Непочтительность

- Можно мне еще один пряник? Он допускает ошибку, когда просит об этом брата; Ванцзи сразу же понимает это. Пряники - это разрешенное лакомство в праздники, но они пекутся лишь по одному на каждого члена ордена, не больше и не меньше, поскольку имеют, в первую очередь, ритуальное значение, о чем брат говорил ему еще давно, и Ванцзи хорошо запомнил это. Он хорошо запоминал всë, но слова Лань Хуаня запоминал особенно четко - брат всегда сразу объяснял понятно и как-то мягко, словно это специально, только для него одного. Как мама, когда она еще с ними разговаривала. Лань Сичень молчит некоторое время - Ванцзи как раз думает, каким способом ему следует извиниться, и приходит к мысли, что прошептать "младший брат просит прощения" является на данный момент лучшим вариантом, ведь нужно просто поскорее показать, что он осознает ошибку. Но вдруг брат молча кивает и мимолетным движением проводит ладонью по плечу Ванцзи - ласковым неопределенным жестом. Ванцзи замирает под ладонью - извинение застывает ну губах, он снова не знает, что сказать; но брат каким-то сверхъестественным образом все понимает и сам. Это чувствуется в той короткой ласке и встает в горле игольчатым комом. Прошло четыре года с момента смерти их матери. В прошлом году по странной ошибке пряник испекли и для нее; кухарка, улучив минуту, сунула Ванцзи еще один со словами "молодой господин, это от матушки". Он так растерялся, что, спрятав зажатое в ладони угощение за рукавом, принес его Лань Сиченю и растерянно протянул. Тот молча принял, разделил напополам. Они, ни слова не говоря друг другу, сьели его, вспоминая, как это раньше было втроем. Ту кухарку заменили, не минуло и месяца - оказалось, она была уже нездорова. Лань Хуань рассказал об этом, когда Ванцзи спросил, получилось ли поблагодарить ее. Сам он в нужный момент не успел этого сделать, попросту не сообразив, и ужасно маялся от беспокойства, чего никто, кроме брата, не замечал. Брат сказал, что может сходить к ней и передать благодарность. А после сказал еще, что можно написать письмо. Ванцзи не знал, что писать, так что вывел, как мог, ровно и изящно "Спасибо". Когда Ванцзи будет пятнадцать, Лань Сичень признается ему, что так и не отправил письмо; что дядя запретил это делать и помешал узнать, куда уехала госпожа Мин. А сейчас Ванцзи, получив от брата еще один круглый пряник вечером, вспоминает, как тот сделал в прошлый раз, и ломает угощение пополам. Лань Сичень качает головой, но Ванцзи этим вечером от чего-то упрям - он продолжает молча протягивать неровно обломанный полукруг, пахнущий орехово-цветочной начинкой. Лань Сичень сдается. Кажется, что подобное ему тоже несвойственно, но они предугадывают заранее и неожиданную настойчивость одного, и странную уступчивость другого; это часто бывает. Когда пряник заканчивается, Ванцзи кажется, что им почти удалось, они почти вернулись назад - ещё бы чуть-чуть, и мысль пойти вместе навестить пустующий домик матери не казалась бы им неуместной и странной. Поэтому он делает ещё одно странное - обнимает за шею обеими руками и целует куда-то в щеку, глядя спокойными прозрачными глазами. Лань Сичень набирает воздуха в грудь, садится поближе - и тогда Лань Ванцзи впервые узнает, что ласка, которой их обоих одаривала мама, была неправильной. Запрещенной правилами. Если дядя узнает, накажет обоих, и будет суров. Делать так с кем-либо категорически воспрещается. Ванцзи хочет переспросить - и даже с тобой?, но он знает, что непочтительно говорить "ты" старшему брату, а почтительность - это самый достойный способ выразить благодарность и любовь, как объяснил однажды им дядя. Поэтому не говорит. Если нельзя целовать старшего брата, то и Лань Сиченя нельзя. Не стоит обижать брата непочтительностью, ведь Лань Ванцзи хочет достойным способом показать любовь. И благодарность. ..И что-то еще; он не знает, что именно, но чувствует, что, наверное, это тоже нельзя. А почему - он догадывается спросить лишь в пятнадцать лет - как раз когда Лань Сичень, от чего-то бледный, с очень усталыми глазами и губами, обветренными от бесконечных упражнений с еще слишком тяжелой для него сяо, признается, что не смог отправить то давнее письмо для госпожи Мин. Из-за этого Лань Чжань его неожиданно спрашивает - почему правило двести пятнадцать о запрете прикосновений не касается лишь партнеров по стезе самосовершенствования? Старший брат моментально перестает быть похожим на призрака или тяжело больного; но теперь выглядит, словно получил неожиданный удар по голове - его глаза становятся широко распахнутыми, почти неприлично удивленными, а еще блестящими, как раньше, а не как только что. Лань Ванцзи знает, что его старший брат очень красивый. Но говорить об этом тоже нельзя. Почему?.. - Потому что есть почтительные способы для выражения любви и благодарности, - говорит брат то же, что объясняли им когда-то в детстве. - Потому что чувства нужно держать под контролем и выражать так, чтобы их можно было принять без опасности потерять лицо. Потерять лицо, думает Лань Ванцзи. Потерять лицо. Нужно обязательно сделать так, чтобы это было почтительно. Чтобы брат не потерял лицо. Он опускает взгляд, а затем и голову, потому что так почтительнее. Затем опускается на колени, и убеждается, что все делает правильно - голос брата, когда он зовет его, недоуменный, обеспокоенный, но