***
С того момента, как начались непривычные, но, на удивление, всегда подходящие ситуации касания, прошло пару месяцев. Встречались они, вроде, около недели. Ладно, точно неделю, но признаваться ни себе, ни, тем более, кому-либо еще в том, что следил за числом, он не собирается, чтобы никто, чего доброго, не решил, что он тайком рисует в календаре милые смайлики и закрашивает цифры крестиками, как сопливый школьник. Полезно было следить за расписанием вылазок и дежурств в дозорной башне на общей стене Александрии, незаметно для себя в голове отмечая еще и прошедшие дни с, ну… Того самого момента. Он вообще не был уверен, может ли говорить такие слова даже про себя. "Встречались" звучит слишком громко, а чтобы подобрать этому какое-то подходящее название, он мало смыслил в подобном из-за недостатка опыта, – то есть, его полного отсутствия. Единственный неловкий поцелуй с девочкой в младших классах, – Дэрил не вспомнит ее имени, как ни старайся, – после которого хотелось тщательно вымыть рот с мылом, потому что это было ужасно и стыдно, не считается. Он даже не осознал, что это было. Потом, через пару лет, Мерл пытался подпихивать под него особо укуренных из своих спутниц, не разбиравших толком в наркотическом угаре, кто перед ними, и это стало одной из причин, по которым он научился тихо сбегать под вечер ровно перед его приходом. Тот его не искал, а Дэрил рад был переждать метамфетаминовую бурю без бьющего по ушам хохота и мажущих по ним же мокрых, грубых губ. Его же брат его бы лично, наверное, и пристрелил за то, чему он позволяет сейчас происходить. О, даже больше - проявляет ответную инициативу. "Вот оно как, Дэрилина?" — издевательски скручивает виски. Когда все случается, он сидит на заднем дворике под забором, перебирая между фалангами уже отдымивший свое короткий окурок. Лениво поднимаясь, запрыгивает одной ногой на подпорку, щелчком отправляя истлевшую сигарету в полет за забор, судя по чавканью, прямо в клацающую пасть одиноко пасущегося там мертвяка. "Трехочковый", — ликует молча. Так, естественно, нельзя, но ему совершенно насрать. У местных, – "у нас", – поправляет себя, пора бы запомнить, – все чересчур идеально. Симпатичные домики в ряд, ровные кирпичные дорожки, скошенный под два сантиметра газон. Его можно подпортить хотя бы там, где никто больше не увидит, включая его самого из-за высоты стальных панелей. Маленькая шалость, от которой Диксон не в силах удержаться. Сзади раздаются шаги, пока он все еще висит на балке. — Эй. Дэрил тушуется, словно его только что поймали с поличным. Ориентируясь на насмешливый тон из-за спины, так и было. — Эй. — бурчит под нос, не поворачиваясь, пока спускается обратно. Длинные волосы очень кстати скрывают лицо. — В следующий раз выпишу штраф за мелкое хулиганство, — Рик явно улыбается. Значит, в приподнятом настроении. Это хорошо. — Нарушение общественного порядка. Не знаю, найду повод. Они же здесь с ума сойдут, если увидят, как ты раскидываешь на их журнальной траве мусор. Даже за стеной. Охотник шмыгает, издавая нечто, отдаленно напоминающее смешок. — Переживут. — О, Дэрил, я так не думаю. У кого-нибудь точно случится инфаркт. У мисс Миллер слабое сердце. — Ты на самом деле мечтаешь делать так же, но стоишь и манипулируешь мной, используя больных старушек, которые и без этого того и гляди покинут наш бренный мир. — С наигранным укором качает он головой. — А ведь ты уже не играешь в констебля. Но, наверное, коп всегда остается копом. Никогда их на дух не переносил. Двуличные сукины дети. Они наконец встречаются глазами. Граймс сегодня выглядит действительно свежо: выстиранная, даже поглаженная белая футболка, новые джинсы, которых раньше на нем определенно ни разу не было; начавшая снова отрастать борода аккуратно подстрижена и странно блестит, когда солнце редкими лучами пробивается из-за крыши, как будто… — Где ты, блять, достал гель? Наступает очередь Рика смущенно уставиться на траву под ботинками, пока он обрабатывает вопрос, прежде чем открыть рот: — Гленн принес. Дэрил выжидающе смотрит, готовый слушать дальше. — Ты бы видел, как он мне его вручал. Вытащил из отдельного кармана в сумке перед всеми сразу у ворот и задвинул речь, мол, держи, Рик, — он уморительно пытается подражать интонации парня, — укладывай свою адскую бороду, раз собрался ее вернуть. Жаль, ты уезжал тогда с Аароном. Хотя нет, ты бы пополам согнулся вместе со всеми, а от этого позора я бы ближайшие десять лет не оправился. Диксон неприкрыто прыскает еще на середине, придерживая себя одной рукой за живот, с искренним сочувствием уставившись на бывшего шерифа. Требуется какое-то время, прежде чем он снова обретает способность говорить под его слегка сконфуженным взором. — Мне нравилась твоя адская борода. Честно. И я счастлив больше, чем стоило бы, что ты опять ее отращиваешь. Мужчина перед ним едва заметно краснеет, и теперь к остаточному смущению примешивается что-то еще: нечто неуловимое, спрятанное на дне зрачков с начала их разговора, что он умудрился упустить, увлеченный его внешним видом, и за что теперь зацепился. — Тогда я делаю все правильно. — Граймс шагает к нему и кладет ладонь на плечо. Этот жест ни капли не беспокоит ни одного из них, потому что они успели к такому привыкнуть, обмениваясь рукопожатиями и скорыми похлопываниями друг друга гораздо чаще в последнее время, чем раньше. — И это значит, что либо я действительно уже не коп, либо некоторым ты, несмотря на заверения в обратном, все-таки симпатизируешь. Он улыбается, второй раз за утро. Дэрилу от этого опять тепло, но не снаружи, под летним зноем, – на улице чертова жара, – а внутри. Где-то в груди, может, в животе. Это необычно, но не неприятно. — Да, скорее всего, второе. Ты до скончания веков офицера из своих печенок не вытравишь. — Диксон, как умеет, растягивает уголки губ в ответ. — Так что один конкретный мне симпатизирует. Вес чужой руки с плеча ползет куда-то вверх, на шею. Там она не была, это неизведанная территория, но каким-то образом ощущается правильнее, чем все касания до этого. На загривке пальцы обхватывают его поперек, и он моргает. Он не отличает, приближается ли Рик или его собственное лицо под несильным давлением наклоняется. Рик не прижимается, давая возможность отодвинуться, если ему что-то не понравится, чего Диксон не делает. Направляет. Сталкивает их губы нерешительно, и охотник сперва по случайности стукается с ним зубами, не успев среагировать. Дэрил отстраняется, и тяжесть, переместившаяся на затылок, исчезает; он сам притягивает вмиг истратившего всю решимость Граймса и целует наверняка не очень хорошо, но, по крайней мере, не пытаясь ничего ему ненароком выбить. Это куда лучше, чем тот кошмар с одноклассницей, и в целом все, что он когда-либо ощущал. По-другому. Когда отчаянная, но не менее нежная хватка сзади возвращается, он чувствует себя на своем месте, словно шел к этим обветренным губам на своих всю жизнь. Оба не колеблются, а в черепных коробках блаженная пустота, впервые за очень длительный период льющих на них как из ведра забот. Они отлично знают, понимают, в чем нуждаются, и шли к этому достаточно долго, – родниться с начала апокалипсиса – это приличный срок, – чтобы позволить себе не сожалеть ни о чем позже. Диксон с толикой противного детского торжества показывает эфемерный средний палец Мерлу, потому что иди ты нахуй, Мерл. Он давно научился парировать возникающий голос внутри, к тому же, тот до сих пор не удостоил его чести услышать ничего дельного. Это повторяется. Рик целует его, пока никто не видит, клюет, выскальзывая из дома на патрулирование Александрии с рассветом, – не в своей идиотской форме, слава богу, просто надо контролировать периметр изнутри спокойствия ради, – когда остальные еще спят. Карл с Мишонн дружно сопят на втором этаже, только Маленькая Засранка, жаворонок со сбитым режимом, ворочается в кроватке. Они с охотником похожи. Граймс пробегается при любом удобном случае по напряженным мышцам, пояснице. Однажды он даже делал массаж. Они не то чтобы обсуждают свои отношения, принимая их за должное – изменилось не настолько много, как может показаться на первый взгляд. Все осталось прежним, это всегда было, за исключением, естественно, чмоков и ненавязчивых троганий друг друга тут и там. Но Дэрилу хотелось бы знать, чем именно