baby, don't forget my name

I. 22 Мая, 2012 — Вторник

— Шого, просыпайся! — Кричит знакомый надоедливый голос его матери снизу. — Ты опоздаешь! Шого инстинктивно гримасничает и раздраженно кричит в ответ: — Я уже встал! Она ворчит что-то в ответ, но он игнорирует её и открывает глаза. В его комнате такой же бардак, как всегда. Он облизывает сухие губы и садится, откидывая одеяло в сторону. Он механически бредёт по коридору в ванную, слишком усталый, чтобы думать о чём-то ещё кроме похода в туалет и чистки зубов. Сделав первое, он движется к раковине и хватает зубную щётку. Намазав её щедрым слоем пасты, он начинает рутинную процедуру чистки и наконец смотрит на свое отражение в зеркале в процессе. Он захлёбывается собственной слюной. «Какого хрена?» Удаётся ему сказать. Лицо, смотрящее на него в ответ, выглядит таким же неверящим и растерянным, как он звучит. Только вот, это лицо принадлежит маленькому ребёнку, а не двадцати двухлетнему. Он моргает несколько раз, думая, что у него лунатизм или вроде того, а потом с щёткой во рту, не слишком нежно тыкает в лицо и дёргает за волосы. Он даже даёт сам себе пощёчину, которая оставляет красный след, но это не помогает. На Шого всё ещё пялится подросток с детским лицом. — Какого хрена, — снова говорит он, но это ни в коей мере не описывает всё то безобразие, которое сейчас происходит. Запоздало, он смотрит вниз на своё тело и задирает футболку. Его мускулы исчезли, как и множество шрамов, что он получил в боях за все годы. На его коже нет ни одной краски. Он сделал первую татуировку в старшей школе, следовательно он вернулся в среднюю. В оцепении, он возвращается в комнату и на самом деле просматривает её в этот раз — знакомая незнакомая одежда, грязные кроссовки, старые игровые приставки. Это как скачок во времени… Шого фыркает, потому что бля, он, чёрт возьми, вернулся во времени. Проводя ладонью по волосам, он хмрится и думает более серьёзно «я путешественник во времени». Что он должен делать? — Я ухожу на работу! Не забудь забрать свой обед! Не создавай никаких проблем, Шого! — устало кричит мама, вырывая его из раздумий. — Да, хорошо! Тебе лучше вернуться домой в безопасности, старуха! — кричит он в ответ, в его разуме появляется воспоминание матери, упавшей в обморок из-за переутомления. Событие случилось на его первом году старшей школы. Оно заставило его сократить дурачества и попытаться найти работу на пол дня. Вначале его часто увольняли за то, что он трепал языком и затевал драки, но в конце концов он взял себя в руки. Ему пришлось обуздать свои склонности к насилию и вернуть свои волосы в первоначальный пушистый серый цвет, но он сохранил свою работу. Дополнительные деньги уменьшили нагрузку на его маму, так что оно того стоило. Ему никогда не понять её, но он любит старушку. Он не собирается позволить ей переутомится в этот раз, если это путешествие во времени законно. Он слышит её смех. «Люблю тебя тоже!» Потом дверь громко закрывается за ней и он закатывает глаза. Эта женщина делает что хочет. Сводит его с ума. Однако, теперь, когда его временное отвлечение исчезло, он должен… справиться с этим. Каким-то образом. С любопытством он заглядывает внутрь шкафа и не особо удивляется бело-голубой форме, что находит. — Тейко, а? — бормочет он, рассматривая одежду с горечью. Шого думал, что прошёл через это теперь, но может быть была причина почему он снова подросток. Наверное, ни одно другое время в его жизни не повлияло на него так сильно. Средняя школа, конечно, стала для него сигналом к пробуждению, и в каком-то смысле она принесла ему завершение. На его первом году, его одолел Рёта и с правого хука вырубил Дайки. (Он никогда не признается, что ощутил облегчение, что его остановили от