Единственная глава
5 марта 2023 г. в 20:46
Как бы Рика Фуруде не упиралась ногами, как бы не просила отца, сделать она ничего не могла. Девочка хваталась руками за воздух в тщетной попытке выбраться из мёртвой хватки. Кажется Рика знала куда тащит её отец, от этого она и ревела в бесполезной попытке разжалобить папу. А когда её опасения подтвердились, и впереди показался храм, её глаза расширились, а лицо застыло в гримасе ужаса. Попытки вырваться стали ещё ожесточённее. В какой-то момент отец просто подхватил её под руку и потащил так. Ноги Рики теперь даже не могли за что-то зацепиться. Рика похолодела от страха перед неотвратимым незаслуженным наказанием, что находилось внутри храма. И ногами и руками она яростно пыталась вырваться, но ничего не помогало. Никакой гордости в ней уже не осталось, она прекрасно понимала что её сейчас ждёт.
Так они добрались до храма, где уже стояла скамейка с ремешками, продетыми сквозь вырезы скамейки и возвышением посредине. Рика взвыла и ещё раз слёзно взмолилась. Отец опустил вертящуюся дочь тазом на возвышение и немного придавил коленом на уровне поясницы, разбираясь в каком порядке её связывать. Рика в последней попытке сбежать, попыталась рвануть вперёд и выползти из-под колена, чтобы затем выбраться в окно, которое высоко, но не недосягаемо. Отец схватился за лодыжку дочери и быстро накинул на неё ремень, который и затянул. Пока он пытался ухватиться за вторую, Рика уже пыталась своими маленькими ладошками расстегнуть первый, но ремни были такими, что затянуть их было просто, а на расстёгивание ушло хоть немного времени. Пока Рика безуспешно возилась с ремнём, отец поймал вторую ногу и зафиксировал во втором ремне, затем схватил одну из рук дочери, разобрался что это левая, увёл вперёд и захватил в передний ремень. Потом, пройдя по спине и вдоль правой руки, была закована и она. Всё это время Рика ревела и сквозь слёзы продолжала безуспешные вербальные попытки спасти свою попу от наказания. Когда все 4 части тела были зафиксированы, у неё не осталось вариантов кроме просьб, убеждений и обещаний. Ей давно не было так страшно. Она клялась именем Оясиро, что это не она. Просила не наказывать её. Обещала стать шёлковой послушной дочерью, сапфиром храма Фуруде. Красные брюки хакама были спущены до колен, а верхняя часть одежды мику задрана, пара ремней зафиксировала её на уровне поясницы и груди. Трусики были спущены насколько возможно, а на бёдра и под колени была накинута ещё одна пара ремней. Теперь она даже не могла особо пошевелиться. Руки, живот, бёдра, лодыжки, всё было лишено возможности сдвинуться хотя бы на сантиметр. Девочка была оголена, зафиксирована и полностью готова к воспитательным процедурам.
“Папа, пожалуйста. Не надо. Я не хочу. Папочка”, — жалобно скулила она.
Отец взял лежащие на столе скакалки. “Скакалки? Откуда они здесь вообще?”, — в панике подумала Рика. Свернув их вдвое, он показательно рассёк ими воздух прямо перед лицом дочери. Скакалки издали такой звук, будто хотели распороть воздух на части. Гримаса ужаса застряла на лице бедной девочки.
Отец прошёл к филейной части воспитуемой и замахнулся, а затем, выждав пару секунд, обрушил протяжно свистнувшие скакалки на сжавшуюся голую попу привязанной девчонки. Бедная Рика расширила глаза ещё сильнее, и сразу же начала кричать так громко, как только могла, поскольку её нижняя пара щёчек вспыхнула огнём и продолжила взрываться ударами каждую секунду. Первый удар обжёг её, как тысяча пчелиных укусов, и лучше не становилось, скакалки жалили и жалили. Рика пыталась сжать попу или убрать её с дороги скакалок, но ни одна часть её тела кроме головы не двигалась, она была в ловушке. Каждый удар временно деформировал округлую девичью попу, вжимая ягодицы внутрь, настолько сильно отец хлестал свою дочь. На заднице уже вспыхнули алые закольцованные следы от инструмента родительского воздействия, а новые удары ложились крест-накрест поверх старых, причиняя невероятную боль.
Скакалки свистели в воздухе, но саму попу хлестали бесшумно, подобно сове, что беззвучно опускается на маленькую мышку, и мышка чувствует лишь боль от пронзающих когтей. Также и скакалки пытались пронзить, распороть голые девичьи ягодицы Рики Фуруде. ВШУХ. ВШУХ. ВШУХ. ВШУХ. Удары продолжались безжалостно, и её крики становились все более отчаянными. Рика визжала, мотая головой. Она видела лишь появляющиеся звёзды сквозь свои слёзы. Слышала лишь свой собственный отчаянный визг. И была полностью лишена возможности что-то с этим сделать. Миниатюрная пунцовая трясущаяся попа была не в силах сдержать натиск скакалок в руках отца. Отец выдал ей пару ударов по бёдрам, ещё не налившимся женской округлостью, чем вызвал дополнительные эмоции у дочери.
Несчастные крики бедной девочки были слышны за храмом Оясиро, и любой случайно проходивший мог насладиться свистом скакалок, мольбами и стонами захлёбывающейся слезами маленькой Рики.