они занимаются и как далеко ему разрешается зайти. Спустя вышеупомянутую неделю шериф находит его под деревом раскорячившимся, подвязывающим крепкой бечевкой свободно висящие штанины к сапогам. Полдень. Слепит нещадно. Листва застыла, как изваяние из выкрашенного в зеленый мрамора, не тревожимая и дуновением ветра. За шторой ниспадающей челки Дэрил не видит Рика, но она не мешает ему ощущать его присутствие. И слышать тоже. Тот топает похуже слона, становясь прямо перед ним, демонстративно, к тому же, барабаня пальцами по револьверу на поясе. — Тебе пора подстричься. Диксон разводит ладони в стороны, сосредоточенно зашнуровывая узелок. — Нет, — как отрезал. — Я могу помочь. — Смотрит сверху-вниз. — Набрался кое-каких парикмахерских хитростей от Джесси. Возня со следующим куском веревки продолжается. С ним уже не ладится. Воздух сгущается, а он пыхтит, бесшумно матерясь одним лишь движением рта. В конце концов моток раздраженно отбрасывается. По прошествию пары секунд, когда становится ясно, что отвечать мужчина не намерен, Граймс озадаченно хмурится и присаживается на корточки, оказываясь на одном уровне с ним. Рассматривает лицо. — У нас все в порядке? Грудь Дэрила поднимается и опускается. Он размеренно дышит примерно с минуту, потупив взгляд. У Рика среди многочисленных извилин начинают крутиться шестеренки. Он в глубине души жалеет об упоминании девушки, ведь до последней, невзначай брошенной фразы ему собирались ответить, но что-то в виде Диксона ему подсказывает, что она послужила просто толчком ко всплытию на поверхность какой-то другой важной вещи, тесно с Джесси, разумеется, связанной, но не совсем той, которая его беспокоила. И Граймс обязан был это обсудить. Охотник по-улиточьи медленно сближался с людьми и с поразительной скоростью скрывался в свою раковину обратно, проглатывая по пути ключ к своему доверию, а этого Рик допустить никак не мог. Не после всего, что у них было, и уж точно не после того, что есть сейчас. Даже если он сам пока затруднялся дать точное определение, что у них "есть". — Ты не любишь, когда я говорю о ней? Медлит. Кивок, утвердительный. — Почему? Дэрил колеблется еще немного, пока не начинает, сомневающийся, что выдержит шквал вопросов, грозящий, зная шерифа, обрушиться на него, если он будет сидеть и скрести указательным пальцем коленку и дальше, воды в рот набрав: — У вас с ней что-то было. — Получается без обвинения, только растерянно. В принципе, как он себя и чувствовал. По существу и прямо. Он не понимал, имел ли вообще право на подобные переживания, когда Рик не обозначал их статус. И, опять же, между ними не происходило чего-то кардинально нового. Почти. — Теперь нет. Рик выдыхает. — Мы поцеловались. На вечеринке. Еще до… — Делает неопределенный жест в воздухе. У охотника в уме возникают образы, как он этой же рукой неоднократно приобнимал его. Он не останавливает поток слов. — Всего. С тобой. Мне не понравилось; она, в свою очередь, во мне не заинтересована, не в этом плане. Я был не в себе, ты и сам в курсе. Хмыкает. — Пытался ухватиться хоть за кого-нибудь в зоне досягаемости. Потом понял, что не на тех обращал внимание. Повисает тишина. Не тяжелая. Диксон перестает мучать травинку. Откидывается назад, упираясь ладонью в землю, и щурит правый глаз, силясь различить против невыносимо желтого, душного света брови с солидной проседью и нос. По виску человека перед ним за бегущей каплей пота струится тонкий влажный след. Капля сверкает, когда охотник, не заморачиваясь, стирает ее пальцем не измазанной в грунте руки и слизывает. — Соленая. — Констатирует факт. — Ладно. Чужое лицо искажается в недоумении. Одновременно чуть краснеет. Должно быть, из-за пекла. — Чего? — Окей, говорю. — Он проворно, одним движением поднимается, явно испытывая облегчение от услышанного. Ему еще надо будет над этим подумать, но секрет их с Риком удивительного доверия в том, что он верит ему на слово. Всегда. И в тот же момент, не мешкая. Иначе они бы давно все уже отбросили копыта, – он до сих пор просыпается по утрам, в отличие от того же Шейна, вот вам резонное физическое доказательство. Так что и сейчас Дэрил принимает его маленькое объяснение на веру и, если честно, с трудом сдерживает рвущиеся вверх уголки рта. Залегшая на его лбу складка разглаживается, словно по ней прошлись отпаривателем. — О. Хорошо. — Хорошо. — Повторяет Дэрил. Подтягивает на ноги шерифа. — Поможешь подрезать концы, чтобы не путались, а то мне недавно пришлось вытаскивать из них ошметки пальцев. Гнилые. Хватаются, скотины. А в зеркале неудобно… — Бормочет, еще не полностью убежденный. — Только слишком коротко не корнай. — Не буду. — И вторую штанину завяжи. Ты меня отвлек. Она меня уже бесит.***
Диксон постепенно уживается с мыслью о том, что они теперь, типа, вместе. С никогда не пропускаемыми поцелуями минимум дважды в сутки: мокрый после пробуждения и чистки зубов, на кухне, и утомленный, вечером, когда он устало распластывается во весь рост на диване, потому что кровати все еще слишком мягкие. С пальцами сваливающегося приличным грузом сверху Рика, периодически собственнически обвивающими его талию, как щупальца, гладящими бока, но не заходящими дальше. С возможностью трогать так же в ответ. Его все устраивает. Он стабильно спускает в кулак в ванной комнате, – боже, благослови свободный доступ к благам цивилизации в виде водоснабжения, – как только за Риком с щелчком закрывается дверь, если встает с дискомфортным натяжением в штанах. Этот плюс-минус ежедневный ритуал никогда не превращается в нечто больше. Просто его тело еще до того, как он откроет глаза, выдает предательские реакции. Пустяк, с которым он в состоянии справиться самостоятельно, не напрягая без надобности Граймса. Не привлекая его к… этому, всячески изворачиваясь и скрывая тело ниже пояса от его цепких глаз. Когда неожиданно для всех кончается топливо из-за чьего-то проеба с учетной работой, на последних остатках, соскобленных с баков всех автомобилей в округе, честь катиться на поиски горючего на жеребьевке выпадает Рику с Гленном. Дэрил заметно приунывает, когда тот приносит ему новость. — Ты чего? — Рик прислоняется ближе, пытливо впиваясь своим небесно-синим взглядом прямо в его, переворачивая все внутренности. И как у него это вообще получается? Он придерживает Диксона за локоть; тот мрачно пялится в ответ. — Почему я не могу с тобой поехать? — Шериф фыркает, видимо, пытаясь понять, серьезно ли он предлагает. Еще и поясняет. — Вместо Гленна. — Потому что извини, Дэрил, но ты отвратительно водишь машину. А нам придется меняться, чтобы кто-то оставался за рулем в дороге, пока второй отдыхает. Желательно без вероятности откусить себе язык во сне на очередном подлете. Охотник супится сильнее, тем не менее, признавая его правоту многозначительным "Хм". В группе отлично помнили его печально известное нервное дерганье передач, из-за которого даже на идеально ровном асфальте создавалось впечатление, что едут они, перепрыгивая со сплошных ухабин на кочки. Такое не забывается. Он с рождения не был приспособлен ко всему, у чего больше двух колес. — А зачем меняться? Вы на сколько? — Три дня. Четыре или пять, если поблизости по нулям. — Виновато пожимает плечами Граймс, и мужчина под его руками сутулится. — Пиздец, Рик. — Да. Но нам везло, не знаю даже, когда в последний раз был на долгих вылазках, и без тебя. Диксон шумно вздыхает, обхватывая ладонями не колючие, но мягко щекочущие кожу щеки. Прижимается к губам, не церемонясь толком с внешней частью, и ныряет языком внутрь, обводя небо и пересчитывая кончиком зубы, сплетаясь, наконец, с поймавшим его Риком. Это хорошо, очень, – слабо сказано, – и он противится самому вспыхивающему на периферии сознания сценарию, где снова остается один. У Граймса над ним какая-то власть, он плохо на него влияет. Перемалывает в пюре. Но он с горем пополам смог привыкнуть к его если не постоянному, то хотя бы частичному присутствию рядом, несмотря на то, что привыкать к хорошим вещам противоречит всем принципам его семейства, и возвращение в суровую реальность, где ему опять придется отдалиться, пусть на короткий срок, действует ему на нервы. Заставляет злиться на мир, того безответственного придурка, допустившего до последнего незамеченное исчезновение всего бензина в общине, из-за