совершения чего-то глупого.) Была также победа Сейрин над Ракузан, которая даже вдохновила его на что-то. Однако в последующие два года он забросил баскетбол из-за работы и лишь изредка слышал об играх между «Чудесами». Баскетбол и старшая школа — всё это закончилось для Хайзаки Шого довольно неожиданно. Он смеётся. «Кто я, старик?» Потому что эти мысли были полны сожаления, о котором Шого даже не подозревал. Конечно, в средней школе было интересно. Все «Чудеса» были маленькими детьми, только-только раскрывавшими свой потенциал, но Шого тоже был там с самого начала. Баскетбол стал для него чем-то вроде случайности. Он увлёкся им, как видеоиграми, и остался в нём, потому что у него хорошо получалось. Несмотря на это, он не любил баскетбол; не так, как Тецуя или Дайки. Но он нравился ему, и этого, по его мнению, более чем достаточно. Ниджимура безошибочно находил его и затаскивал обратно, и этого было достаточно. Но… Он был там с самого начала, и он был хорош — но, видимо, недостаточно хорош. Рёта пришел как вихрь на втором году, и Шого был немедленно изгнан, а его место без колебаний уступили восходящей звезде. Он чувствовал горечь, злобу и обиду, и, возможно, спустя столько лет он может понять объяснения Сейджуро. Может быть, даже верит. Но в то время он лелеял обиду, зализывал раны, а когда после этого даже Ниджимура не пощадил его? Он превратился в бомбу замедленного действия, готовую взорваться при малейшем недоразумении. Он чувствует, как в глазах собираются слезы, и с отвращением вытирает их. «Чёрт», ворчит он, потому что Шого не умеет лгать, особенно самому себе. Он точно знает, почему эта дурацкая невозможная вещь привела его в худшее и лучшее время его жизни, и с замиранием сердца все больше и больше убеждается в том, что он должен делать. — Ты хочешь, чтобы я исправил этот бардак? — ворчит он, обращаясь ни к кому конкретно. Он смотрел достаточно фильмов о путешествиях во времени, чтобы знать, что обычно подобные вещи сводятся к тому, чтобы что-то «исправить» — предотвратить смерть, получить девушку, сделать то, о чём ты всегда жалел, что не сделал. А для Шого это было вытеснением всего, что он когда-либо считал важным — баскетбол, дружба с Чудесами и Ниджимурой, вся его школьная жизнь. При всей своей крикливости, он тоже хотел быть частью чего-то, и, блять, он краснеет от мысли. Он бросает последний взгляд на форму, а затем решительно закрывает дверь. Ни за что на свете он не вернётся назад. Поскольку его брат всегда рано уходил в школу, он знает, что дом пуст. И это хорошо, потому что Шион без колебаний донесёт на него за прогул, а он не хочет иметь дело с лекцией от мамы. Он принимает душ, израсходовав всю горячую воду и пробыв в нём достаточно долго, чтобы его руки стали сморщенными, но когда он выходит из душа, он чувствует себя немного более похожим на себя. Да, он носит свою задиристость как маску, но после всего этого времени она больше похожа на удобное одеяло, чем на хрупкую простыню. Он вытирает волосы полотенцем, а затем надевает относительно чистую футболку и шорты. Захватив бумажник, телефон и ключи, он надевает обувь и выходит, закрыв за собой дверь. Некоторое время он бесцельно ходит по городу, рассматривая здания и магазины, которые, по его смутным воспоминаниям, либо закрылись, либо были заменены. Хотя некоторые из старых реклам бросаются в глаза, люди ничуть не изменились, всё так же деловито снуют вокруг, как маленькие рабочие пчёлки. Он был бы одним из них, если бы необъяснимым образом не проснулся на десять лет назад в прошлом. Как бы то ни было, у него нет определённого места назначения, и ему лишь изредка приходится обходить стороной предприятия, которые, как он знает, отчитают его за прогул. Примерно в обед он