***
Как показывает практика, восьми пальцев более, чем достаточно, чтобы стать признанным в округе профессионалом. Без лишних движений и суеты доктор Тео лишает Нико лёгкой смерти, чтобы достать засранца самому, когда тот придёт в себя. И как и много раз до сегодняшней операции доктору ассистирует его подопечная Нина. Маленькая, смышлёная и проворная медсестра, повидавшая слишком много боли, застывшей на телах несчастных людей, для своего юного возраста. Последний шов, оценивающий взгляд, за которым следует уверенный поворот на сто восемьдесят градусов — и вот жизни сумеречного снова ничего не угрожает. По крайней мере, пока он в клинике доброго доктора Тео. После операции док хочет курить, в чём не отказывает себе. Сегодня он, наконец, позволяет Нине закончить работу, зная, что ей это по силам. У девочки мерцают глаза от оказанного доверия. Конечно, она справляется, полностью оправдывая ожидания доктора.***
Нина не спит сутки. Но не потому что Нико плохо и ему нужен присмотр. Вовсе нет. Она сидит у кровати, упрямо слушая тихое дыхание неугомонного сумеречного, потому что кроме неё, больше некому. Раньше она боялась их. Не понимала, почему доктор Тео помогает. Причём часто себе в ущерб. Но прошло время и теперь она боится за них. Нина стала понимать своего наставника, с которым они и раньше были за одно, но теперь в этом больше осознанности и чувства ответственности. Нико поворачивается, чтобы лечь полубоком, отчего сползает одеяло. Надо поправить. Нина встаёт на ноги, опирается рукой о матрас, тянется к одеялу. Но замирает, не доходя совсем чуть-чуть. Её вниманием завладевает небрежная татуировка на уровне лопаток. До сих пор она видела только то, что выглядывало из-за белой майки. Ей всегда до чёртиков было интересно, откуда она у него. Кто набил? Было ли больно и что она значит? Но спрашивать было как-то… неудобно. Хочется провести любопытным пальцем по незамысловатым загогулинам. Отчего-то очень хочется. Нина тихонько хихикает, потому что вдруг чувствует себя притаившимся хищником. Ей забавно, потому что обычно Нико своим видом напоминал ей кого-то свирепого с острыми когтями и клыками. Но сейчас не было видно ни клыков, ни когтей. К тому же Нико спит. Значит, он ничего не узнает, если она прикоснётся, верно? Нине почему-то хотелось, чтобы её неконтролируемый акт любопытства остался в тайне. Рука успевает пройти ещё немного, как Нина командует сама себе: «Стоп! У меня же руки холодные! Надо согреть». Она подносит пальцы ко рту и медленно выдыхает. Затем ещё и ещё. Пока те не становятся приемлемой температуры. В этот раз она решительнее тянет руку к спине сумеречного. Невесомо касается яркой, чёрной линии, внимательно прислушиваясь к реакции. И слышит лишь своё учащённое сердцебиение. Нина никогда прежде не касалась татуированной кожи, поэтому она взволнована так, что сердце в ушах стучит. К счастью, Нико никак не реагирует. Нико спит. Как будто знает, что когда проснётся получит взбучку от доктора Тео, которая подарит ему ещё около семи часов беззаботного забытья. И, может быть, пару уколов успокоительного в задницу прямо через штаны. Для предупреждения развития слабоумия и отваги. Хоть кратковременной остановки. А когда очнётся снова, будет обречён на профилактическую беседу только уже с Ниной. Она верит, что это небесполезно. «Нико спит», — Нина возвращается мыслями в сейчас, констатируя настоящее. А значит, можно идти дальше. Нина прослеживает лабиринт линий от — как ей кажется — самого начала. Сложно понять, где тату начинается и где заканчивается. По пути она замечает, что Нико горячий. Но не настолько, чтобы начать беспокоиться — температура в норме. Немного разочарованная, она приходит к выводу, что татуированная кожа ничем не отличается от обычной. Однако задерживается, желая закончить своё маленькое исследование. И даже после того, как она заканчивает, Нина не спешит убирать руку. Помимо татуировки её пальцы успели споткнуться об огромное количество шрамов. И ей почему-то показалось необходимым написать несколько слов на будущее. Пусть они не отпечатаются на коже, как тату, но Нина отчаянно надеется, что они впитаются через кожу и дойдут до самого сердца. Дописав последний хвостик буквы, Нина садится на место и довольная берёт в руки остывшее какао. Делает глоток и неслышно ставит кружку обратно. Она рада, что осталась непойманной. И Нико хочет, чтобы Нина думала так и дальше. Он понимал, что проснулся ни взад, ни вперёд посреди процесса, который, как он почувствовал, не в праве прерывать. Поэтому Нико старался выглядеть спящим. Очень старался. Ему даже удалось подавить рвущийся наружу чих. Дважды. Да и сам он не захотел прерывать Нину. То ли от того, что рука на его спине была знакомо маленькой, и хозяйку этой самой руки не хотелось случайно напугать. То ли потому, что прикосновения были добрыми и нежными. То ли слова, написанные кончиком пальца, оказались очень важными.