которого Дэрил вынужден не только расстаться с самым близким человеком здесь, но и сидеть на жопе, неспособный выполнять даже собственные обязанности, ведь его байк с места теперь тоже не сдвинется, если тот умник, конечно, не придумает, как кормить его сеном; и немного на себя. Из открытого окна раздается свист. С хлипающим звуком они друг от друга отлипают. Рик откашливается, прочищая горло, и оба рефлекторно смотрят в форточку. Готово. Ждут только шерифа. По пути они разделяются. Последний направляется беззаботной со стороны походкой прямо к воротам с тяжелым рюкзаком через плечо, покачивая бедрами и излучая спокойствие и уверенность. Дэрил забегает в оружейную по просьбе Оливии, за списком дополнительных предметов первой необходимости, запасы которых истощались и которые в первую очередь надо было сгребать с собой, если наткнешься. Всучая бумажку, та нестерпимо долго расшаркивается, щебеча извинения, ведь, само собой, виновницей всех их проблем оказалась она; он вообще не понимал, за какие заслуги ей снисходительно позволяют оставаться на посту, когда это не первая заминка в переписи. Он бы и то справился лучше, а со счетом у него туго. Игнорируя "Пока" уже куда-то в спину, пулей летит следом за Риком, нагоняя его, утрамбовывающего пустые сумки в багажнике. Боковым зрением замечает, как Мэгги обнимает Гленна, с нежностью оставляя невесомый поцелуй на его лбу. Его собственную ладонь вдруг крепко берут в свою, и он встречается взглядом с Граймсом. — Я постараюсь вернуться быстрее, насколько получится. — Диксон выпускает воздух через ноздри, пока ему утыкаются в шею. Чужое дыхание размеренное. Он завидует невозмутимости Рика, потому что сам, вопреки здравому смыслу, волнуется, успев отвыкнуть от этого чувства. Позор какой-то. Между ними принято переживать друг за друга на постоянной основе, когда так легко по нелепости, застрявшей в пожарной лестнице или кривой коряге ступне, потерять любого, – это хорошо, значит, еще есть, за кого волноваться. Но с Риком это другое. Он словно теряет кусочек рассудка, думая о том, что может произойти с ним снаружи. — Нет. — Мотает головой. — Не торопись, плохо кончается. Просто… береги себя. — Хмыкает. — Гленна тоже. Если он приедет хоть с царапиной из-за того, что ты замечтался обо мне, Мэгги тебя выпотрошит, сожрет и не подавится. И я не ручаюсь, что смогу ее остановить. Тем временем Ри, шлепнувшийся на переднее сиденье, опускает стекло: — Эй, голубки! Дэрил неуклюже трет Рика между лопаток, скрепя сердце, отстраняя от себя. — Давай уже. — Удивляется вышедшему полухрипу, глубже, чем обычно. Спохватившись, начинает шуршать в кармане. — Щас, стой… Он выуживает мятый листочек с нацарапанным "туалетная бумага, зубные щетки, семена". — На. — Спасибо. Как дурак, он пялится на ворота. По сигналу они со скрипом раздвигаются, шины шуршат по раскаленному асфальту. Стальной лист захлопывается, пряча за собой удаляющийся задний бампер. Вот и все. Он стоит пару минут, прежде чем потопать назад. Дэрил не ломает трагедию. Он не маленький, в самом деле, просто с него никак не сходит вид побитой собаки, на который обращают внимание, кажется, все, кому не лень. От особо назойливых александрийцев, – участливых, как они сами наверняка считают, – он отмахивается, будто от навозных мух, не огрызаясь разве что на Кэрол, сочувственно поджимавшую губы, но не выдавшую ни слова в прачечной, куда он зашел за любезно отмытой ею от кровищи жилеткой. Диксон скучает. По поцелуям. Засыпать без них неожиданно тяжело, он забыл, каково это. Но жизнь не застывает. Первые два дня он слоняется по поселению, занимая себя мелкой помощью, где требуется. У пожилой пары отвалилась перекладина с перил – ему по силам пригвоздить ее обратно; садовница сломала палец и не в состоянии закончить прополку грядок – это он умеет. Старается извлечь максимальную выгоду из спускаемого в унитаз времени без вербовки новых людей и сбора ресурсов там, снаружи. Следит за Джудит, кипятит ей бутылочку каждый раз, когда она с недовольным "бе" выплевывает ее и отпихивает на ковер, – охотник надеется, что она не вырастет чересчур избалованной, но не ругает и покорно тащится на первый этаж включить плиту, признавая поражение перед девочкой, вертящей им своими крохотными пухлыми ручками как ей угодно. Он ничего не имеет против. Карла тоже держит в поле зрения, заставляя отчитываться, когда уходит играть в приставку к своим друзьям или к девушке. Некоторые обязанности с ним делит Мишонн, например, по кормлению малявки, потому что он сам нихрена не смыслит в том, как правильно приготовить смесь, чтобы не вышла пугающая жижа. Дэрил в курсе: старший Граймс весь изводится, оставляя детей, и не успокаивается, только если те не под опекой кого-то из них двоих. Или Кэрол. Не суть важно - лишние поводы для беспокойства шерифу не нужны. На третий день он не возвращается. "Стоило ожидать," — решает Диксон. И вспоминает, что в общине есть люди помимо Рика, которым он небезразличен. По-настоящему. Некоторым. Наступает стадия смирения. Он заявляется на порог Аарона в обед, неуверенно теребя полы рубашки. После двух стуков открывает, как ни странно, Эрик, мило улыбающийся без тени удивления, словно только его и ждал. — Привет, Дэрил. Собираешься спросить, что делать, когда твой бойфренд в отъезде? Выражение на лице непроницаемее кирпича, пока до охотника не доходит суть сказанного. Не меняется оно и после, когда он молча, жалея, что вообще неизвестно с какой целью сюда пришел, разворачивается на носках и уже делает шаг, чтобы сбежать, но его останавливает чужой голос: — Эй, эй, погоди, я шучу. Прости. — Диксон смотрит на него, и ему, похоже, искренне неудобно за неудачные потуги в юмор. — Пожалуйста. Знаю, ты не фанат… распространяться о личном. Это было глупо. Дэрил кривится, тем не менее, не двигаясь. — Зайдешь? Он протискивается, задевая дверной проем. Зыркает исподлобья, в любой момент готовый уйти обратно под предлогом, что краем уха услышал детский плач, что, должно быть, Мишонн не справляется без него, хотя это была бы самая неправдоподобная и очевидная ложь на свете. — Где Аарон? — В душе. Если ты к нему, то потерпи, он уже… — Эрик бросает взгляд на запястье, обернутое кожаным ремешком часов, — скоро закончит. Дэрил падает на кресло в гостиной, утопая в нем и намеренно избегая любопытных глаз. От скуки мотает по сторонам головой. Как и в любом из других александрийских домов, интерьер наводит на мысли о Кене и Барби, хорошо бы сюда вписавшихся. И на рвотный рефлекс, от которого избавиться до сих пор не удалось, хоть и жил он в точно такой же картонной коробке, - чтобы почувствовать себя в своей тарелке, насколько возможно, он в первую неделю слегка захламил первый этаж, но от этой затеи его вынудили отказаться; кое-кто конкретный пригрозил "отсечь ему катаной патлатую башку", если она "еще раз споткнется о его шмотки перед ковриком". От белоснежных тумбочек и цветастых мисок со свежими фруктами на столе тошнит. Поначалу Диксон был убежден, что яблоки пластиковые, потому что откуда бы они до союза с Хиллтопом их достали, но оказалось, что нет. Вполне настоящие. И сладкие. Он об этом не спрашивал - гиблое дело. Но у Аарона, - и на том спасибо, - ни яблок, ни груш нет, даже если в остальном обстановка одинаковая. Зато есть конфеты в забавных обертках, за которыми он незамедлительно тянется. — "Естественно ты можешь попробовать конфету, Дэрил". "Мило с твоей стороны разрешить, Эрик"! — Насмешливо беседует сам с собой парень на другом конце комнаты. Дэрил перестает жевать, и тот быстро возвращается к дружелюбному настрою. — Расслабься. Ешь, сколько влезет, все равно для меня они слишком кислые. Охотник сглатывает и мычит благодарственное: — Мхм. С Эриком он знаком не так близко, как с его мужем, но находит его неплохим. Пусть Дэрил не проникается его шутками, порой принимая их в штыки, но тот сохраняет необходимую дистанцию. Не вторгается в личное пространство. И делится конфетами. Это он ценит. Щелчок замка. Сверху по лестнице мокро шлепают, и, наконец, показывается Аарон. В одном полотенце. Щеки Эрика почему-то стремительно приобретают розоватый оттенок; он не может от него оторваться. В кресле вдруг становится неуютно, как будто Диксон стал свидетелем чего-то, чего не должен был. — А, у нас гости. Пардон. — Мужчина широко ему