В какой-то момент маленькая девочка заверещала и окончательно перешла на фальцет. К этому моменту вся её голая попа полностью окрасилась в пунцовые тона, поверх которых горели яркие алые скрученные следы от безжалостной родительской порки. На середине бёдер красовалась пара штрихов, которая не позволила бы девочке хоть как-то скрыть факт порки в бассейне школы.
На её срывавших голос и переходящих в кашель визгах господин Фуруде понял, что дочка вообще перестала понимать что происходит вокруг. Порка остановилась также резко как и началась. Попа Рики представляла собой жалкое зрелище, сама девочка была сверху донизу вспотевшая и пока не поняла до конца, что её воспитание закончилось.
Отец развязал нижние ремни и сдёрнул с дочки красные брюки хакама вместе с трусами. Всё это вместе с розгой он положил на стол. Господин Фуруде даже не стал выдавать ей ещё пару шлепков, подумав, что он ВОЗМОЖНО немного перестарался. Пунцовый зад слишком контрастировал с юностью воспитуемой особы. Зато такую порку дочка не забудет десятки лет. Затем он развязал верхнии ремни и снял с Рики кимоно, оставив дочь совершенно голой. Маленькая девочка лишь обессиленно рыдала навзрыд, лёжа на скамье и не подавая признаков сопротивления. Её бедная попа дрожала мелкой дрожью. Вокруг неё носился тысячелетний дух, в ужасе закрывший лицо руками и плакавший от боли и страданий Рики. “Извини. Извини. Извини”.
Не дав девочке перевести дух, господин Фуруде взял её за ухо и с силой поднял со скамьи для порки. Рика слезла и обеими руками повисла на сильной мужской руке в попытках освободить ухо. Развернувшись, мужчина пошёл прочь из храма, потащив бедную девочку за собой. Обнаружив себя голой на улице, Рика одной рукой попыталась закрыть свою киску, а другой выбирала подтягиваться ей на руке отца, чтобы снизить боль от дёрганья за ухо или прикрыть голые ягодицы, светившие всем, кто мог бы оказаться здесь.
Дорога от храма Оясиро до дома была не длинной и к тому же мало обитаемой, но возможность встретить случайного жителя посёлка Хинамидзава всё же оставался. Отец специально повёл её по дороге голой, наказывая её стыдом и показывая всем и каждому, что даже она, жрица храма Оясиро, не может спасти свои ягодицы от строго родительского воздействия. Господину Фуруде казалось, что это подняло бы его авторитет в глазах населения. Прекрасный сапфир храма Оясиро, выставленный напоказ, гарцевал следом на носочках, надеясь не встретить никого по пути. Рике совсем не хотелось чтобы в школе обсуждали форму её попы, цвет волосков на киске и геометрию загара на теле. Что саму порку не оставить в секрете Рика уже поняла по саднящим бёдрам.
Сатоко Ходзё наблюдала за поркой с самого начала из окна сверху храма. Она была в ужасе от увиденного, но ещё страшнее ей было заступиться на Рику и взять всю вину за себя. Подруга так громко и жалобно кричала, что в какой-то момент Сатоко… стало как-то тепло внизу. Не веря тому, что сама творит, Сатоко погрузила свою руку в шортики и начала нежно ласкать горошинку под крики бедной Рики. Ходзё из окна видела привязанную Рику и хлестающего её отца, но сами они были к ней спиной, потому нарушительницу не замечали.
Сатоко возбуждали крики, слёзы, звук скакалок, рассекающих нежную попу, мольбы Рики. Девушка представляла как должно быть больно её подруге, ей было стыдно, но прекратить мастурбировать она не могла. Сатоко дошла до предела как раз в тот момент, когда Рика перешла на фальцет, срывая свой голос. Сатоко закусила пальцы на свободной руке и чувственно сжалась под рыдания Рики. Она расслабилась и продолжила медленно ласкать себя, посматривая как голое тельце Фуруде трясётся в путах на скамейке для порки. Сатоко планировала детально и вблизи рассмотреть тело Рики в школе. А пока только тяжело дышала в попытке прийти в себя от увиденного. На ближайшие годы это будет её главная фантазия.
Дома Рика рыдала, обнимая подушку, до самого вечера. У неё открылось второе дыхание для горьких слёз, которыми она и заливалась весь день. “Я и забыла как это больно”. В какой-то момент господину Фуруде это надоело, дочь могла не дать ему выспаться, и он сходил к аптечке, в которой было кое-что как раз на этот случай.
Отец зашёл в комнату Рики, и сразу же отдёрнул одеяло. Девочка всё ещё лежала голой, обнимаясь с длинной подушкой. Не теряя времени, отец раздвинул ягодицы, не успев среагировать, девочка почувствовала как что-то холодное скользнуло ей в попу. Затем он сжал болящие ягодицы дочери, причиняя ей мучение. Вскоре в попе начало гореть. Рика попыталась избавиться от свечки, но сжатые отцом половинки не давали это сделать. Рика крутила попой, не в силах терпеть жжение и пытаясь как-то его прекратить, а отец лишь пару раз раздвигал ягодицы, инспектируя расщелину между двумя холмиками и проверяя, что дочка не смогла выплюнуть свечку. Где-то через 20 минут на девочку накатила сонливость, и она уснула.
Господин Фуруде убедился, что дочь спит, ещё раз как следует рассмотрел результаты своих трудов на теле Рики, накрыл её одеялом и вышел. Он знал, что на следующий день её зад будет болеть не меньше чем сейчас.