перекусывает в Maji Burger, и только тогда ему приходит в голову проверить телефон. У него пять сообщений и один пропущенный звонок, и все они от одного и того же светящегося имени: Ниджимура. Шого чувствует, как его охватывает чужеродное волнение, но тут же безжалостно подавляет его и напоминает себе, что здесь, в это время, это нормально. Ниджимура, вероятно, заметил его отсутствие на утренней тренировке, что объясняет два угрожающих сообщения, полученных несколько часов назад. Следующее сообщение требует объяснить, почему он вообще не пришел в школу, и Шого предполагает, что Ниджимура, должно быть, искал его в классе. Два последних — угрозы, обещающие наказание, если Шого не явится на дневную тренировку. Он слегка улыбается, и, чтобы не быть засранцем, посылает ответ, что ему не хочется идти. Затем он убирает телефон обратно в карман и продолжает допивать шоколадный коктейль. Он громко рыгает, и пожилая женщина неодобрительно смотрит на него. Он отмахивается от нее и снова выходит на улицу. Но почему-то вместо прежних мест его ноги приводят его на пустую баскетбольную площадку. Одинокий мяч лежит в углу, и действительно, удивляется ли он своей удаче в этот момент? Он принимает ту силу, которая привела его сюда, сдаётся и идёт на поводу, потому что — внезапно он действительно хочет играть в баскетбол. Он берёт мяч и бросает его, сначала медленно и почти нерешительно, но вскоре он уже носится по всей площадке, уворачиваясь от призрачных соперников и совершая победные броски, словно рождённый для игры. Возможно, так оно и было. Он вспоминает старый прием, который он когда-то украл, и он легко возвращается. Его тело подстраивается под образ в его сознании, и он делает невозможный бросок. Мяч с размаху попадает в сетку, и Шого в восторге вскрикивает. Следующие несколько часов он проводит, пытаясь украсть движения у игроков из своих воспоминаний, доводя свое тело до предела и нисколько не заботясь об этом. Он чувствует себя легче воздуха, не обремененным, и не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал что-то подобное. Впервые за целую вечность Шого беззастенчиво и свободно смеётся, позволяя себе это, и наконец-то понимает, почему Тецу всегда поэтично отзывался об этом виде спорта. В конце концов, однако, драйв исчезает, наступает усталость, и его безрассудная игра наконец-то приносит свои плоды. Он опускается на землю, тяжело дыша, и вяло перекатывается на спину. Всё его тело болит, и он весь в поту. Но. Когда он смотрит на чистое голубое небо, он понимает, что покой, который он обрёл во время игры, не исчез, и он подозревает, что и не исчезнет. Это тоже было то, что он отрицал, причем настолько, что сам в это поверил. Он любит баскетбол. Он, Хайзаки Шого, чертовски любит баскетбол. Вот почему он чувствовал, словно в нём не хватает частички души после того, как он бросил, почему у него всегда чесались руки что-то сделать. Вот почему он так расстроился, когда его заменили, и вот почему он так отчаянно пытался доказать, что его не должны были заменить. — Чёрт возьми, — говорит он себе под нос, непрошенные слёзы текут по его лицу. — Чёрт возьми! — снова бормочет он, с большей силой. Он действительно идиот. Он почти хочет, чтобы появился Дайки и ударил его снова, остановив его от совершения чего-то глупого. — Значит, ты пропустил тренировку ради игры в баскетбол самому? — Озадаченный голос выводит его из задумчивости. Он садится, оглядывается и торопливо вытирает лицо. С большим раздражением, чем он чувствует, он отвечает: — Тебе-то что? Мгновенье тишины, а потом… Вспышка боли в его голове. Он инстинктивно зажимает её, поспешно вставая на ноги, и выходит из зоны поражения. — Ай! Какого чёрта! — Он смотрит на нарушителя. — За что?! Ниджимура