и вилок, громоздившуюся на столе, и со стоном принялся за дело. Дядя Вернон удовлетворенно хмыкнул из глубин своего любимого кресла. Перед ним на табуретке высился Дадли и монотонно декламировал стихотворение, подготовленное к визиту тети Мардж. Спустя бесконечно долгие два часа вся посуда в доме сверкала. Гарри мрачно размышлял о том, что тетя Петунья придумала это занятие просто чтобы помучить его голодом. Ну или тетушка Мардж намерена сегодня съесть целого слона. Эта мысль заставила Гарри хихикнуть, и дядя Вернон подскочил в кресле, словно его оскорбляло малейшее подозрение, что племянник смеет радоваться жизни. — Думаешь, справился? А я вот вижу отвратительное пятно на любимом блюдце Мардж, том, что с собакой, — злорадно пробормотал дядя Вернон, даже не отрывая взгляда от газеты. — Это самое пятно и есть собака, — прошептал Гарри, но, к сожалению, дядя его прекрасно услышал. — Дерзить вздумал? — взревел он, потрясая газетой. — Значит так: с места не сойдешь, пока не перетрешь всё заново, до последней зубочистки! Гарри раскрыл было рот, чтобы уточнить насчет зубочистки, но тут увидел, как лицо дяди Вернона перекосилось. Аккуратно сложенные вилки плавились на глазах, и стекали прямо на бархатную обивку стула. Вошедшая в комнату тетя Петунья издала вопль ужаса, и кинулась спасать стул, но было уже поздно — малиновая обивка была прожжена до дыр, как и торжественная скатерть. Гарри попятился и взлетел по лестнице в свою комнату под крики и судорожные причитания Дурслей.***
Дадли сидел на кровати и отрешенно пинал ногой дверцу тумбочки, которая каждый раз снова открывалась с тоскливым скрипом. На душе у него тоже было тоскливо. На протяжении всего учебного года ничто не напоминало ему о существовании кузена. Безоблачная жизнь шла своим чередом — дома он купался в безмерном обожании родителей, а в новой школе с упоением сколачивал собственную банду юных вымогателей. Признание и безраздельное внимание было нужно ему как воздух. И вот в одночасье над ним повисла туча. В первый день летних каникул Гарри снова появился в его доме, и с этого дня жизнь Дадли утратила краски. Бесконечные необъяснимые происшествия — фокусы, как их называл папа — свалились на их несчастную семью, и как-то незаметно, понемногу всё внимание родителей сосредоточилось на Гарри. К середине лета мама с папой были так изведены ожиданием очередной выходки этого чудака, что у них не осталось уже никаких сил на прежнюю заботу о любимом сыночке. Нередко мама слушала о достижениях Дадли в пол-уха, и невпопад повторяла «хорошо-хорошо, дорогой, ты у меня умница!», настороженно наблюдая за тем, как в прихожей старые изорванные кроссовки кузена чавкают подошвой, словно беззубым ртом. Теперь родители опасались поступать с Гарри «как следует», такой фразой мама раньше сопровождала наказания. Подумать только, они его боялись! Родители боялись Гарри и нехотя признавали его странную силу. Для Дадли это было невыносимо. Внезапно вереницу грустных мыслей пронзила гениальная идея. По крайней мере, такой она показалась самому Дадли…***
Распрощавшись с Мардж, утомленное семейство устроилось у телевизора в ожидании любимого вечернего шоу. Единственным, что нарушало идиллию, был шум воды с кухни, где Гарри отмывал гору оставшейся после застолья посуды. Однако Дурсли относились к таким мелким жизненным неудобствам философски. Тетя Петунья склонилась над мужем, увлечённо листающим журнал мод. За обедом она неосторожно пообещала поздравить Злыдня с днём рождения, и теперь наблюдала, как Вернон выбирает схему для вязания самого очаровательного собачьего костюмчика. Тётушка Мардж подарила своему ненаглядному племяннику боксерские перчатки, и весь вечер Дадли слонялся по дому, подыскивая удачный предмет для избиения. Наконец, расстроенный вечной занятостью Гарри, который был бесспорно лучшей кандидатурой на роль груши, он стал колотить спинку кресла, в котором сидел отец. Журнал в руках у Вернона подскакивал каждый раз, как кулак Дадли врезался в обивку, и Петунья каждый раз спрашивала: «Этот, дорогой?» — полагая, что супруг вздрагивает, потрясённый красотой очередного псиного комбинезона. Получив очередной ощутимый пинок, Вернон довольно крякнул и пробормотал: «Молодцом, сын, держишь удар!» В ответ Дадли издал победный вопль, снял перчатку и запустил ею прямо в спину Гарри, вставшего на табуретку, чтобы достать из шкафа новый флакон моющего средства. Дурсли похолодели, но летевшая по прямой перчатка застыла в воздухе и упала на кухонный стол, не долетев до цели несколько дюймов. Гарри обернулся на звук и недоуменно уставился на невесть откуда взявшийся предмет. Порядком побледневшая Петунья повернулась к Дадли, несколько раз моргнула, собираясь с силами, и ласково произнесла: «Солнышко, может быть, не стоит вот так…» И тут Дадли взорвался. С криком: «Подумаешь! Я не хуже могу!» — он вытащил из кармана апельсин. Выхватив из-за пазухи носовой платок и накрыв им апельсин, он отчетливо проговорил: «трансфигурация!», и сорвал покровы. Петунья взвизгнула и пошатнулась, почувствовав, как земля уходит у неё из-под ног, — на ладони ее сына лежало самое настоящее спелое яблоко. Гораздо хуже было то, что она знала произнесённое перед этим слово. Это было одно из тех слов, которые она поклялась навеки вычеркнуть из своей памяти. У Вернона потемнело в глазах, каким-то чудом он сумел подхватить жену и стал обмахивать ее журналом мод. Испуганный Дадли, не ожидавший такого исхода, со слезами кинулся к отпрянувшим от него родителям. И только Гарри остался стоять с кухонным полотенцем на плече и моющим средством в руках, не зная, что и думать.***
Обилие чудес, окруживших семейство Дурслей в последние месяцы, сыграло с ними в тот вечер злую шутку — они и вправду поверили, что Дадли способен колдовать. Как только ни пытался он разубедить родителей: уверял, что странное магическое слово услышал от Гарри, вечно бормотавшего под нос параграфы учебника; показывал потрепанную книжку с громким названием «Удиви друзей: 100 лучших фокусов для вечеринки», и даже открывал для них антресоль, доверху набитую апельсиновой кожурой, оставшейся после многочисленных попыток повторить маневр с превращением. Однако должно было пройти еще немало времени, пока страсти улягутся и пакетики успокоительного сбора окончательно исчезнут с прикроватной тумбочки Петуньи.