машет, скрываясь снова. Повисает тишина. Дэрил задумчиво закусывает ноготь на большом пальце. Ему интересно, что послужило поводом для смущенной реакции одного из хозяев, ведь самому Аарону определенно было плевать, в каком виде он предстал перед внезапным посетителем. Просто приличия ради надо одеться, - Диксон, может, далек от этикета, но в трусах щеголять тоже не рискнул бы ни перед кем. Он не стал бы переживать по таким мелочам, а значит, Эрика заставило покраснеть что-то другое. Он что, Аарона ни разу без одежды не видел? Даже если нет, в чем проблема? Из размышлений его вырывает Аарон, уже в шортах с майкой. Дэрил перестает подергивать коленом в такт необычно громкому тиканью часов Эрика, и мельком оглядывает его с головы до ног. По привычке. — Аарон. — Еще раз привет. Чем тебе обязан? Он ждет ответа. Охотник пока не способен его дать, признаться, что ему просто необходимо было поговорить по любому поводу с кем-то, кого знает, кроме Мишонн и Карла или осиливающей пока только разнообразный диапазон агуканий на все случаи жизни Джуди. — Не знаю. — Пожимает плечами. Вроде честно, а вроде и нет. Золотая середина. Аарон приподнимает одну бровь и улыбается. — Неужели? Ну, как скажешь, дружище. У Дэрила создается стойкое впечатление, что тот прекрасно понимает его без слов, поэтому он стыдливо опускает глаза на свои ладони, которые девать, не занятые разворачиванием фантиков, некуда. Только один человек обладает сверхспособностью видеть его насквозь. Сраные волшебники на пару с шерифом. Молчание затягивается. Напряжения в атмосфере не витает, но он все равно чувствует себя тем тупее, чем дольше тут сидит. Он порывается подняться, освобождаясь из обволакивающего плена мебели. — Торопишься. — кивает Аарон, замечая его стремление смыться отсюда побыстрее. Стоит отдать должное, он отлично маскирует смешинки, пляшущие в растянувшихся морщинах, чтобы не стеснять его больше. — Планы? — Не-а. — Бубнит в нос. — Я спрашивал, но никому не нужна помощь. — Признается. — Джуди спит. До вечера проваляется. — Тогда твое счастье. Сегодня будут расширять сад, ищут кого-то придержать ходячих, пока поляну не отгородят. Ты бы здорово выручил. Диксон принимает это к сведению и безразлично продолжает свой путь до прихожей. — Без проблем. — Его нагоняют, открывая перед ним дверь и ни с того ни с сего доверительно похлопывая. — Вот и договорились. Тебе полезно. И, Дэрил? — Да? — Забегай иногда. Без повода тоже, - мы с Эриком всегда рады твоей компании. Что это было за странное взаимодействие, он так и не сообразил, даже спустя несколько часов прокручивания его в памяти по кругу наряду с мыслями о Рике, которые его и не покидали. Методично отстреливая по просьбе трупы на автопилоте, Диксон едва не пропустил одного к Спенсеру, за что тот пыхтел и поносил его, на чем свет стоит, добрые десять минут вместо вколачивания кольев в землю. В какой-то степени парень был прав, Дэрил действительно не уследил, хотя все равно очнулся до неотвратимого и попал мертвечине точно в темечко. Но про себя он справедливо отметил, что невелика потеря. Скорбела бы по горе-жертве разве что его сердобольная мать. Домой он приходит за полночь. Ни звука. У дивана заботливо горит лампа, только его и ждущая - отвесил бы земной поклон Мишонн, не рискуй он потревожить ее сон. Сам он отключается сразу, когда под ним оказывается тонкая простынь. Тело отчего-то трясется. Охотник не сразу улавливает разомлевшим от дремы умом, что его тормошат, несильно, но ощутимо. Жмурится, тихо стонет. Свои. — Чего? — Это я. — Пацан. Диксон нехотя раздирает слипшиеся веки, скептично смотрит на него и глубже зарывается в подушку, косясь в ожидании объяснений, зачем было будить его в такую рань. — Извини, но ты сказал сообщать о каждом моем передвижении. Я пытался передать тебе вчера вечером, но наружу к вышке меня не пропустили. — Карл морщится. Его бесило, что с ним обращаются, как с маленьким. Дэрил досаду разделял и считал, что тот способен о себе позаботиться, не забывая о его побегах за стену, которые, правда, в отсутствие Рика лично строго запретил. — Мы с Инид встречаем рассвет. И я уже опаздываю, если что. Дэрил поднимает руку и отмахивается, мол, да пожалуйста, пусть занимаются чем угодно, главное, что предупредили, и Карл верно считывает это как разрешение. Тот выскальзывает из дверей, и он перекатывается на спину. Снова он уже не уснет, это точно, и лишь частично из-за того, что его прервали. Потолок все такой же белый. Но его беспокоит другое. Хорошо, что укладывается он на животе и не ворочается. Иначе сцена с пожеланием доброго утра сложилась бы неловкая - в трусах тесно, впервые с отъезда Рика. Дэрил пялится вверх еще немного, а потом наощупь нашаривает спинку и, опираясь на нее, садится, спуская босые ступни на пол. Прохлада отрезвляет. Он окончательно просыпается. Топает по направлению к туалету, щелкая выключателем. Отражение в зеркале помятое, как и полагается относительно выспавшемуся человеку: на щеке след от замка на наволочке подушки, неряшливая бородка длиннее, чем нужно, - ему стоило бы побриться. Сильнее перечисленного выделяется выпирающий бугорок на промежности, вызывающий у него прилив раздражения. Оно быстро сменяется спокойствием и любопытством, когда в голову приходит идея. На выдохе он, резко оттягивая резинку вниз, ныряет в боксеры. Ему никогда раньше не доводилось думать о ком-то, сбрасывая напряжение. Не всплывали даже абстрактные образы без привязки к кому-либо отдельному. Пары-тройки бессознательных толчков в ладонь хватало, чтобы избавиться от проблемы и обтереться салфеткой, отправляя последствия своей разрядки в мусорное ведро. Но сейчас у Диксона был некто особенный, кого, скорее всего, полагалось представлять в такие моменты. Он не обладал обширной базой знаний в этой области, но подрочить с мыслями о Рике не казалось невыполнимым. Медленно Дэрил прикасается к себе. Прикрывает свои глаза, и перед ними возникают чужие, охуенно голубые, глубокие, и пронзающие лучше, чем его самые остро заточенные стрелы. Он без труда в них утонул бы, если бы поместился. Он водит по стволу, облизываясь, и исследует воображаемого Граймса дальше. У него пухлые губы, по-забавному крупные для мужских, но ему нравятся. После череды поцелуев они наливаются кровью, а лениво усмирять пульсирующие от прикусываний ранки - любимое занятие Дэрила. Шея шерифа приятно колется щетиной у подбородка. Грудь широкая, а еще совершенно гладкая. К ней на удивление удобно прильнуть, прислушиваясь к гулкому, мерному биению сердца. Ему не терпится добраться до нее и лечь, устроиться сверху, желательно, слившись с Риком настолько близко, насколько возможно. Увлекшись этими фантазиями, Диксон не сразу замечает начинающий постепенно незаинтересованно опадать член и то, что сам он неосознанно прекратил движение. Уходит секунда на возвращение в реальность, может, чуть больше, когда он хмурится, сжимает губы в тонкую линию. Какого хуя? Он делает что-то неправильно? Эрекция уже не причиняет дискомфорта, что слегка смущает и озадачивает его. Дэрил решает не зацикливаться на этом и попытаться продолжить, сплевывает на руку и на пробу возвращает ее на место, задавая тот же темп. Крайняя плоть съезжает и накрывает головку обратно, когда он погружается в воспоминания из тюрьмы. Рик в них всегда стоит спиной, - сам Дэрил не рисковал, если пересекался с кем-то из блока в душевой, памятуя о шрамах, о которых его родной брат-то до нелепой случайности с порванной рубашкой не был в курсе, - вода из бочки льет с его лица, вспененная шампунем, на лопатки, следуя вниз по покатым мышцам на ягодицы. Тогда он специально отводил взгляд, не задерживаясь, даже если Граймс не мог наблюдать за ним затылком, когда он в последний раз проверял. Но внутри шевелилось что-то непонятное. У них же всегда это было. Ему хотелось посмотреть; он не заострял на этом внимание, потому что дальше не заходило - простая тяга к новому, наверное, невинное желание изучить еще одну часть того, к кому он расположен. Диксон даже не видел его члена. Какого он должен быть размера? Длины? Он напрягся, стараясь воспроизвести перед собой хоть сколько-то примерную картинку. Она упорно отказывалась появляться, и темнота не менялась ни во что достаточно долго для того, чтобы он устало выдохнул, шепотом выругавшись сквозь