ни капельки не обиженный и не отстраненный. Когда Лань Сичень протягивает ему руку, чтобы коснуться плеча, Лань Ванцзи со всем почтением ловит его ладонь, и, коснувшись краем ленты на лбу, медленно прижимается губами. Он чувствует, как изящные длинные пальцы брата вздрагивают, как напрягается вся его рука, пока Лань Ванцзи выдыхает, и снова касается - в этот раз не сомкнутым ртом, а слегка приоткрытым. Проходит время, секунды становятся минутой, и вот уже перерастают в несколько, а брат все не отнимает руки; и Лань Ванцзи, чувствуя, как в груди что-то дрожит горячо, радостно и заполошно, осознает, что, наверное, у него получилось. Наверное, он всё-таки смог донести лучшую часть своих чувств, не поставив брата перед опасностью потерять лицо. - Брат, я достаточно почтителен? - тихо спрашивает он, подняв глаза. И вздрагивает. Лицо Лань Хуаня - застывшее, отрешенное, и где-то на дне топазово-дымчатых глаз плещется незнакомое, густое, бесконтрольное. Кажется, что оно тягучее и сладкое. Ванцзи никогда его таким не видел. - Прости меня. - срывается с губ прежде, чем Лань Чжань успевает себя остановить, но поздно; и страх начинает ледяными иголками расползаться по телу. Он где-то оплошал, очень сильно ошибся, если не тогда, то сейчас, сказав ему "ты" - наверняка. Лань Ванцзи вновь опускает голову и говорит почтительным голосом, лишенным эмоций: - Младший брат просит прощения. Он поступил неподобающе. В ответ он слышит лишь торопливые шаги - Лань Сичень, не сказав ничего, уходит, оставляя его одного. Ванцзи какое-то время остается в таком положении - на коленях, с опущенной головой - но брат не возвращается, чтобы простить, и не сообщает о наказании. Ванцзи возвращается к себе, ожидая, что получит наказание поутру. Но и на утро его не следует. Лань Сичень всегда был к нему очень-очень добр. Ему кажется, что брат забыл о том случае - до тех пор, пока однажды вечером, столкнувшись с ним неподалеку от старого домика матери среди цветущей горечавки, Лань Ванцзи не застывает, услышав просьбу: - Ванцзи. Пожалуйста, снова... Скажи мне "ты". Мысли тут же начинают идти дëрганым нестройным потоком - что случилось, он где-то ошибся? Неправильно произнес приветствие? Разве то, как они здороваются всегда, сегодня не верно? Лань Сичень смотрит на него и ждет ответа; Лань Ванцзи молчит. Он не может вытолкнуть эти слова из горла - вспоминается тот взгляд брата, отрешенный, замерший; и его рука у губ, и поспешные шаги в ночь. Зачем брат хочет, чтобы Лань Ванцзи снова ошибся? Может, ему больно?.. Лань Ванцзи осторожно делает шаг ближе, и еще один, чтобы внимательно разглядеть лицо, на которое уже легли тени вечера - в горах сумерки всегда наступают очень быстро. Как я могу сказать это? - взглядом спрашивает Лань Чжань, потому что брат часто понимает его без слов; так происходит и в этот раз, он это чувствует. Но тот от чего-то хмурится, и эта глубокая морщинка, вдруг изломавшая темные брови полукругом - пугает и тревожит что-то так же глубоко, где зарождается свет золотого ядра. Лань Ванцзи, неслышно сглотнув, закрывает глаза, а, открыв, произносит твердо и тихо: - Твой младший брат очень непочтителен. В следующее мгновение он не замечает - как, когда? - Лань Сичень вдруг преодолевает последний разделяющий их шаг; и непонятно, почему его дыхание согревает губы так, как совершенно точно запрещено двести пятнадцатым правилом. Но он знает - брат точно не хочет обидеть его. И, похоже, с ним вдруг случилось то, что периодически случается с Лань Ванцзи - по каким-то причинам он не может выразить словами нечто важное. Прежде, чем додумать эту мысль, Ванцзи закрывает глаза и цепляется пальцами за белоснежный ворот чужого ханьфу, не давая отстраниться и даже немного притягивая ближе. Это - непочтительно, но если брат отстранится, то Лань Ванцзи не поймет, что именно тот пытался сказать. Не поймет, почему весь мир изменился за секунду. Его губы - горькие, нежные, прохладные снаружи и очень горячие, когда приоткрываются сильнее - Лань Чжань вздрагивает, впервые ощутив это. Его губы замерли, коснувшись, но вздох Лань Чжаня заставляет их дрогнуть, и тепло его рта осядает на языке. Он думает, что не знает, каким способом теперь нужно будет извиниться - встать на колени, как тогда, кажется дурной идеей. Только открыв глаза и вновь оказавшись посреди цветов горечавки, качающих головками насмешливо, как мама когда-то, Лань Ванцзи кристально ясно осознает - просить прощения не должен ни один из них: они такие, как есть, как было, и как будет до тех пор, пока один из них не умрет, или это не постигнет обоих сразу. Мир вокруг изменился за секунду, но они вдвоём эту участь не разделили, остались прежними. Возможно, это еще случится снова; возможно, не раз. Но, раз они есть друг у друга, значит, у них есть и редкое тепло губ, объятий, рук, ласковых прикосновений, отчаяние в глазах, молчаливый вопрос, шепот в темноте, лукавая улыбка краешком рта, поделенная на двоих, где большая половина принадлежит Лань Сиченю так же, как большая половина пряника в день середины осени принадлежит Лань Ванцзи. - Слышишь, цветы смеются? - спрашивает Лань Сичень слегка удивленно. Ванцзи отвечает ему, слегка пожимая плечами: - Потому что непочтительность. - Думаешь, они удивлены? ...Мамины глаза были такие же синие, как цветы вокруг. Лань Ванцзи уверенно качает головой. - Думаю, нет.