Все, что ты хочешь

Пахнет сыростью и пылью. К подошве кед комками прилипла вонючая грязь с мелким мусором. Пальцы на ногах озябли, хочется снять обувь и согреть ступни руками. Смысла в этом будет немного, руки заморожены и почти не подвижны. Это от перенапряжения, от истощения. Остаточные последствия анемии, которую в настоящих условиях жизни вылечить нельзя, даже если съедать в день килограммы свиной печени. Сырой. Во рту сухо, горло сжимает невидимыми тисками. На виске бьется тонкая, синяя жилка. Отовсюду слышится свист и возбужденные крики тех, кто поставил ставки. Металлическая сетка скрипит от напора сотни пар рук. Чувство, что скоро тонкие железные прутья порвутся как прогнившая ткань, и весь поток хлынет сюда. Секундант нажимает на гудок. Крики становятся громче. – Рыжий, размажь! – Давай, сучка, я поставил на тебя три тысячи! – Сопротивляйся! Уши забиваются ватой. Рыжий чувствует постепенно тяжелеющие веки. Череп распирает изнутри. Подкатывает тошнота. Секундант сжимает гудок второй раз: «Отдать команду!» Тошнить начинает сильнее. Гул нарастает, кажется, что бетонные плиты сейчас разойдутся и поглотят в жесткую трясину. Замуруют навсегда. Рыжий бы этого хотел. Он бы с удовольствием провалился куда угодно, чтобы больше не видеть происходящее вокруг. «Пришлось устроиться на вторую работу. Ничего, милый, скоро это закончится. Скоро». Рыжий разлепляет запекшиеся губы. Расставляет ноги показательно широко, запускает забинтованную руку в волосы и улыбается. Гул растет. Гул не знает, что он медленно рассыпается на частицы. Гулу все равно. У него ставки. – Игра, ‒ команда отдается дрожью в коленях. Мужчина, сидящий напротив, ведёт плечами и щурит глаза. Смотрит в лицо. Он самодоволен и расслаблен. Рыжий знает, что эти эмоции с ним ненадолго. ‒ Сыграем. На колени. Желудок сжимается нервным комком. Во рту кислит. Жилка на виске бьется сильнее. Гул затихает. Серые лучи ложатся ему на скулы, глаза становятся ярче ‒ он чувствует. Рыжий не двигается с места, только коротко смеётся, но ему хочется блевать. Мужчина встает со стула. Надвигается тяжелой тучей. От него пахнет машинным маслом и сыростью. Сыростью здесь пропахло всё, даже Рыжий. Он знает, что перед ним сильный доминант. Это ощущает его вторая часть. Второй части хочется подчиниться, он мысленно велит ей замолкнуть. Мужчина стоит близко, смотрит на него сверху вниз. Рыжий не шевелится. Руки висят вдоль корпуса, голова откинута на спинку. Всем вокруг кажется, что он в уязвимом положении. Так и положено. Однако. ‒ Давай, детка. ‒ Мужчина пальцами оттягивает посеревшую футболку. ‒ Покажи. Рыжий встает и щелкает шейными суставами. Тело постепенно немеет, голова становится все тяжелее. Доминант тянет правую руку к его подбородку. ‒ Стоп. Мужчина распахивает глаза и смеётся. Хватает его за нижнюю челюсть, тащит на себя. Горло дерёт. Рыжий не рассчитал силы, не выдержал паузу. Гул свистит. ‒ Открой. Он сжимает зубы. Все его тело противится этому, вторая часть протяжно воет. Она устала: ей надоело плыть против течения, идти напролом стены, жевать гранит. Рыжему надоело тоже. Не сопротивляться, а всё комплексно. Но у него нет времени думать об этом. Сил думать об этом тоже. Поэтому Рыжий открывает рот. У мужчины блестят глаза. ‒ Я сказал стоп. Его отшвыривает от Рыжего на полметра. Он путается в ногах и падает на бетонные блоки. Смотрит как раненный зверь. Гул нарастает. Металлическая сетка скрипит и ноет. Секундант начинает отсчет: «Три, два, один!» Мужчина не встает. Рыжий выдыхает с облегчением. ‒ Черный. Секундант жмет на гудок и кричит: «Победитель ‒ Рыжий».