зубы. — Блять. Мысли возвращались к теплым мозолистым пальцам, копошащимся у него в волосах. Кружащимся по виску, челюсти, но никак не продвигающимися ниже пояса, ни Рика, ни его собственного. Он силится представить их вместо своих, закусывает нижнюю губу, и по неизвестной ему причине затея опять с треском проваливается. Он считает секунды. Открывая глаза, он обнаруживает полное отсутствие признаков жизни со стороны поникшего члена. Дэрил предпринимает последнюю попытку спасти становящуюся подозрительно неудобной ситуацию, смутно чувствуя, что что-то неладно. Он ускоряет движения, но безуспешно. В конце концов бросает это дело, потому что удовольствия оно не приносит никакого. Бессмысленное трение только беспокоит орган и распаляет его взвинченные от тупости происходящего нервы. Стоит, осмысляя. Получается не очень. Он ни черта не понимает. Отражение как будто с минуты на минуту растянется в противной ухмылке и посмеется над ним, каркая, словно он последний придурок на земле, который упускает что-то непомерно важное, что дошло до всех, кроме него одного. И он с ним согласится. Хотя что такого важного и сложного в принципе может быть в том, что он не сумел выполнить простейшую задачу - спустить, сука, на того, кто его привлекает, как, насколько он знал с просветительских слов брата, к огромнейшему сожалению имевшему привычку посвящать его в некоторые сомнительные подробности своей жизни, было принято? Холод от плитки под поджавшимися пальцами на ногах ощущается особо остро. Настрой стремительно улетучивается, испаряясь где-то под тускло мигающей лампой, если он вообще был. Дэрил раздосадованно рычит и мотает головой, заправляя член в трусы и заставляя себя влезть в прихваченные джинсы, гремя ремнем по кафелю. Он раздражен немного больше, чем когда зашел в туалет, и совсем капельку расстроен. Почему ничего не получилось, он думать не хочет. По крайней мере, не прямо здесь и сейчас. Диксон вообще ничего не хочет теперь, когда возбуждение исчезло, уступая вновь вернувшейся сонливости. Он оставит это дерьмо на потом, хотя он искренне, всей душой надеялся, что это была разовая акция, окончившаяся неудачей. И он и не думает. Предпочитает поправить одежду, так же тихо прошлепать в гостиную, откуда пришел, навострив уши на случай, если потревожил малышку, несмотря на свои навыки бесшумно совершать практически любые действия, - младенцы, а тем более та, что спит в люльке наверху - удивительные создания, реагирующие на каждый шорох в самый неподходящий момент чутче, чем олени в сезон охоты, - и вырубиться на диване повторно, без сновидений. Дэрил напрочь забывает об утреннем инциденте, таская гигантские стальные листы по пять человек вместе со строительной бригадой к недавно обгороженному внешнему участку. Зачистить-то они его зачистили, и понатыкали пиков, чтобы ходячие не просачивались, но это была исключительно временная мера, которую все спешили заменить постоянным нормальным забором, пока есть возможность и вагон и маленькая тележка свободных людей. К тому же, совсем скоро должна была наступить осень. Надо было успеть подготовить и засеять почву, если они не хотели двинуть коней с голоду. Сроки поджимали, подгоняя. Физический труд здорово отвлекал. Он молча радовался тому, что нашел себе какое-то применение в пределах стен, потому что просиживать штаны определенно не собирался. Его все еще многие не жаловали, единственного из группы, затворника, и он по-прежнему выделялся из толпы, зато в открытую пренебрежения не показывали. Ему не привыкать. С таким отношением он сталкивался везде, в том числе до апокалипсиса. А вот что выбило его из колеи, так это маленькая девочка, лет, наверное, шести, подбежавшая к нему с четко обозначившимися ямочками около улыбающегося рта. Охотник как раз уже зашел в безопасную зону Александрии отдышаться, вытереть пот и промокнуть локоть пропитавшимся багровым пятном рукавом. Не согнешь и не выпрямишь, скотина. Ему не хотелось добавлять Кэрол вещей в нескончаемую стопку на стирку, однако кофта уже была заляпана против его воли, когда он неаккуратно порезался о металлический край куска их будущей стены. Из-за напряжения в мышцах он не замечал боли до последнего, пока соленый пот не затек под рубашку. Тогда защипало, и он был вынужден отсалютовать рабочим. — Здравствуйте! Дэрил проглатывает почти сорвавшийся с языка мат, - ткань смачно прилипла к кромке сочащейся раны, - оборачиваясь на высокий, слегка писклявый голосок. — Э… привет. — Удивленно пялится на кудрявую макушку. Макушка улыбается шире, обнажая сверкающие молочные зубы. Фея, наверное, перепишет на нее все свое состояние. — Я Эми. Он многозначительно кивает, теряясь, что ответить на столь внезапную информацию. — Ясно. — А вы скажете, как вас зовут? Вздыхает. Зачем ей его имя? — Дэрил. — Так уж и быть. — О, у меня был дядя, Дэрил! Меня каждое лето возили к нему на ферму, и он разрешал мне кататься на лошадях и даже вычесывать их… — Шипение прерывает ее не успевшую начаться животрепещущую историю. Диксон старается слушать или хотя бы делать вид, правда, не прогонять же это белозубое чудовище, оно ему не мешает, просто хлопок наконец-то отделяется от его кожи. Эми тут же теряет всякий интерес к пони, раскрывая глаза. Пододвигается ближе. Диксон, наоборот, делает шаг назад, когда она тянется к его локтю. — Нет. — Нет? — Нет. — Почему? — Девочка в замешательстве сводит брови, но ладошку убирает, сразу вставая ровно. — Мне будет больно. — Говорит он очевидное. За его движениями пристально следят, пока он закатывает рукав повыше. — А что это? — Неважно, небольшая царапина. — Выглядит серьезно. — Спустя несколько секунд вдруг глубокомысленно изрекает ребенок, сразу становясь на несколько лет старше. — Мама бы заставила меня идти к доктору. Вам тоже обязательно надо. Мисс Дениз добрая, всегда дает леденцы, если ты хорошо себя ведешь. — Тут девочка вновь обретает свою беззаботность, меняясь в лице; она выглядит так, словно вот-вот хлопнет себя по лбу. — Ой! Чуть не забыла! Она ловко перехватывает из одной руки в другую корзинку с яблоками, которую держала весь разговор. Диксон недоумевающе изгибает бровь. Корзинка оказывается у самого его носа, пока Эми возбужденно ею трясет. — Это вам! Дэрил издает невнятный вопросительный звук. — Возьмите, пожалуйста. Я заболталась немножко, мама меня из-за этого часто ругает, потому что я жуш… жу. Жужжу? — Девочка смешно кусает язык от усердия в попытке выговорить несчастное слово. — Как пчелы. Она меня вообще отправила вам это отдать. Он открывает рот. Закрывает. — Вон она, кстати! — Эми тычет себе за спину, и действительно, с крыльца в десятке метров от них ему добродушно машет блондинка. Он узнает в ней садовницу. Ошибиться сложно. У него на редкость отличная память на лица, - жаль, что не на имена, - к тому же бинты, фиксирующие злополучный травмированный мизинец, слегка выделяются. Это все объясняет. Та захотела отблагодарить за подмену на грядках и подослала дочь вручить свежие фрукты. Без повода ни один ребенок в Александрии, тем более по собственному желанию попросту бы к нему не подошел - он им почему-то не нравится, что его, в отличии от антипатии взрослых, чуть-чуть задевает. Дэрил выдавливает из себя, как он надеется, не вымученную улыбку, и возвращается к девочке перед собой. Здоровой рукой берет корзинку. Надо же, плетеная. Освобожденная от груза Эми шатается на сандалиях вперед-назад, с пятки на носок, не отрывая своих оленьих глаз. — Спасибо. Маме тоже скажи. — Переминается он с ноги на ногу. — Обязательно! — Эми сияет во все тридцать два. Двадцать, вернее. — Приятного аппетита вам! Глаза-блюдца, - целые салатницы, - и кудряшки напоминают о Рике. Кривить душой нечего, он пиздец как скучает, так, что хоть на стену лезь, скребись и вой, и это возвращает его к утреннему инциденту. До Дениз он добирается с шумящим роем в голове, вместо мозга в нормальном его состоянии. С прижатым к талии кровоточащим локтем и задумчиво чешущей ручку корзинки второй рукой. — Ого. — С рукава скоро начнет капать. Он ведь не губка, чтобы впитывать столько жидкости, а кровотечение упрямо не останавливается. — Что случилось? — Порезался. — Поняла. Не стой столбом, заходи. А это, друг, отдай-ка сюда. — У него отбирают корзинку и силой, недюжинной для книжного червя, пропихивают внутрь. Дениз