Завтрак в постель

— Кашляет… Зефир что-то обеспокоенно рапортовала в трубку — дрянная связь не давала собрать обрывки фраз в связный текст. Но одного этого слова хватило, чтобы Иккинг бросил огрызок карандаша на незаконченный чертёж. — Н-да. Чего-то такого я и ожидал, — бесцветно пробормотал мужчина, когда подержанный пикап застрял в неподвижной веренице автомобилей. Безучастный взгляд Иккинга скользил между ещё не погасшими огнями, но пальцы отбивали нервный ритм по рулю. — Абонент временно недоступен, — голос, слишком доброжелательный, чтобы быть голосом его бывшей жены, заглушил радиопомехи и отдалённые клаксоны. — Отлично. Астрид не берёт трубку. Боги любят меня! — проворчал Иккинг и, откинувшись на спинку кресла, ущипнул себя за переносицу. С Наффинком снова что-то стряслось, в этом он был уверен. Их сын с младенчества цеплял болячки отовсюду — ранние выезды давно перестали быть для Иккинга редкостью. Но он всё ещё чувствовал щемящую тревогу где-то под селезёнкой всякий раз, когда Астрид чеканила в трубку: «поторопись». Февральский ветер взъерошил волосы Иккинга, когда он выскочил из машины. Едва дождавшись, пока она, припаркованная под скрюченной пихтой, отзовётся щелчком доводчика, мужчина поспешил к небольшому домику. Он уговаривал сирену в голове прекратить трезвон. В конце концов, ему действительно не впервой! Астрид была занята Наффинком, нет ничего страшного в том, что она не взяла трубку. Его семья — семья?.. — нуждалась в невозмутимом и решительном отце, и он, Иккинг, сделает всё необходимое, чтобы стать таким. Хотя бы на время… — Папа! — пропищал мальчишеский голосок. Спешно разуваясь, Иккинг едва успел вскинуть глаза, прежде чем Наффинк, резвый и невредимый, с разбега врезался в него. — О, Наффинк… — растерянно пробормотал Иккинг, машинально прижимая сына к себе. Да, выбивающие дух объятия определённо были чертой, переданной от матери. Возможно, даже от дедушки. Опомнившись, Иккинг высвободился из цепких ручонок и внимательно вгляделся в румяное лицо мальчика. — Ты как, приятель? Что-то болит? Наффинк возвёл глаза к потолку и, скорчив забавную рожицу, глубокомысленно шмыгнул носом. — Нет… Вроде, — пожал плечами он и вдруг с прежним воодушевлением заскакал вокруг. — Ты поиграешь со мной приставку, поиграешь, да? Мама запрещает играть вечером, но сейчас она заболела, поэтому мы… Кухонная дверь неожиданно распахнулась, и Зефир, непричёсанная и злая, выскочила с подносом в руках. — Заткнись, Наффинк! Мама просила не шуметь! — грозно прищурившись, прошипела она. Младший брат сконфуженно прикрыл рот ладошками, вымазанными чем-то вроде апельсинового джема. В голове Иккинга пронеслась мысль, что такие же липкие следы наверняка остались на его куртке, но он хмуро отогнал её прочь. — Зеф, что случилось с мамой? — мрачно спросил он, выпрямляясь. — Я не знаю! — жалобным тоном воскликнула Зефир, и только тогда Иккинг заметил, что её лицо опухло от слёз. — Она не встаёт с кровати с вечера… Она ходила за лекарствами для Наффинка, был сильный ветер… А когда вернулась, у неё поднялась температура… — Эй, эй, успокойся, — Иккинг утешительно приподнял ладони. Ему было невыносимо видеть дочь такой. — С мамой всё будет хорошо, веришь? Она скоро поправится. Всё будет хорошо, Зеф, — всхлипнув, девочка часто закивала, позволяя отцу забрать поднос. — Э-э… Вот что: забирай Наффинка и идите в комнату. Вам нужно поспать, ещё очень рано. Я сам отнесу завтрак маме. — Но что, если… — Если нам понадобится помощь, я обязательно позову тебя, хорошо? — Иккинг надеялся, что его голос прозвучал убедительно. Мужчина попытался подтвердить свою речь ободряющей улыбкой, но вышло жалко и натянуто. — А теперь, ступайте. Сладких снов. Последние слова звучали как издёвка, и Иккинг немедленно отругал себя за это. Зефир, казалось, ничего не заметила. Немного споткнувшись, когда сестра потянула его за собой, Наффинк обернулся, и мужчина увидел улыбку — такую же жалкую и натянутую, как у него самого. …Он никогда не приносил завтрак в постель — этот приятный жест Астрид навсегда присвоила себе. Возможно, потому, что она вставала раньше, чем он. Возможно, потому, что любила экспериментировать с едой и использовать мужа в качестве дегустатора. Возможно, потому, что этот самый муж иногда забывал поесть… За дверью в комнату Астрид звенело тягостное безмолвие. Стоя за ней со стаканом чая и горячим бульоном, Иккинг чувствовал себя неправильно. Возможно, потому, что никогда не делал этого раньше. Возможно, потому, что завтрак в постель всегда ассоциировался с какой-то приятной банальщиной — с той самой футболкой, подаренной отцом «на вырост», которую Астрид давно износила. Возможно, потому, что Астрид никогда не болела так серьёзно…

