Откровение

      Впервые Зейн посмотрел на Ясмин как на личность, когда ей было двенадцать. Он возвращался с переговоров в дом Кадира, чтобы сообщить хорошие новости о соглашении на выдвинутые условия; они слишком долго к этому шли, и теперь у города и их партии будет стабильность. Конечно, не менее важной задачей было предупредить своего соратника о возможных угрозах и попросить подумать головой, а не — как обычно — чувствами.       Мужчина собирался направиться в кабинет, когда услышал тихие всхлипы со стороны сада. Остановился на полпути, с минуту подумал и бесшумно двинулся на звук.       — Ну-ну, милая, не плачь, — просила Зулейка, сочувствующе поглаживая дрожащую от рыданий спину. — Уверена, он это не со зла. Ты же знаешь, что он...       — Н-нет, — перебила Ясмин, глотая слезы, — я ему не нужна. П-папа вечно пропадает где-то, оставляет меня с тобой или вовсе одну, ему нет дела до меня!       — Ну что ты такое говоришь?! — произнесла женщина громче, чем следовало, но тут же спохватилась. — Он просто занят, пытается уйти в работу. Тоже хорош! Взрослый мужчина, но тот ещё ребёнок.       — Может, потому что он скучает по маме? Он даже говорить о ней не хочет, я пыталась спросить, — Ясмин стерла с щеки мокрую дорожку кулачком.       — Кто ж знает, ему не пристало делиться подобным.       — Разве я в этом виновата? — справедливо заметила девочка, посмотрела на кормилицу по-взрослому решительно, и даже Зейн тихо усмехнулся.       Они так и продолжили вести дискуссию на тему отцов и детей, не замечая горделивую мужскую фигуру, отбрасывающую тень в свете бледных фонарей. Мужчина постоял ещё немного, а затем направился к Кадиру.       Второй раз Зейн посмотрел на Ясмин как на личность, когда ей было шестнадцать. Он нетерпеливо пил кофе, слушая обрывки фраз на повышенных тонах из кабинета Кадира, и с каждой секундой ему хотелось вмешаться.       — Прошу, отец! — выкрикнула Ясмин, хватаясь за ручку двери так, что та жалобно скрипнула. Больше никаких «папа». Одиноко, сурово, отчужденно — «отец».       — Не испытывай моё терпение, Ясмин. Мне не до этого. Оставь свои истерики для других. Хоть бы Зулейку пожалела...       — Уж ты-то никого не жалеешь! — выпалила девушка. — Ты не можешь держать меня взаперти, рано или поздно я выберусь отсюда...       Резкий хлопок двери заставил всех служанок, находящихся поблизости, подпрыгнуть, и лишь Зейн не дрогнул. Отставил чашку в сторону и поднял взгляд на юную Ясмин — в её глазах блестели слезы, но она не плакала; стояла с идеально ровной спиной и пыталась унять бешеный стук сердца.       — Отец просил вас зайти, — обратилась она к Зейну.       Мужчина нарочито медленно встал и направился к двери, не спуская пронзительного взгляда с раскрасневшихся щек Ясмин, на которые не упало ни единой слезинки. Она смотрела сквозь него с глубокой печалью, невысказанной обидой. Дочь отца, которому не нужна.       Ему было её даже жаль. Всегда взбалмошная, капризная и своевольная дочь лидера партии оказалась всего лишь несчастной девочкой, которой не хватало родительской заботы. И она была права в своей жажде понимания, но Кадир и правда перестал быть ведомым чувствами, стал жестче.       Зейн прошёл мимо девушки, едва задевая рукой — простая мимолётная случайность, которой не желали ни он, ни уж тем более она, — и скрылся за дверью кабинета.       Третий раз Зейн посмотрел на Ясмин как на личность, когда ей было двадцать. Он заметил девичий силуэт неподалеку, ответил на звонок и как можно громче проговорил свои размышления о Салехе. Он подозревал, что Ясмин знает куда больше, чем говорит, — явно подслушивала разговоры Кадира или своих телохранителей, но ему не признается. Ясмин всегда пыталась всех спасти... однако в этот раз чувствовался личный интерес.       Зейн хотел проверить, насколько далеко наглая в своей смелости Ясмин может зайти, всё же пойти за ним и заговорить первой — не с отцом ругаться или плакать тихонько в саду. Он привык, что она его недолюбливает, нервно поводит плечами рядом с ним, потому что неуютно, и вежливости от юной Аль-Азиз не ждал. Ясмин пыталась уколоть побольнее — Зейн отвечал тем же, выжидал ответной реакции, и со временем это стало раздражающей обыденностью, но в этот раз девушка удивила его.       После этого разговора мужчина осознал, что краткая близость и сговорчивость Ясмин были ему приятны, и он был рад дать подсказку.       Зейн отгонял мысли о выбившихся локонах, к которым хотелось протянуть руку; разглядывал родинку на щеке, зелёные глаза, смотрящие по-кошачьи, с хитринкой. Замечал, насколько прекрасной и взрослой Ясмин стала, безнадёжно хотел защитить, дать совет, но девчонка никого не слушала — ему и пытаться не стоило.       Ясмин думала, что Зейну, подобно её отцу, нет дела до её чувств. И всё же после того разговора в саду она стала заговаривать с ним чаще, груз напряжения упал с её плеч, взгляды стали более открытыми...       