Часть 1
6 марта 2023 г. в 04:03
Рейнира игнорирует существование братьев. Внутри неё до сих пор живёт иллюзорное убеждение, будто она — единственный ребёнок своего отца. И это убеждение крепнет всякий раз, как Рейнира видит его в одном помещении с Эйгоном и Эймондом: отец к ним безразличен. В таком положении вещей есть своя ирония, ведь отец так хотел сына, но, как оказалось, любви в нём не так уж много, и всю её Рейнира забрала себе.
Рейнира не игнорирует существование сестры, но видит в ней лишь несчастное дитя, обречённое на кошмарный брак. Брак, который, сложись всё иначе, мог бы ожидать саму Рейниру. К счастью, для Эйгона она оказалась слишком стара, хотя даже теперь её чрево полно сил и готово зачинать и рожать новых детей.
Эйгон её существование игнорировать отказывается. Жалкий, слабый, пропитый до кончиков ногтей, он и в подмётки не годится супругу Рейниры, истинному Таргариену — Деймону. Она язвительно напоминает об этом вполголоса всякий раз, как Эйгон спьяну вылавливает её в коридорах замка и пытается зажать в углу. Рейнира сплетена из достоинства и разорвёт на части любого, кто попытается взять её силой. Эйгон упорно этого не понимает.
За ужином Рейнира слышит, как Эйгон цепляет её старшего сына, но не встревает в перепалку. Мужчины в своих играх должны разбираться сами. Вместо этого она бросает поверх кубка быстрый взгляд на Алисенту, ожидая увидеть на её лице гримасу гнева, ведь та всегда яростно бросалась на защиту детей — точно волчица. Вот только Алисента не смотрит на Эйгона, а в её глазах легко читается бесконечная усталость пополам с разочарованием. Рейнире любопытно, но она знает: Алисента никогда не станет жаловаться на детей, не скажет о них посторонним людям ни единого дурного слова.
А они ведь давно посторонние.
Когда Эйгон после ужина, дождавшись, что она останется одна, пытается залезть ей под юбку, Рейнира ядовито спрашивает, почему собственная мать настолько его презирает. К её удивлению, Эйгон не злится, не впадает в агрессию, не уходит прочь, пристыженный, — просто утыкается лбом ей в плечо и стоит так, пока Рейнира не отпихивает пьяное тело от себя. Эйгон мешком валится на пол, настолько нетвёрдо он стоит на ногах. Наглядный ответ на вопрос.
Брезгливо отряхивая руки после вынужденного прикосновения к Эйгону, она бросает:
— Такой жалкий бурдюк с вином не достоин и пряди волос с моей головы.
И уходит. Как всегда — ровной спокойной походкой. Ей ни к чему торопиться — Эйгон не сможет встать, а даже если встанет, единственное, на что его хватит, это на попытку ухватиться за подол её платья.
Эймонд — другой. Статный. Красивый, несмотря на потерю глаза. Уверенный в себе. Рейниру веселит то, как отчаянно он старается походить на Деймона; она находит это по-своему милым и даже делится своим наблюдением с Алисентой, но та отчего-то только мрачнеет в ответ. А ведь Рейнира просто хотела сделать ему комплимент. Мало кто в королевстве мог бы удостоиться положительного сравнения с её мужем.
В следующий раз Эйгон поджидает её на балконе, куда Рейнира в отсутствие Деймона по вечерам выходит подышать свежим воздухом. Он сидит, прислонившись к стене, и покачивает ногой — совсем как скучающий ребёнок.
Первый порыв Рейниры — развернуться и уйти, но гордость берёт своё: она не позволит столь жалкому человеку, будь он хоть трижды её братом и сыном некогда лучшей подруги, влиять на себя. Она опирается ладонями о балюстраду и смотрит перед собой — на линию свинцового-серого горизонта. Солнце давно село, но последние отблески рыжего заката ещё отражаются в тучах, наполняя их скрытым огнём.
— Ты красивая, сестра, — говорит Эйгон, и Рейнира, зная, что он не видит, кривит губы в усмешке.
Когда-то так и было — её считали отрадой королевства, настолько она была хороша собой. Но ни одна женщина, выносившая и родившая стольких детей, не способна сохранить свежесть своей юности. Лицо её и впрямь до сих пор красиво, но тело пострадало от испытаний женским бременем.
— А ты снова пьян, — отвечает она, не оборачиваясь, — брат.
— Я трезв, — возражает Эйгон. — Представляешь? Такое тоже бывает.