***

Рыжий забирает конверт из подвальной комнаты. Поднимается по грязной лестнице. Она измазана чьей‒то кровью, спермой и рвотой. Мало кого это волнует, здесь люди не имеют привычки волноваться. Им либо все равно на жизнь, либо они под веществами. Наркоманы на удивление очень спокойные люди, пока у них не начинается ломка. У Рыжего как раз началась. Он еле взбирается по подвальной лестнице, с хрипом втягивает воздух. На колени не падает ‒ за локоть хватают и резко вздергивают. Четки на чужой загорелой руке стучат, красная тесьма качается как часовой маятник. За белыми волосами скрываются желтые глаза. Змеиные. Рыжего ведут в сторону непримечательной машины, толкают на пассажирское сиденье. С водительского места доносится смешок. ‒ Нравится тебе изматывать себя? Любишь пощекотать нервишки? Хочешь, чтобы тебя, истощенного в край от вечной упертости, пустили по кругу? Так нравится ползать на коленях? А, Рыжик? Рыжий не отвечает. Голова приземляется на мягкую поверхность, дальше ‒ секундная темнота. Или не секундная. Открывая глаза, Рыжий видит знакомый потолок. Штукатурка с него уже давно начала сыпаться. Под ладонями обивка протертого дивана, с которого слоями слезает искусственная кожа, обнажая желтый поролон. Шэ Ли поднимает его голову за затылок, сует в губы стакан воды. Рыжий вяло отбрыкивается, протестующе мычит. ‒ Рыжик, если ты это не выпьешь из стакана сам, я волью изо рта в рот. Будь паинькой, не зли меня. ‒ Рыжий стонет, улавливая команду, скребет ногтями по загорелому предплечью. ‒ Сука, ‒ Шэ Ли щелкает языком, ‒ пей. Силы на сопротивление кончились. Рыжий делает глубокий глоток, чувствуя, как вода течет по подбородку. По телу бегут волны притупленного наслаждения. Это не из-за утоления жажды, Рыжий знает. Нутро воет протяжно, просится наружу. Он вымотан, но лучше сейчас, чем, окончательно разбитым, утром. ‒ Игра. Шэ Ли убирает стакан на покосившийся деревянный стол. Смеется хрипло, будто его схватил приступ кашля. Смотрит долго, провожая каплю от подбородка до ямки на ключице. ‒ Будь по-твоему, лисенок. Давай сыграем, ‒ и слизывает приглядевшуюся каплю одним широким мазком языка. Из Рыжего вырывается полузадушенный стон. ‒ Хочешь сегодня нежно, а? ‒ Желтые глаза становятся ярче, краснее. ‒ Отвечай. ‒ Да. ‒ Не расслышал. Я не настроен на односложные ответы. Говори подробнее. Отвечай. ‒ Я хочу, ‒ Рыжий не хочет говорить, не хочет унижаться, но по телу свинцом растекаются липкие импульсы, скапливаясь тяжестью внизу живота. Ему надо, ‒ кончить. Хочу, чтобы ты отдрочил мне. Хочу… ‒ Рыжий сглатывает, у Шэ Ли сужаются зрачки. Он ждет этого слова, и не начнет, пока не услышит, ‒ подчиниться. Я не… ‒ Покажи. Шэ Ли поправляет пряжку ремня на своих джинсах. Жар знакомо бросается на шею, уши и щеки. Глаза печет. Большим пальцем он оттягивает спортивки вниз. Шэ Ли смотрит на его забинтованную руку и резко стягивает штаны полностью, откидывает куда-то в сторону на пол. Оглаживает холодными ладонями бедра, пересчитывает ребра пальцами. Давит на кровоподтёки. Рыжий морщится, но молчит. Одна из царапин кровит, Шэ Ли проводит по ней языком. Рыжий сжимает губы. ‒ Ай‒яй, лисенок, ты же знаешь, что я не люблю, когда ты тихий. ‒ Рыжий в курсе. Шэ Ли любит слушать его вопли. Любит его слезы, его кровь. ‒ Открой рот и громче. Член в трусах дергается, как только он подчиняется первой команде. Стон выходит дрожащим. Тело дрожит тоже. Шэ Ли довольно улыбается и проводит языком по стволу через хлопковую ткань. Рыжий удивленно охает. ‒ Ты так жалко выглядишь, без слез и не взглянешь. Я сделаю то, что ты хочешь. Считай это наградой. Снимай. ‒ Трусы улетают к штанам. Рыжий дышит рывками, сначала ртом, потом носом. Бедра прижимаются в попытках прикрыть наготу. ‒ Это еще что за фокусы? Раздвинь. Ноги разъезжаются в разные стороны, в глазах жжет сильнее. Шэ Ли садится на диван, наваливается сверху. Берет за подбородок, трет его большим пальцем. Рыжий понимает: стирает прикосновение. Второй рукой больно сжимает ягодицу. ‒ Перестань сопливить. В ближайшее время тебе нужно только лежать и выполнять команды, понятно? Сегодня, так и быть, стараюсь только для тебя, лисенок. А теперь смотри на меня и кричи почаще. Он сжимает его ладонью. Рыжий теряется во времени.