Бессонные ночи

      Это был прекрасный день.       Наверху ярко светило солнце. Ни облачка не усеяло небо. Со своих насестов на деревьях чирикали птицы. И, будучи ночным, такой прекрасный день был использован монстрами вокруг отеля «Трансильвания», которые довольно дремали.       Ну, кроме одного вампира.       В отличие от своей возлюбленной, Драк не мог поддаться зову сна, как бы он ни был сонным и как бы не спустились его веки. Какая-то мучительная мысль — воспоминание, напоминание — не давали ему уснуть. То, что он не мог стереть с той единственной ужасной ночи. Ночь, которая случилась ровно 124 года назад.       Драку показалось скептически, как будто с тех пор не прошло и дня. И все же, так много всего произошло, и много из этого привело к действиям, которые он предпринял и событиям, которые произошли. Но, как жестоко напомнил ему его разум, все это произошло из-за этого единственного недоразумения. Если бы этого не случилось, кто знал, как бы всё обернулось для него, для Мевис, для его жены...       Словно Вселенная была подсказана его внутренним мыслям, фигура, прижавшаяся к нему, внезапно зашевелилась, мягкие сонные руки легко порхали над его обнажённой грудью, сопровождаемой лёгким вздохом, похожим на стон. Граф почувствовал, как некоторые тёмные мысли улетучились от него облегчающей волной, оставив Драку только нежность к женщине, покоящейся на его теле. Тепло, которое она излучала от своего человеческого "Я", просачивалось в него, как тёплый мед, немного ослабляя напряжение, которое начало охватывать его мышцы. Теперь он посмотрел на Эрику и вздохнул, немного завидуя, поражаясь тому, как легко она спала и как умиротворенно выглядела в этот момент, утешенная под одеялом, накинутым на них, так и нежным прикосновением их кожи, безмятежно.       Что ж, какая-то его часть напомнила себе, что Эрика не обошлась без собственных проблем, а именно её борьбы с тяжёлым испытанием в круизе и фамилией. Конечно, женщина доказала свою ценность в героическом поступке, спасая Драка из когтей Кракена и выступая против наследия, в которое прадед так долго промывал ей мозги, заставляя верить. Но победа не совсем удовлетворила Эрику. Её терзал ужас того, что она вот-вот допустит, что потеряет любовь... звон... Это было то, что монстры не осмелились бы представить. Но Драку это было не нужно.       Со вздохом он оторвался от Эрики, осторожно отодвинув её, чтобы не тревожить её сон и, накрыв простынями её фигуру, поднялся с кровати. Натянув пижамные штаны для приличия, он прошлепал к окну в другой комнате, отдёрнул шторы, чтобы посмотреть на улицу. Драку пришлось признать, что большинство идей его зятя были довольно бессмысленными, но на самом деле он мог оценить идею переклеить окна отеля стеклом, защищающим от ультрафиолета. Таким образом, граф теперь мог стоять перед солнечными лучами в помещении, не обжигаясь, и смотреть на прекрасный день, в который он должен спать. Этот день был таким ярким и радостным, и настолько противоположным нынешнему настроению Драка, насколько это вообще возможно.       Когда он думал о своей жене, это была не дремлющая красавица, которая все ещё мирно, как всегда, дремала на их  кровати. Да, они были женаты, с золотыми кольцами на безымянных пальцах друг друга, что доказывало это, но вместо этого у Драка была первая женщина, которая украла его сердце и заставила его испытать головокружительное, эйфорическое ощущение, настолько идеальное, что казалось почти нереальным.       Марта.       Одно только её имя до сих пор вызывало в его сердце такой укол печали, стеснение, которое сжимало его, покалывание, покалывающее кожу, сухость, пересохшую в горле... и дрожь, пробежавшую у него на спине, когда он вспоминал эти последние, ужасные минуты, он видел её. Отчаяние в её глазах. Страх...       Драку внезапно захотелось снова оказаться в постели, скользя пальцами по гладкой розовой поверхности кожи Эрики. Ласка её успокаивала его разум, позволяя ему сосредоточиться на чем-то другом, кроме своей прошлой травмы. Но, несмотря на это усилие, его мысли продолжали возвращаться к воспоминаниям, возвращая их обратно в его сознание, и сегодня гораздо больше, чем когда-либо.       