Вот так просто.

«Женщины, которые только умеют любить, — скучные. Намного интереснее те, которые еще и умеют ненавидеть» Оскар Уайльд

Гермиона. Истинная гриффиндорка. Но не моя. Она долго не могла научиться различать полутона. Если любила, то всем сердцем. Если ей причиняли боль, то ненавидела она всеми фибрами души... Но не долго. Прощала она быстро и абсолютно. Может быть, поэтому она смогла переступить через предательство и стать женой и матерью двух рыжих бесенят? Верной она тоже умела быть. Раз дала клятву у алтаря, будь добра - выполняй. Но мир не чёрно-белый. И ей пришлось это понять теперь, когда за её плечами было двадцать лет верности себе и своей семье. Когда, ни попытки найти общие интересы с мужем, ни двое детей не смогли дать ей счастье. Она ненавидела себя за то, что изменила Рону со мной. Он тоже был неверен, причём задолго до того, как она попала в мою постель. Гермиона это знала. И терпела. Но свою измену оправдать не могла, изводила себя и ненавидела. За то, что любила меня, а не своего мужа. Ее ненависть была невероятно красива. Волны магии, электричество в волосах, в ниточку сжатые губы. Она ненавидела меня тогда, когда я учил её. Она ненавидела меня после смерти Дамблдора. Она ненавидела меня во время Финальной битвы. С момента гибели Тёмного Лорда прошло двадцать лет. Сразу после того, как Волдеморт был повержен, а Гарри Поттер рассказал ей о том, что было в моих воспоминаниях, её ненависть за секунду сменилась любовью ко мне. Сначала как к несправедливо оболганному герою. Потом, после многих лет совместной работы на благо магического общества, как к мужчине. Двадцать лет я смотрел на нее. Сначала видел героиню войны и икону победы. Потом, с удивлением, увидел девушку, которая способна не только перелистывать и зубрить странички учебника, но и, не боясь грязной работы, могла долго и упорно трудиться над восстановлением разрушенного Хогвартса. Ещё больше меня поразили ее дальнейшие шаги: я наблюдал как заучка превращается в сильную и принципиальную женщину, которая способна сказать свое веское слово в Визенгамоте. За 20 лет Гермиона Грейнджер дошла до поста Министра магии и полностью разочаровалась в своём браке. Я смотрел на неё и не мог оторвать взгляд. За это время в ее внешности мало что изменилось. Волосы стали чаще убираться в пучок, скулы и носик стали немного острее, улыбка появлялась чуть реже, но была такой же искренней. За эти двадцать лет я тоже мало изменился. Волосы - все такие же черные - спускались ниже лопаток, голосу добавилась хрипотца, на ладонях прибавилось шрамов и ожогов. Вот, пожалуй, и всё. Уже год мы тайно встречаемся в моём доме. Раз в неделю она дарит мне всю себя. Я точно знаю, что весь этот год она любила меня. НО! Она ненавидела меня сейчас. – Почему ты не уйдешь от мужа? – Зачем?  – Ты ведь не любишь его. – А ты не любишь меня... Вот так просто. – Дело ведь не во мне, Гермиона. Дети уже достаточно взрослые. А ты продолжаешь ненавидеть себя после каждой нашей встречи. Зачем тебе эта бутафорская семья? – Там я хотя бы имею свое место по закону. А если уйду, что мне останется? У тебя ведь своя жизнь. – Гермиона, разводись и выходи за меня. Будет... Как ты сказала? По закону. Вот она – точка её абсолютной ненависти. Сейчас она ненавидела меня, даже больше, чем себя. – Нет, Северус. По закону у меня уже было. А вот по любви... Наверное не судьба. Ох, слышала бы меня сейчас Трелони. – Почему ты считаешь, что это будет не по любви? – Думаешь я не понимала, на что соглашаюсь? Прекрасно понимала. Четко осознавала, что могу попасть лишь к тебе в постель, но никогда – в сердце. Наши встречи – это всё для меня. И счастье, и боль. Раз в неделю – это моя доза. Подзарядка на предстоящие семь дней. Мне хватает, чтобы жить, чтобы работать, чтобы не замечать того, что у меня не получилось построить семью. И я благодарна тебе уже за это. – Ты не ответила на вопрос. – Потому что ответ очевиден. Двадцать с лишним лет прошло. А я до сих пор помню твоё «ВСЕГДА». – Знаешь, с тех пор как мы начали наши отношения, я всегда оставляю свою дверь приоткрытой, потому что знаю, как ты не любишь топтаться на пороге. Я всегда достаю второй нож и разделочную доску, на тот случай, если ты, вдруг, захочешь помочь мне в лаборатории. Я всегда кладу грелку в кровать, чтобы знать, что мурашки, которые бегут по твоей коже, не от холода. Я всегда стараюсь обнять тебя как можно сильнее, когда мы засыпаем, потому что не хочу отпускать тебя. И я всегда не мог понять, почему ты до сих пор не поняла, что я люблю тебя? Гриффиндорка… и вдруг испугалась… спрятала лицо в ладонях. Я улыбнулся и обнял её. – Хватит ненависти, Гермиона. Я хочу, чтобы ты была моя. Всегда.