не церемонится, порхая от одного шкафчика с подписями к другому и раскладывая на столике какие-то тряпки. "Жгут" — догадывается Диксон; в этом медикаментозном хаосе девушка действительно в своей стихии. Она машет на беспорядок, бормочет нечто похожее на "потом уберу" и подбегает к нему рысцой, усаживая на стул. Еще раз внимательно изучает рану, когда помогает ему снять верхнюю одежду. — "Мушек" видишь? — Ага. — Дэрил выпутывается из рубашки. Она мешком валится на пол. Травмированная кожа холодеет и щиплет под влажной марлей. Он не морщится и мужественно переносит обработку; на него кладут несколько проспиртованных насквозь салфеток. Девушка раскатывает бинт на ходу, придавливая конечность к столешнице. Она пыхтит над ним еще недолго, но быстро заканчивает, наловчившись и туго держать, и бинтовать одновременно. Зашивать не пришлось. Оба тяжело вздыхают - Дениз от интенсивных метаний в спешке, он - от дня в целом. — Ты долго ко мне шел, — укоризненно бросают ему, начиная сгребать все разбросанное в кучку и рассортировывать обратно по местам. Дениз его отчитывает. — Надо было сразу. — Как уж получилось. — Фыркает охотник. Ему лень защищаться, и он сейчас витает где-то не тут. С небес на землю спускает боль. — Так уж и быть. На первый раз прощу, но в следующий оставлю помирать от кровопотери. — Не всерьез журит Дениз. — Поначалу может быть головокружение, слабость, потом станет легче. Это нормально. Вот если начнется озноб, или повязка станет пропускать, тогда руки в ноги, и обратно в лазарет. Но не должно. Ты здоров как бык, заражения не светит, я обработала. Хотя резанул ты глубоко. Он пожимает плечами. — А конфетка мне полагается? За хорошее поведение. Девчонка сказала, ты выдаешь. — Эми, что ли? — Дениз расплывается в улыбке. — Неудивительно. Я только ее хвалю, когда она не трещит весь прием, а то у меня от нее мигрени. Ты такой проблемой не страдаешь. Дэрил охает и встает, баюкая на весу свою руку, чтобы кровь не приливала вниз. — Тогда мне тут делать нечего. — Он вдруг замирает и кивает на корзинку, с осторожностью умощенную в центре стола даже несмотря на то, что медик торопилась. — Хочешь одно? За неудобство. Дениз отрицательно качает головой, поправляет очки. Она смотрит, как он проворно цепляет пальцами свою ношу и ковыляет к выходу. — Это моя работа, между прочим. Так что никаких неудобств. Дома Диксон остается примерно на час. На втором этаже он строит башенки с Маленькой Засранкой. Ну, как сказать. Он строит, а она ломает и расшвыривает, со звонким хихиканьем наблюдая, как кубики с буковками и зверюшками закатываются под комод. Он рассматривает идею наградить ее новым прозвищем - "Бульдозер". Этой идеей надо будет обязательно поделиться с Риком, ему понравится. Он спускается забрать у Мишонн нагретую бутылочку, с ее же помощью укладывает малышку спать, и когда снова оказывается на кухне, думает о Граймсе. Опять. Дэрил выкладывает два яблока сверху на микроволновку, на видное место, для Мишонн и пацана, - у Джудит все равно еще не прорезались зубы, а готового яблочного пюре у них на складе навалом. Почти сразу добавляет еще одно. Он надеется, что к моменту возвращения Рика оно все еще будет таким же свежим. Оставшиеся он решает занести к Аарону с Эриком. Эдакий жест доброй воли. Диксон отказывается признаваться себе в том, что ему надо с кем-то поговорить, желательно, хотя бы завуалированно обсудить один важный момент, касающийся его отношений. Он, конечно, лучше бы сдох или собственноручно пустил себе пулю в лоб, чем в открытую это обсуждал, поэтому и отрицает. Просто у них, вроде как, есть опыт… во всем этом. А у Дэрила хоть его и нет, но чем дольше он о неудавшейся попытке в туалете думает, - а думает он, прости господи, все свободное время после ухода со стройки, когда занять себя чем-то, требующим большой концентрации, нет возможности, - тем отчетливее внутри растет внутреннее ощущение, что так, наверное, быть не должно. А хотя бы допустить вероятность, что он может этим поделиться даже с одной живой душой, получается только в контексте Аарона. Тот же охотно делился с ним деталями своего знакомства с Эриком, значит, технически, и он тоже может поговорить о личном. Хотя бы попытаться, пересилить себя, потому что это кажется важным. Правда, что-то подсказывает ему, что степень откровенности их излияний будет тогда чуть-чуть неравной. Он этого, разумеется, не сделает. Просто больная идея. Не более. Дэрил шумно выпускает воздух через ноздри. Мнется. Яблоки - вот, почему он здесь. Подарок. За… гостеприимство. Он осторожно стучит, прямо как вчера. На этот раз, когда дверь со скрипом отворяется, за ней стоит именно Аарон. Одетый. — Можно? — И после утвердительного кивка, не говоря не слова, слегка подталкивая его плечом, переступает через порог. За день ничего не успело измениться. Прихожая выглядит точно так же. Он даже не может притвориться, что рассматривает картины, так что просто стоит посередине под аккомпанемент из неловкого молчания. Диксон прокашливается и протягивает корзинку: — У тебя стоит на Эрика? — И немедленно мечтает провалиться под землю, потому что это вообще не то, что он собирался сказать. Его рот его ненавидит. Он понимает, что случайно озвучил одну из своих мыслей по изменившемуся до неузнаваемости выражению Аарона. Тот, мягко говоря, удивлен. — Прости, что? Дэрил воображает, что с минуты на минуту пол под ним разверзнется, а он упадет вниз вместе со всей Александрией; что на них упадет метеорит, начнется второе пришествие или нововозведенные стены снесет к чертям собачьим стадо ходячих, и ему не придется переживать этот позор. Но, к глубочайшему сожалению, ничего из этого не происходит, и Аарон напоминает ему о себе: — Ты поэтому пришел? — Ненавязчиво, уже с толикой смеха в голосе, как будто успел собраться после странного вопроса. Охотник не знает, что хуже - если над ним начнут издеваться или просто в отвращении выпрут на улицу и скажут больше никогда не общаться с ними. — Нет, господи… — Он хрипит. — Просто возьми ебучие яблоки. Аарон спокойно принимает корзинку, но с места не сдвигается. — Я не знаю, зачем это сказал. Прости. Сделай вид, нахрен, что ничего не было, пожалуйста, — Дэрил спешит обратно к двери, спасительному воздуху, тараторя по пути. Его ловят. — Погоди. Без паники, все нормально. — Он не вырывает целый локоть из хватки, терпя, пока от него не отстанут, потому что иначе будет совсем стыдно. — Это что-то, связанное с шерифом? Я всегда обещал тебе, что ты можешь поговорить со мной о чем угодно, и не врал. Это безопасно, я никому ничего не выдам. Диксон дышит, как загнанный пес, но не пытается убежать. Для него навсегда останется загадкой, почему этим двоим есть до него дело, чтобы из раза в раз просить его остаться, а Аарон вообще вечно залезает ему в голову. Он у Дэрила типа вместо мозгоправа. Дэрил надеется, что он как можно скорее забудет его идиотскую первую фразу, потому что даже тема, которая его беспокоит, не тревожит его настолько сильно, как то, что вылетело из его тупого рта. — Я угадал? Молчание - знак согласия. — Мужчина кивает и машет в сторону гостиной. — Давай сядем. Честно, было немного неожиданно, но я искренне сделаю вид, что ничего не слышал, чтобы тебя не смущать. — Зачем? — Зачем что? — Все. — Дэрил умещает в это "все" и про "не смущать", и про предложение зайти на чай. Почему ему так нравится копаться в его проблемах? Какую цель он преследует? — Затем, что ты и так достаточно нервничаешь. Было бы неважно, даже не заявился бы. — И охотник смиренно тащится за ним, разглядывая пол. После минуты молчания он приходит к выводу: сматывать удочки поздно - он не горит желанием избегать Аарона следующие десять лет, как в детском саду. К тому же, его пока еще не высмеяли. Опять молчат. Тишину прерывает только бряканье ножки стула о паркет - Аарон спотыкается. — Ауч. Буду еще калекой, как ты. Ребята на стройке уже рассказали. Хвалили, кстати. — Он выставляет указательный палец вверх, как бы подчеркивая последнюю часть. Чтобы Диксон почувствовал себя паршивее на капельку меньше, видимо. — Так вот, выкладывай. Дэрил технично сгрызает ногти на обоих больших пальцах, прежде чем пробормотать почти скороговоркой на грани слышимости: — Я думал над тем, чтобы спросить у тебя, потому что вы с Эриком - как мы с Риком. Мужчины, в