Вместо этого, граф потирал руки вверх и вниз, движение работало не совсем так, но тем не менее обеспечивало утешение, которого он искал. Не то чтобы он не хотел забыть. Это было последнее, что он хотел сделать. Как он мог забыть свой звон? Она значила для него целый мир и все ещё значила, даже в её отсутствие. Но именно это упомянутое отсутствие наполняло его ужасом, вызывало беспокойство и напоминало ему, что это и есть та истина, которой он живёт. И ничего нельзя было сделать, чтобы изменить это.       Драк покачал головой, пощипывая переносицу и заставляя себя вспомнить, что в его жизни все ещё была Марта. Не в её физической, живой форме, а в семье вокруг него. Будучи её дочерью, Мэвис постоянно напоминала об этом факте, унаследовав изящество и красоту своей матери, а также её вечную доброту. Маленький Деннис также имел некоторые черты своей бабушки. Драк мог улыбаться про себя, вспоминая некоторые выражения лица мальчика, которые были вылитым изображением женщины, или то, как его голубые глаза сияли от восхищения.       Помимо своей семьи, у Драка также были материальные напоминания о его покойной жене. Портрет, который ему удалось спасти из огня, запечатлил их обоих в расцвете сил, в то время, когда их любовь была юной, а трудности были ещё впереди. В течение многих лет он держал его в своей комнате, подходя к нему и глядя на её неподвижную, нарисованную фигуру, вспоминая прекрасные моменты, которыми он делился с ней и которые были дороги его сердцу. Его старое кольцо было ещё одним  материальным напоминанием о ней, обручальное кольцо с красивым красным драгоценным камнем поверху, элегантно сверкавшим на свету. У неё был точно такой же, и он поселился на пальце его левой руки более века, прежде чем он смог удалить его и, наконец, двигаться дальше. А потом, подумал он, была ещё великолепная маленькая укулеле, которая теперь стояла на его столе, Гавайи, как это лучше известно, после того, как они впервые встретились и начали встречаться.       Медленными шагами он подошёл к конторке, с тоской проводя руками по натянутым струнам и деревянной поверхности инструмента. Много раз он использовал его как сольный "концерт", чтобы спеть различные песни для Марты, Мэвис и Денниса. Да, ведь как раз на днях внук спросил его, как именно она играется, и Драк с радостью начал процесс тщательного обучения Денниса тому, как брать мелодичные аккорды, в надежде, что однажды мальчик станет таким же искусным, каким он был. Эта мысль вызвала ухмылку на его лице. Драк взял инструмент и вернулся к окну, положив укулеле на колени. Он очень хорошо помнил, как впервые заиграл на этом инструменте. Это было для Марты, прямо на недельную годовщину их отношений. На автомате, его пальцы вернулись в положение, в котором они играли на струнах укулеле для той простой песенки, которую он настроил для неё, и снова начали её играть. В результате получилась мягкая, сладкая мелодия, запечатлившаяся в его разуме и сердце. Мелодия принесла с собой волну ностальгии, весёлую, но в то же время меланхоличную, вызвав лужу новых слез, которые начали наполняться в уголках его глаз. Пока мысли его блуждали, пальцы продолжали свой ласкающий танец по струнам, и вскоре они завершили сладкую песенку мягким нежным крещендо.       Удовлетворенный вздох сорвался с его губ в этот момент, мягкий звук сопровождался таким же вздохом откуда-то сзади. Повернувшись к источнику в внезапном замешательстве, он столкнулся лицом к лицу с Эрикой. Она застенчиво стояла в нескольких шагах, казалось, только что проснувшись. Ни один из них не сказал ни слова ни на мгновение, дав Драку время, чтобы его взгляд блуждал по ней, от миниатюрных босых ступней до взлохмаченных платиновых кудрей на её изголовье. Вместо халата женщина поручилась надеть его атласный пижамный верх, предмет одежды, который подходил ей почти также, как и короткое платье, учитывая разницу в возрасте Драка, которая позволяла его краям расширяться настолько, что оно свисало выше её колен. Рукава болтались немного свободно, пуговицы были застегнуты наспех, это видно по тому, как верхние несколько остались незастегнуты, чтобы те, что посередине были должным образом зацеплены, чтобы скрыть её фигуру. Мерцание в её голубых глазах указывало ему на то, что она была гораздо более бдительна, чем то, что могло исходить от её усталого вида.       