раздражённо смотрит на него. — Я говорил тебе прийти на тренировку, не так ли? — Шого отводит взгляд, фыркая, и Ниджимура скрещивает руки. — Так? Какое оправдание на этот раз? Простудился в третий раз в этом месяце? Или потерялся на дороге жизни? Шого фыркает. Всё ещё потирая больное место, он насмешливо говорит: — Я путешествовал во времени и не хотел видеть тебя, мудака, снова. Ниджимура бьёт его. — Какого! Прекрати! В чём твоя проблема?! Даже получая синяки, Шого втайне радуется такому вниманию. Он и вправду ебанутый, да? Наслаждается вниманием этого жестокого придурка, как влюблённая школьница. — Ты даже не в форме, — замечает Ниджимура. — Ты не собирался сегодня в школу, да? Шого едва удаётся уловить беспокойство за постоянным хмурым взглядом ублюдка, вероятно, потому что он редко пропускал полные дни. Именно поэтому он так привязался к нему. Шого неловко переминается на месте. — Ничего не случилось. Просто не хотелось идти, — он поворачивается и лениво машет рукой. — Увидимся. Прежде чем он успевает убежать, Ниджимура протягивает руку и хватает его за воротник железной хваткой. — О, нет. Ты пойдешь со мной, даже если мне придется тащить тебя туда. Так он и поступает, к большому разочарованию Шого. Он пытается торговаться и уговорить Ниджимуру позволить ему идти пешком, но тот говорит, что знает, что Шого попытается ускользнуть, как только ослабит бдительность. Ему приходится уступить, и тогда его старый сенпай буквально тащит его за собой до самого Тейко. Это не лучший момент для него. Только десять минут спустя он понимает, что они идут в неправильном направлении. Здания вокруг него знакомые, поэтому он не много думает об этом. Но это не здания, мимо которых он проходит по дороге в Тейко. Он растерянно смотрит на Ниджимуру. — Что ты делаешь? Я думал, ты ведёшь меня на тренировку. Ниджимура усмехается. — Ты потеряешь сознание, если попробуешь потренироваться с первым составом сейчас, идиот. Хорошо, это имеет смысл — он не признает этого — но не ответ на его вопрос. «Так, ты ведёшь меня домой?» Потому что единственный пункт назначения, ожидающий их на этом конкретном пути, — это ряд скромных жилищ, включая дом Шого. — Как будто я бы оставил измученного ребенка-первогодку на улице, чтобы его нашел какой-нибудь нехороший человек, — говорит Ниджимура, и Шого слышит, как он закатывает глаза. — Как капитан, я должен заботиться обо всех вас, даже о глупых детях, которые вечно ищут неприятности. Шого хмурится: — Я могу сам о себе позаботиться! Но внутри он втайне доволен. Ниджимура не утруждает себя ответом. Как только они приходят, Ниджимура бесцеремонно бросает его на пороге дома. Шого смотрит на него по привычке, которую, как ему казалось, он давно перерос. — Завтра тебе лучше быть на тренировке и в школе, — приказывает Нидимура со всем авторитетом своего положения. Шого разрывает зрительный контакт, хмурясь, он не совсем уверен, что готов встретиться лицом к лицу с этими гребаными Чудесами, но в конце концов фыркает: — Да, да, я буду там. Ниджимура смотрит на него долгое мгновение, настолько долго, что Шого начинает нервничать. — Тогда до встречи, — говорит он, а затем без предупреждения проводит рукой по голове Шого. Шого инстинктивно закрывает глаза и готовится к удару, но его не происходит. Ниджимура взъерошивает его волосы, ухмыляется его недоуменному выражению лица, а затем уходит. — Мудак! — Шого приходит в себя достаточно, чтобы крикнуть ему вслед, но в этом крике нет злобы. В груди у него лёгкость, а на лице глупая ухмылка. Он возится с ключом, отпирает дверь, а затем снимает ботинки и направляется в душ. Лёгкое чувство не покидает его до тех пор, пока мать не возвращается домой и, поняв, что он прогулял, читает ему нотацию.