Don't hold back me

… Топь совершенства, где утонет всякий, кто дерзнет зайти слишком далеко. Сейс Нотебоом. Ритуалы

Он никогда не играл по чужим правилам. Он никогда не обращал внимание на мнение посторонних. Он никогда не верил в любовь. Всё это было бессмысленно, глупо и низко. Этот парень не стал бы делать то, что ему не по нраву. Свободный . В душе, конечно. Ведь пока что он был привязан к этому новому городу, к этой новой школе. Ненависть. Боль. Страдания. Усмешки. Одиночество. Всё это пережил за свои нелёгкие семнадцать лет с виду хрупкий парень. Хотя,о его хрупкости можно было говорить годами тремя ранее, ведь сейчас он был почти независимым молодым мужчиной, со своей точкой зрения и взглядами на жизнь. Со своими правилами и скверным характером. Со своими язвительными словами и вредными привычками. Он перестал унижаться, он сам начал унижать. Но Курт Хаммел не был плохим человеком, совсем нет. Просто жизнь так потрепала его, что не мстить ей за это – было слишком сложно, даже для столь сильного человека, как Курт. * Вечер. Мальчик, который смотрит на нынешнего парня со старых фотографий, найденных на чердаке старого дома при переезде Хаммелов, слишком поражает: сияющие счастьем глаза, добрая, искренняя улыбка. И Элизабет… - за руку маленького, семилетнего Курта, держит мама. Глаза предательски щиплет, но парень сдерживается, и, засовывая рамку обратно в прикроватную тумбу, бормочет себе под нос: «Хватит. Не стоит сейчас рыдать». Курт понимает, что чуть не заплакал от того, что там мама . Любимая, всегда понимающая мама. Её не стало, когда парнишке было всего одиннадцать. Тогда для них с отцом наступили слишком тяжёлые времена.Нет, мужчины не ссорились и не враждовали. Просто было не привычно оставаться одним на Рождество, без совместного украшения ёлки с Элизабет, на День Благодарения, когда Берт просто не мог сделать даже скудный праздничный ужин… Да, любой день без матери Курта был настолько болезненным, что парень на целый год замкнулся, растворяясь в своей боли. После смерти миссис Хаммел Курт почти не говорил. Он, конечно, мог на неделе перекинуться парой слов отцом, но ни с кем более. А школа… Это отдельная история. Берт поражался,как Курт мог сдавать экзамены на «отлично», пропуская почти все занятия. Из-за той роковой аварии, по вине которой погибла Элизабет, парню пришлось повзрослеть быстрее, чем ему бы хотелось. Или, быть может, ему хотелось нарочно стать старше, чтобы легче справляться с невыносимыми трудностями утраты. И первый шаг к тому, чтобы стать старше – переезд в другой город. Это была идея отца, но Хаммел-младший согласился с ней безоговорочно. В любом случае, взросление, или даже перерождение Курта ударило в Берта. Не буквально, конечно. Просто к резкой смене ангельского мальчика, который пел везде и вся, на стервозного, проблемного подростка, гуляющего допоздна, Хаммел-старший долго привыкал. Но всё же это был его сын. Как бы он ни изменился, как бы он ни вёл себя с окружающими - к Берту Курт всегда относился с такой теплотой, что от их редких утренних разговоров за завтраком можно было растаять в умилительной улыбке. И сейчас, сидя на своей кровати, готовясь погрузиться в объятия Морфея, Курт улыбался, сгоняя с глаз слезы,появившиеся от, наверное, лишних воспоминаний. Парень медленно закрыл ящик тумбы, куда только что опустил фотографию, и откинулся на подушки. Нынешняя комната Хаммела-младшего была раем для него. Это было то место, куда никто и никогда не должен заходить, кроме самого парня. И не важно, что у Курта и так нет друзей, в которых он и не нуждался, всё равно в его убежище заходить можно только ему. Даже Берт, зная, насколько его сын дорожит своим личным пространством, лишь изредка заглядывал в небольшую комнатку. -Спокойной ночи, мир , - прошептал Курт и натянул одеяло, облачённое в черный хлопковый пододеяльник, так, чтобы торчала только макушка. Желать миру хорошей ночи перед сном – была своеобразная традиция Хаммела. Когда Элизабет была жива, она говорила, что на планете есть люди, которым сейчас очень одиноко, и чтобы они не чувствовали себя так несчастно – нужно пожелать им хороших сновидений. Эти слова тронули в Курте что-то, и он начал желать доброй ночи всем людям. Конечно, всё это было очень глупо, как говорил сам Хаммел-младший, но это было уже привычкой. Ведь в самые депрессивные или даже яростные вечера мир всё равно засыпал под пожелания хорошей ночи от никому не знакомого(и как жаль,что не знакомого) мальчика. * Утро. - Курт! Вставай! Сегодня ты всё-таки идешь в школу, не забыл? – раздался громкий мужской голос из кухни. Парень, не открывая глаз, нащупал на тумбе оправу и прохрипел в ответ: -Да, папа. Я помню. И уже спускаюсь. Курт одел очки и с выдохом: « Почему я их еще не выбросил?.. » направился в ванную. Парень шарахнулся от своего отражения в зеркале, затем, поправляя руками растрепавшиеся за ночь волосы, неловко чертыхнулся, когда снова услышал голос отца: -Ребенок, ну ты идешь или нет? - Я в ванной, - делая акцент на последнем слово, прокричал Курт, поворачивая ручку крана. Набрав в руки ледяной воды, парень ополоснул лицо. * Берт сидел за круглым кухонным столом, ожидая сына. И когда, наконец, Курт спустился позавтракать – челюсть Хаммела-старшего так и норовила достать до пола. Его маленький мальчик опять не послушал старого отца. -К-Курт, - запинаясь, говорит Берт, - Я же просил тебя хотя бы в школу одеваться по-приличней. - Папа, всё в порядке, пусть все сразу увидят меня настоящего, нежели сдержанного маленького гея, который когда-нибудь сорвётся и поубивает всех одноклассников, - процедил сквозь зубы вмиг раздражённый Курт. Конечно, парень отстаивает свои права на самовыражение, но и Берт понимает, что в таком виде его сына не примут с распростёртыми объятьями в школе. Чёрные кожаные сапоги на высокой платформе, узкие джинсы, обтягивающие настолько, что не нужно было воображать – всё сразу было видно, ярко розовая футболка, с кричащей надписью «Fuck OFF». Поверх футболки небрежно накинута косуха, на которой гроздьями навешаны значки и нашивки. Нижняя губа проколота слева - в отверстие вставлена дуга с шариками на концах. По три прокола в каждом ухе, пирсинг в брови. Очки с ярко жёлтой оправой выбиваются из стиля, такие, небрежно смотрящиеся на его лице,размером в два больше классических, но именно это делает их ещё более подходящими. Нижние веки, выделенные чёрной подводкой, ярко контрастируют с нежно-голубым цветом радужки Курта. И, конечно, парень потрудился над ярко-синей чёлкой, уложенной тонной лака вверх, и волосами своего натурального - русого оттенка. Главное правило Хаммела-младшего – «Не сдерживай себя. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.», а это значит, что «делай то, чего желает твоя никчемная душонка». * « Итак, Курт Хаммел, тебе глубоко насрать на учеников, учителей и их правила. Ты всё еще тут только ради отца. Всё остальное – не важно » - подумал Курт и открыл дверь школы.