Сознавая его пристальный взгляд, Эрика переместила свой взгляд на ноги, истолковав это как пристальное внимание за то, что прервала его то, что, казалось, было личным моментом. Она закусила губу и начала говорить очень робко: — Я... Прости, я не хотела тебя беспокоить. — Она замолчала, не зная, что ещё сказать.       Но оказалось, что ей больше не надо искать слова. Собравшись с мыслями, Драк ласково улыбнулся ей, отложив укулеле и подошёл к женщине, чтобы подарить ей соответственный приветственный поцелуй. — Не беспокойся об этом, Лапушка, — заверил он, когда они расставались, нежно лаская её по щеке. — Я должен извиниться. Я не хотел тебя будить.       Эрика покачала головой. — Ты этого не сделал, Драк, — прошептала она. — У тебя только что... Когда-нибудь была одна из тех бессонных ночей?       Драк кивнул, отводя глаза, чувствуя, как его настроение возвращается к тому облаку меланхолической печали, которое, казалось, хотело снова проглотить его. — Да, у меня есть, — наконец пробормотал он, осмелившись бросить взгляд, чтобы оценить её реакцию, и увидел то же уныние, отраженное в её глазах. Но наряду с этим был и понимающий взгляд, из-за которого Драк чувствовал себя уязвимым под её взглядом. Она знала, почему ему сегодня было трудно уснуть. Эрика была проинформирована на раннем этапе их отношении о трагедии, которая произошла так давно, навсегда оставив шрам на душе её мужа, поскольку воспоминание обо всем этом все ещё тяготило его. Вина и сожаление, и рука времени, которая продолжала тикать, невозмутимая и неспособная повернуться вспять. Но даже с такой эмоциональной раной, Драк неизменно демонстрировал Эрике все признаки того, что он все ещё может жить полной жизнью и обрести счастье. Рана не зажила бы полностью, но день за днём уносить жизнь с друзьями и семьёй, которых он любил, несомненно, помогло бы притупить эту боль. Ценя свой опыт общения с Мэвис, Деннисом, Эрикой, Стаей, даже шумный Джонни действовал как бальзам на его дух, поднимая их из тени и удерживая в страхе тёмные мысли.       Всё это и многое другое сообщалось между ней и вампиром в тот миг, когда их взгляды встретились; выражение глаз Эрики показывало, насколько глубоко она сочувствовала этому мужчине и насколько готова без колебаний предложить свою поддержку и любовь, если это необходимо. И он был невероятно благодарен, даже польщён, что смог назвать женщину из Ван Хельсинг своей изюминкой. Неважно, был ли он секундантом, она все равно была его изюминкой и всегда будет ею.       Незаметно для самого себя, лёгкая улыбка начала тянуться в уголках его губ. Драк не чувствовал этого, пока его щёки не начали слегка болеть в ответ на то, насколько широкой она стала. Эрика ответила на улыбку своей собственной. — И кроме того, — сказала она с блеском в глазах, — это было красиво. У тебя настоящий талант.       Драк застенчиво усмехнулся комплименту. — Я ценю это, любовь моя. — Затем графу пришла в голову мысль, и он усмехнулся, снова взяв укулеле. — Я мог бы научить тебя играть на нем как-нибудь, знаешь ли.       Эрика усмехнулась, глядя на инструмент в его руках и, казалось, хорошенько обдумала эту идею, прежде чем снова заговорить. — Это действительно было бы здорово, — сказала она, поглаживая струны пальцами, — но я думаю, что пока что лучше послушаю.       Вампир понимающе кивнул. — Как пожелаешь, любовь моя. — Сев обратно за стол, он снова положил укулеле на колени, и его пальцы снова заняли это положение. Он снова начал играть ту же мелодию, на этот раз чувствуя себя гораздо более непринуждённо. Эрика ещё раз удовлетворённо вздохнула, подошла к Драку сзади и обняла его за шею. Она положила подбородок ему на голову, слегка покачиваясь в позе, пока музыка убаюкивала их обоих в мирное состояние безмятежности.