Рейнира качает головой. Этот бессмысленный диалог ей ни к чему. Она пришла сюда, желая побыть в тишине, наедине с небом и самой собой, а не для того, чтобы развлекать избалованного отпрыска Алисенты. В конце концов, что Эйгону нужно от неё? Да, она и впрямь сохранила часть былой красоты. Но красивых женщин много. Если ему хочется сестру — пожалуйста. Хелейна, как жена, в полном его распоряжении. Но Рейнира знает — Хелейна простодушно вываливает тайны своей опочивальни всем, кто готов слушать, — что Эйгон упорно избегает близости с ней.
Слышится шорох — это Эйгон слез с балюстрады. Рейнира чувствует его присутствие за спиной и готова в любой момент дать отпор — ей это даже не будет стоить больших усилий, — но Эйгон, вопреки обыкновению, не прижимается к ней всем своим тщедушным телом и не пытается задрать юбки. Невольно она вспоминает, что когда-то — не так уж и давно, — Эйгон тоже был крепким и натренированным юнцом. Но годы тренировок легко растопить в вине и распутстве. Впрочем, за распутство Рейнира его не винила. Телесные удовольствия были и остаются драгоценной частью её жизни, и это одна из причин ненависти Алисенты, не знавшей, каково это — когда прикосновения мужчины разжигают в душе пожар, а не разливают болото.
— Он так любит тебя, — выдыхает Эйгон ей на ухо. — Отец. Словно ты — смысл всей его жизни. И мать — тоже. — Его ладони ложатся Рейнире на плечи, и она, заинтригованная, не торопится их стряхивать. — Она никогда в этом не признается, но — любит до ненависти.
— Да, — отвечает Рейнира. — Я — первенец отца. — Откровение об Алисенте она игнорирует, потому что лучше Эйгона понимает, что на самом деле испытывает к ней Алисента. Чудовищную зависть. — Отчего бы ему меня не любить?
— Но я тоже его ребёнок. — Голос Эйгона срывается на свистящий шёпот. — Тоже.
Он убирает волосы Рейниры в сторону и оставляет на её шее липкий влажный поцелуй. Она не сопротивляется, но не от вспыхнувшей страсти, а — из жалости. Первый мальчик; ребёнок, которого по-настоящему желали. Сын, которым отец грезил долгие годы. Как итог — не любимый никем из семьи. Кроме, разве что, Хелейны.
— У тебя есть супруга, — напоминает Рейнира, отодвигаясь. — Зачем ты обижаешь её?
— Да ты её видела? — фырчит Эйгон. — У неё лицо матери. Это омерзительно.
В голове Рейниры — сложные цепочки множества последовательностей. Попытки понять. Она не должна жалеть мальчишку, само существование которого до сих пор является угрозой её трону. Не должна слушать его завуалированные обвинения отца в нелюбви, ведь отец уже очень плох и ему не нужны чужие обиды. Не должна думать о том, что Хелейна обречена на холодную постель, потому что Эйгон видит в ней мать, а не женщину.
Поддаваясь мимолётному порыву спутанного сознания она пропускает момент, когда руки Эйгона оказываются на её талии. Она почти не чувствует прикосновений сквозь туго зашнурованное платье, но чужие ладони скользят вверх, болезненно сжимают грудь, и её прошибает тягучим, томительным осознанием того, что и кому она позволяет. Чувство вины, впрочем, на неё не снисходит сейчас и не снизойдёт позже — её любовь навеки отдана Деймону, а тело лишь тело; и перед Алисентой ей тоже не стыдно — нужно было лучше воспитывать и крепче любить своего первенца.
Она разворачивается, но ничего не успевает сказать — Эйгон прижигает её губы отчаянным, полным жалостливого желания поцелуем. Рейнира с силой отталкивает его от себя, смотрит ему в лицо. Меньше всего она ожидает увидеть в нём восхищение, но — оно отражается в глазах Эйгона, плещется на дне расширенных зрачков. Если бы он униженно попросил её, Рейнира бы ушла. Но он не просит — жадно всматривается в неё, облизывая обветренные губы; спутанные волосы падают на лицо и шевелятся под лаской вечернего ветра.
Рейнира снова толкает его — к стене, вжимает всем своим весом, не отводя глаз. Она никогда не поступала так с мужчиной, но Эйгон, кажется, не против. Он, как свеча, тает под её касаниями, плавится под властным поцелуем, растворяется в болезненном укусе, которым одаряет его Рейнира. Губы Эйгона горькие, как полынь, и сам он весь пропитан горечью. Рейнира полна любви и готова ею поделиться, пусть даже тугие розовые бутоны её юности давно расцвели пышными, уже слегка подвявшими соцветиями. У Эйгона кружится голова — она считывает это по дыханию. Его ведёт, когда Рейнира позволяет ему припасть к своей груди. Ей хочется назвать это справедливостью, но она ничего не произносит вслух. Лишь берёт Эйгона за чуть подрагивающую руку и увлекает за собой — в тепло галереи, а оттуда — в покои, стены которых сохранят в тайне эту их справедливость.