***

Приглушённые завывания ветра, мягкий шорох шагов, приземление тарелки на прикроватный столик — всё это потревожило сон Астрид, несмотря на то, что уши её были словно заложены ватой. В дневной серости комнаты Астрид не сразу заметила худой силуэт. Поморщившись и с трудом приподнявшись на локте, она с удивлением обнаружила, насколько потяжелела за ночь голова. — Что ты… — прохрипела женщина, прежде чем нестерпимый зуд обжёг горло. — Спи, спи, спи, — зашептал Иккинг, пока та заходилась в приступе сухого кашля. — Я принёс тебе поесть, пришлось заново разогревать… Подкрепись, когда выспишься, ладно? Астрид продолжала кашлять, смотря на него лихорадочно блестящими глазами. Она ничего не понимала, но ей определённо не нравилось, что бывший хозяйничает в её доме. Что он вообще здесь забыл в такую рань?.. После развода между ними осталось то, что Иккинг называл «хорошими отношениями». Их всё ещё связывали обязанности родителей, поэтому Иккинг и Астрид достаточно много времени проводили вместе — совместные праздники, посещение больниц и родительских собраний стали частью их новых, холостяцких жизней. Тем не менее, Астрид считала этот дом своей крепостью, и внезапное появление бывшего не вызвало в ней восторга. Покрасневшие глаза с настороженным недоумением проследили за Иккингом, который дотянулся до верхнего шкафчика и достал оттуда коробочку с лекарствами. Пазл сложился сам собой. — Наффинку плохо? — выпалила Астрид, встревоженным рывком сев на кровати. — С Наффинком всё в порядке, — заверил Иккинг, ставя коробочку рядом с бульоном. — Это для тебя. — Что?! — Астрид снова поперхнулась кашлем. — Но я не — кха-кха-кхм! — не болею… — Да, для тебя, — терпеливо повторил Иккинг. — Зефир позвонила мне утром и сказала, что ты сильно простудилась. Попросила, чтобы я проследил за тобой, пока они в школе. Нависшую тишину заполонили шум ветра и тиканье часов, короткая стрелка которых неумолимо приближалась к десяти. — Ты хочешь сказать… — с недоверчивой медлительностью начала Астрид, спуская ноги на ковёр. — …Что вломился в мой дом и даже не удосужился разбудить? — Брось, только девять! Для тебя это много? Женщина ахнула от неожиданного осознания и резко вскочила на ноги, вполне успешно игнорируя головокружение и вспышку боли в висках. — Господи, Иккинг, дети!.. Пролетев мимо растерянного бывшего, Хофферсон распахнула дверь и пролаяла что есть силы: — ПОДЪЁМ! Зефир, Наффинк! Живо! Я считаю до ста!.. — Астрид, расслабься, — настойчиво прервал Иккинг, закрывая дверь. — Дети давно встали и позавтракали. — Но я ничего не… — Я знаю. Я сделал им завтрак. — У Наффинка аллергия на молоко!.. — Я помню. Вот, почему я сварил кашу на воде, — его взгляд обеспокоенно прошёлся по пятнам, покрывшим её щёки и нос. — Тебе что, так сложно одеваться по погоде? Особенно сейчас, когда Бёрк снова накрыли метели?.. — Метели! — снова ахнула Астрид. — Ты отправил их на автобус? В такую погоду? Ты с дуба рухнул?! Иккинг раздражённо застонал, когда она вновь попыталась прорваться к двери, и поймал её некрепкой хваткой. — Да остановись ты!.. — Убери руки! Мне надо прогреть машину!.. — Ай! Иккинг отшатнулся и схватился за подбородок, саднящий там, где недавно побывал локоть Астрид. Вмиг растеряв весь свой пыл, она прижала ладони ко рту и испуганно уставилась на него. — Ой… Прости, прости меня! Больно? Дай посмотреть… — пролепетала Астрид и осеклась — в последний раз потерев челюсть, Иккинг поднял взгляд. На дне тёмно-оливкового омута пламенел упрямый блеск. — Я отвёз детей в школу на своей машине, — негромко произнёс он в наставшей тишине. — О… Я… — Это наши дети, Астрид. Я тоже забочусь о них. Хочешь ты этого или нет. Хофферсон смерила взглядом Иккинга — его взъерошенные волосы, худые скулы и мелкую щетину на пострадавшем подбородке, — и её плечи поникли на выдохе. — Я знаю. Прости. Шагнув вперёд, она запечатлела мимолётный, искупительный поцелуй на его устах и снова взглянула в глаза. — Это за то, что приехал, — сипло произнесла Астрид. Растерявшись, Иккинг непонимающе уставился на неё, словно не расслышал. Затянувшаяся тишина грозилась стать неловкой. Хофферсон уже начала задумываться, не повторить ли ей сказанное, но тут у неё нестерпимо зачесалось в носу. — АПЧХИ! Выругавшись, Иккинг немедленно отпрянул от неё. Проморгавшись, Астрид узрела его лицо, обильно орошённое слюной. Снова неловкая пауза. — А это, я так понимаю, за всё остальное? — с сарказмом проговорил тот, едва сдерживая улыбку. Астрид сконфуженно прыснула в ладонь и спустя секунду покатилась со смеху.