смысле. Это, наверное, играет роль, но, может, нет, я хуй знает. — Терпению Аарона можно позавидовать, раз он ждал, пока Диксон заговорит, а теперь напрягался, чтобы разобрать его бубнеж, не делая замечаний. Он отлично осознает, чего стоит эта открытость сейчас, хрупкая, как хрустальный сервиз у Дианы, который она бережет на особый случай. Дэрил вздыхает. — Короче. Я попытался подумать о нем сегодня, утром, в туалете, когда… — Сжимает челюсть. — Ты понял. Ничего не вышло. Он закрывает руками лицо и трет зажмуренные веки. — Поверить не могу, что рассказываю это. Ебаный стыд. — Испускает вздох. — Я правда собирался передать яблоки. Это так - просто на уме было совсем другое, и мозг перестал слушаться, посылая смешанные сигналы к речи. Охотник пытается отвести тему обратно и объясниться одновременно. Он не привык говорить так много, ему кажется, что если он замолчит, то продолжить уже будет не в силах. — …Позволь тебя тут остановить. У вас что, до сих пор ничего не было? — Аарон хмурится, ничуть, похоже, не озадаченный личным характером выданной собеседником эпопеи, словно Дэрил процитировал ему прогноз погоды с радио. — Что ты имеешь в виду? — Секс, Дэрил. Вы им не занимались? — Нет. — Выпаливает слишком быстро. — Оу. Парень скребет висок и закусывает губу с неестественно серьезным видом, пока Диксон изучает узор на скатерти. — Вы хотя бы обсуждали это? Ответ отрицательный. — Оу-у. Признаюсь, тут ты меня подловил. Все предполагали, что вы достаточно долго вместе. Мишонн даже однажды жаловалась, что устала задерживаться на сменах, чтобы дать вам время и избежать всяких неловких столкновений. — Какого…? — Теперь очередь Дэрила поднимать брови. Он бледнеет. Закончить ему не дают. — Ага. Так… у тебя вообще когда-нибудь…? Дэрил сразу мотает головой, а вместо этого ему втайне хочется размозжить ее об стол. Его похоронят отдельно от потерянной чести. В закрытом гробу. Чтобы Рик не расстраивался очень уж сильно. Никто не произносит ни слова. Аарон находится первым: — В мои планы не входило и не входит быть тем, кто расскажет тебе о пестиках и тычинках, так что спрошу слету одну простую вещь для ясности: он тебе нравится, верно? Теперь Дэрил уверенно кивает. — Да, — повторяет еще раз, как само собой разумеющееся, — да. — Супер. — Аарон не сдерживает хмыканье, но большего себе не позволяет. — Обошлось без внутренней гомофобии, достижение. Похлопал бы, чтобы приободрить, да боюсь, ты не оценишь. Он ведет плечами и бросает: — Не, — что бы это ни значило, хотя примерно он догадывается, — я этим не страдаю. С братом были… проблемы, но он в целом был той еще сволочью по большей части, поэтому уже нет. — Тогда в чем проблема? А вот и главный вопрос. Самому бы разобраться. — Чувак, а я почем знаю. Если б знал, тут бы сейчас и ноги моей не было. — Звучит немного грубовато, но он чувствует след раздражения от необходимости отвечать на нечто подобное. Продолжает уже мягче, тушуясь, когда вспоминает, что ему и так оказывают огромную услугу, не послав с порога, — Я не могу. Даже представить его таким, хоть убей, не получается. Точнее, я видел, со спины, но оно не работает. Дэрил прячется за ладонями и не выпускает рвущийся наружу стон. Обессилено облокачивается на деревянную спинку. — Мне неоткуда доставать информацию, как такое говно должно происходить. Я не хочу, чтобы это в итоге переросло в проблему для Рика, мне-то без разницы, всегда было на это все, до него. Эрик на тебя смотрит как-то… будто живьем сожрать хочет, а я не понимаю, почему у меня не щелкает внутри так же с ним. Аарон осторожно вклинивается, подбирая слова: — Попридержи коней. "Всегда было" - ты, эм, — делает неопределенный жест рукой, — у тебя в принципе ни разу ни на кого не… вставало? Спустя пару моментов задержки вполне очевидного ответа с его стороны зрачки Аарона начинают наполняться тем самым, что было у его отражения в ванной: словно возникает догадка. Как будто до него дошло, а до Диксона, самого бесполезного человека в истории, неспособного разложить свое собственное дерьмо по полочкам - нет. Он не успевает ею поделиться. В коридоре что-то громко падает. Они оба подскакивают, и Дэрил инстинктивно скользит к ножнам, нащупывая кинжал, когда следом за грохотом врывается знакомое ругательство. Сначала из-за косяка показывается извиняющееся щенячье лицо Эрика, - Аарон светлеет, словно из-за облаков после грозы выползло долгожданное солнце, и отпускает свой пояс, - а за ним маячит темноволосая макушка с конским хвостом. Тара. — Простите, ребята, вы не заметили, как мы вошли. Мы очень старались не шуметь и все такое, но у моей лодыжки на этот счет совсем другое мнение. — Осколки вазы под тумбочкой тому прямое доказательство. Эрик тараторит. — Клянусь, мы не подслушивали, только случайно… — Дэрил, я думаю, ты асексуал. Во всем доме воцаряется гнетущая тишина, когда трое переглядываются, а Дэрил держится за свои штаны с ножом, как за спасательный круг, который вот-вот свалится и оставит его полностью обнаженным. Во всех смыслах. Тара никогда не отличалась тактичностью - тут они одинаковые, но сейчас Дэрил на своей шкуре чувствует все прелести и минусы этого качества. — Че? — Он оттаивает от оцепенения медленно, как ледник. Эрик с секунды на секунду или расплачется, или захихикает, Аарон непроницаем, а виновница его потерянности поджимает губы и произносит снова, будто он с первого раза не расслышал и после второго несомненно чудесным образом прозреет: — Из того, что я успела услышать, ты звучишь, как самый стереотипный асексуал. — Тара, мне кажется, он не… — Поясни. — Тон Дэрила требовательный. Ненадолго от недоумения он забывает про нарушенную приватность, о которой он беспокоился больше всего. — Асексуальность - это когда ты не испытываешь сексуальное влечение. Одна моя бывшая была асексуалкой, она меня, типа, просвятила. У нас был секс несколько раз, если что, горячий, если спросите меня, но она моего энтузиазма в конце концов не разделила. — Она постукивает пальцем по подбородку. — А вообще это спектр. — Спе…? — У всех по-разному. По мере того, как она говорит, серое вещество Дэрила нагревается и начинает кипятиться. В итоге ментальный чайник свистит. Мозжечок издает щелчок. Он не тупой, отнюдь, хотя еще не целиком осознает смысл сказанного, полного заумных терминов, - для него уже не имеет значения, что их прозвучало всего два, - но приблизительно включается. Аарон и Эрик мечутся между ними, не решаясь открыть рот. Охотник перехватывает взгляд первого, полный сожаления. Да, не очень по-личному вышло. Он тоже закипает. Отмирает и, собрав в кулак крохи того, что осталось от его достоинства, не проронив ни слова, огибает всех троих по широкой дуге, наотрез запрещая себе поднимать на кого-то глаза, чтобы не зарыть себя собственноручно в яму позора еще глубже. Хотя куда уж там. Он бы держал дистанцию гораздо больше, если б умел ходить сквозь стены, но приходится довольствоваться малым. Как он только что допустил обсуждение своей сексуальной жизни в кругу доброй половины общины, - и срать он хотел, что это было откровенным преувеличением? Почему? "Да пошли вы все" — про себя огрызается, не разбирая, на кого злиться и обкладывать матом во всей этой нелепости. Дверь хлопает. Диксон мысленно благодарит Аарона за то, что тот не старался его вернуть на этот раз. Ему нужно было время. Много. Пока он не поседеет и не состарится, вероятно. И все равно, перепрыгивая ступеньки через одну, он слышит приглушенное: — Что? Кто-то же должен был ему сказать.***