Ясмин украдкой кидала взгляды на Зейна и тут же отводила глаза, но он знал. Специально не подавал виду, позволяя ей поверить в то, что она осталась незамеченной. Наблюдал за ней сам, куда более успешно, и про себя смеялся.       Когда гости разошлись и они остались одни, девушка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и подошла к Зейну. Под строгим взглядом Ясмин вся сжалась. Хотела что-то сказать? Неужели испугалась?       — Я хотела поблагодарить.       Зейн вскинул бровь в удивлении. Благодарность от Ясмин — что-то из разряда невероятного.       — За что? — безэмоционально произнёс мужчина, не спуская с неё испытующего взгляда. Ясмин, вероятно, успела пожалеть, что подошла и заговорила, но пути назад не было.       — Того преступника освободили, — кратко пояснила она. Ясмин знала, что так открыто об этом говорить не стоит, опасалась, что Зейн догадается, расскажет всё отцу.       «Значит, действительно личная выгода. И когда столь юная и наивная девушка успела завести дружбу с бедуинами?»       — Польщен, но в этом моей заслуги нет. Я рад, что всё прояснилось и невинного парнишку отпустили, — ответил Зейн, незаметно касаясь наручных часов в поисках какого-то нелепого успокоения.       Ясмин растерянно хлопнула ресницами в попытке разгадать все тайны, которые кроются за его словами, и не находила ни одной. Она пыталась понять, что Зейн за человек, и человек ли вовсе, потому что таких... не бывает?       — Вот уж не думала, что для вас что-то значит чужая жизнь, — беззлобно усмехнулась девушка.       — Вот как? — Зейн вмиг поднялся с места, смотря на Ясмин сверху вниз покровительственно, снисходительно. — Я для вас всегда казался настолько ужасным?       — Да, — произнесла она легко, без малейших раздумий.       — Какая жалость, — улыбнулся мужчина почти искренне. — А я уж было начал питать надежды, что вы становитесь мудрее. Но я безусловно ценю вашу благодарность.       В глазах Ясмин вспыхнуло негодование. Он ведь помог ей, показался совсем другим, но остался всё тем же отвратительным, злобным...       — Да как вы... — она метнулась в сторону от Зейна. — Вы же... Вы учите всех жизни, но сами не пытаетесь изменить своё отношение к людям! Хотите, чтобы вас уважали и слушали, но вас только боятся. Вы — бесчувственная глыба льда!       Ясмин умолкла, испугавшись своих слов и того, что Зейн разозлится, но мужчина только устало вздохнул.       — Не хотел вас задеть.       — Вы только это и делаете всё время! Притворяетесь участливым, хорошим...       — Хорошим? — едва ли не со смехом спросил он, оскалился то ли потому что подобное описание ему не нравилось, то ли потому что не ожидал, что Ясмин может думать так о нем.       — Вам смешно?! — яростно нахмурилась она. — Нет в вас ни участия, ни сочувствия. Вы такой же... как отец!       Зейн подошёл ближе и протянул руку, чтобы удержать беснующуюся девушку, которая была готова покрыть его проклятиями с ног до головы, потому что не знала его, не понимала, злилась.       — Успокойтесь, Ясмин, — попросил Зейн, настойчиво подхватив её под руку и уводя за собой. — Иначе через секунду сюда сбегутся все.       — Прекрасно! — Ясмин дернула локтем, пытаясь избавиться от его хватки. — Расскажу им, какой вы бесчестный человек!       Стоило двери в комнату захлопнуться, Ясмин, со всей злости схватив близлежащую вазу, замахнулась в стену, впрочем, не спуская пылающего взора с Зейна. Застыла, тяжело дыша. Почему он ей это позволяет? Как простая благодарность привела к этому?       — Я вам сочувствую, — произнес Зейн.       — Очередное нравоучение?       — Я знаю, что вы подслушивали мой телефонный разговор. Знаю, что Кадир несправедлив к вам с детства. Я видел, как вы росли, боролись с влиянием отца, и я был рад впервые хоть как-то помочь, потому что ни советов, ни действий от меня вы не принимали и принимать не хотели.       Ясмин не двигалась, с опаской рассматривая мужчину напротив, от которого по непонятным причинам хотела услышать подобное; от которого в последнее время ждала поддержки, и это очень пугало.       Зейн приблизился к ней, перехватил запястье второй руки в попытке забрать злополучную вазу, которую Ясмин втайне мечтала запустить в него, и девушка неохотно поддалась. Дорогой хрусталь вернулся на положенное место с завидной педантичностью, а слова всё никак не находились.       Мужчина твёрдо, но нежно коснулся подбородка Ясмин, щеки. Кончиками пальцев задел шею и, наконец, поправил выбившуюся прядь шелковистых волос.       Ясмин перехватила его руку, хотела оттолкнуть, отойти подальше, чтобы не позволять таких вольностей, и прильнула ближе, словно котёнок, не желая отпускать. Стало невыносимо жарко.       — Простите, — только и смогла выдавить она, прикрывая глаза под мягкими касаниями к коже; аккуратными движениями, от которых побежали мурашки.       — Вам не за что извиняться. Вы правы.       Теперь пришла очередь Ясмин удивляться. Зейн признал, что она права? Наверное, пойдёт снег. Из его уст это звучало откровением, исповедью ей одной, и она чувствовала, что может ему верить.