Еще двое суток Дэрил маринуется в своих не прекращающих текучку мыслях. Это ничуть не заставляет его мечтать испариться меньше, в идеале, чтобы он стерся еще и из памяти всех, кто когда-либо его знал, особенно горе-тройки, с которой теперь сталкиваться себе дороже. Аарон, Эрик и Тара особенно глазеют на него из любого угла Александрии. Как будто их внезапно стало слишком много, и они наклепали себе каждый по дюжине клонов. Но по мере приближения к пику отчаяния становится все труднее сражаться с противным шепотом на периферии, утверждающим, что Тара попала в точку. Она отлично описала всю суть его душевных излияний - "Я подозреваю, что не хочу трахаться и меня никто даже не удосужился уведомить, что, оказывается, нормальные люди хотят" и "Господи, надеюсь, я все еще нравлюсь Рику". Эти умозаключения даже отдаленно не звучат похоже на едкие комментарии Мерла. Поэтому он понятия не имеет, как с ними бороться. И надо ли оно ему вообще. Некоторые вещи, которых он раньше за собой не замечал, начинают иметь смысл. Это пугает. Диксон чувствует себя примерно так же, как в период, когда еще страдал из-за проснувшегося влечения к мужчинам - ну, может, в этот раз он страдает сильнее, потому что тогда оно его практически не беспокоило. Это даже хуже. Гораздо. С ним рядом был Рик, а он сам уже избавился от зашоренности. Все остальное мало его волновало. Сейчас Дэрил остался один, пусть временно; более того, он отвратительно изводил себя именно по причине того, что не был уверен, как это отразится на их с Граймсом отношениях. За прошедшие два дня он на нервах выкурил целую пачку сигарет, за что следовало бы шлепнуть себя по губам за бездумную трату табака. Но ему похуй. У него тут проблема поважнее. Целая моральная дилемма. Он пытался дрочить на него еще несколько раз, и если дело и начинало сдвигаться с мертвой точки, он немедленно понимал, что это не то. Он не засчитал бы за удачный эксперимент единственный раз, когда кончил исключительно от физического удовольствия, полученного кое-как и со слезами, скопившимися в уголках глаз, потому что нечаянно стал думать, как соскучился по Рику. Это он унесет с собой в могилу. С вылазки не возвращались слишком долго. Дольше, чем спрогнозировал Рик с учетом исхода, включающего истощенные запасы бензина вблизи от поселения. Дэрилу оставалось только держать скрещенными фантомные пальцы в надежде, что им просто пришлось забраться чертовски далеко, хоть в соседний штат, или в Мексику, но ничего действительно стоящего беспокойства не случилось. А он беспокоился. Совсем капельку, для успокоения, представлял, как придушит Оливию, - чтоб ей икалось, - подвергнувшую всех и внутри стен, и за ними риску из-за безграничной тупости. Злобно зыркал исподлобья, но уже на всех подряд, распугивая едва-едва потеплевших от его помощи, как подснежники в апреле, александрийцев. В полдень он полирует арбалет. Тот скоро будет слепить всех в радиусе мили блеском своей колодки и портить ему охоту, смущая дичь. Дэрил любимое оружие не использует возмутительно долго, но от привычки начищать, когда выдается свободная минутка, избавиться не может. Она превращается в способ справляться со скукой. С тоской, скорбью, раздражением, чем угодно. Лучше начистить арбалет, чем чью-то рожу, например, Спенсера, чтобы выпустить эмоции. Не поспоришь же. Охотник с нетерпением ждет, когда сможет испачкать стрелы вновь. За окном начинается какое-то шуршание. Краем глаза он видит мелькающие в суете силуэты. Слышит восклицания, - счастливые, значит, оборону не прорвали, второго нападения волков не предвидится. Новость обязана быть радостная, коих у них теперь не так много. Сердце пропускает удар. В ту же секунду, как открывается форточка, в комнату с духотой врывается тарахтение мотора. По звуку - абсолютно убитого, незнакомого. Но позволить себе роскошь передвигаться на колесах, какими бы они ни были, в их положении могут только два человека. Он бросает горящий взгляд в сторону второго этажа. Мишонн на лестничном пролете со скрещенными на груди руками уже еле заметно ему кивает - естественно, она в курсе, сверху все рассмотрела. Диксон делает пометку поблагодарить ее позже, ведь она тоже наверняка сгорает от нетерпения, поджимает губы и собирается с силами. Бежит, чуть не кувыркнувшись на сколотом асфальте. Он не задумывается о том, как может выглядеть со стороны, а все издевательские комментарии, которые жалкие души, не берегущие свои жизни, посмели бы отпустить, пропустил бы сейчас мимо ушей. На углу Дэрил почти с размаху впечатывается в Мэгги. Он выпускает извинения с отдышкой, но Мэгги, кажется, тоже со сторожевой вышки на них плевала. У нее вид идентичный. Оба держат себя в руках, лица тверже камня. Но глаза выдают взаимное предвкушение и надежду, что облегчение испытывать еще не рано. Они вдвоем останавливаются перед новым, - только в том значении, что видят они его впервые, - автомобилем. Корыто мало напоминает их старенький, но сохранивший приличие “Додж Караван” с длинной полосой на боку, к которому все привыкли, а между шиной и крылом застряли клочья чьих-то неопознанных частей тела. Его собственные кишки сначала романтично скручиваются сердечком, а потом ухают в желудок, когда из-за дверцы высовывается кудрявый затылок. Шериф. Его личный. Справа Мэгги охает. Она бросается на шею Гленну, по-дурацки лыбящемуся до ушей и измазанному в грязи, немного внутренностях. Возможно, моторном масле. Диксон не рискует предполагать. Рик не лучше. Дэрил не обращает на это внимания, когда сгребает в медвежьи объятья, разделяя всю ядерную смесь по их одежде поровну. Они стоят неподвижно, крепко стискивая друг друга. — Карл? — У Рона. — Ладони вплавляются ему в спину. — Джудит? — Спит. Сытая, Мишонн с ней. Они не сдвигаются с места, пытаясь взять как можно больше друг от друга после невыносимо долгой разлуки. Мэгги подает голос, вынуждая Граймса отстраниться, поворачивая голову: — Где вы были? — Она пытливо упирается в землю. — Что-то произошло? — Кхм. — откашливается. — Мы слили горючее в западном направлении, но этого было слишком мало. — Рик смахивает пот со взмокшего лба. Он снова зарос, и ему до дрожи в коленках к лицу борода, начавшая идти мелкими завитками. — Поехали дальше, не успели отвернуться на привале, как какая-то сволочь умыкнула машину. Вместе с ней все, что удалось найти. Гленн виновато вставляет: — Это из-за меня. Рик хмурится. — Черта с два. Я тебе уже говорил, что это с любым могло случиться. Со мной тоже. Не возражая то ли от усталости, то ли от того, что с упертым шерифом спорить себе дороже, - плюс, у них уже очевидно был этот разговор, - парень опускает плечи. Граймс продолжает. — Мы осели в сарае в лесу на пару дней, потом вышли на заправку. Выбирать не пришлось, взяли первое попавшееся авто и искали еще топливо, чтобы не возвращаться ни с чем. — Вздыхает. — Да и не добрались бы пешком. Поуспокоившийся Диксон наклоняется, шутливо брякая: — Говорил же, тебе нельзя доверять машины. Водитель из меня, может, и стремный, но я хоть ключами не раскидываюсь, и тачки у меня не угоняют. Его мягко пихают бедром. Мэгги сурово сводит брови и отдает знак столпившимся людям. Из скопа первыми отделяются Абрахам с Розитой - Рик жмет им руки, втягивается в гордые похлопывания. Постепенно булькающие баки и бутылки из-под чего попало начинают перетаскивать в сторону склада, волоча по дорожке. Литров привезли добротно. Дэрил тоже дергается помочь, но Мэгги взглядом пригвождает его к земле. Она многозначительно смотрит сначала ему в глаза, потом на левую руку, скрытую рубашкой длиннее обычного. Только когда в машине остается треть добычи, Граймс заканчивает череду приветствий и встает, не зная, куда деться. Он изможден. Мэгги убедительно кивает им с Гленном: — Отдыхайте. Вы вымотаны и хорошо поработали, мы разберемся со всем остальным сами. Рик, — она сжимает его плечо, — это больше не твоя забота. Она клюет мужа в щеку, и тот семенит по улице. Рик, в свою очередь, окончательно уверившись в том, что без его пристального контроля мир немедленно не рухнет, словно конструкция из игральных карточек, прислоняется к плечу Дэрила. Дуэтом они ковыляют до дома. Мишонн с порога тоже притягивает Рика в объятья. Надолго не задерживаясь, по-матерински потрепывает и отступает с прохода. Показывается Маленькая Засранка: она в одном подгузнике теребит нитку дивана, которую Диксон забыл отстричь, в попытке вывить ее оттуда насовсем, задорно хохоча. Наверное, проснулась от шумихи. Едва завидев отца, Джудит пуще прежнего верещит поросенком и, оставив свое занятие, тут же пускается изо всех сил ползти к ним на четвереньках, бухая по полу. Рик подлетает и ловит ее до того, как она успевает шлепнуться. — Полегче, гонщица! Он не прислоняет ее слишком близко и использует тыльную, относительно чистую сторону ладони. В Дэриле взрываются фейерверки. Он и сам сейчас взорвется, разлетится осколочной гранатой приторной нежности от развернувшейся картины. Это, без сомнений, станет одним из редких моментов, которые он особо трепетно хранит, чтобы было, за что цепляться, когда достигнешь дна. Рик с малышкой на руках приближается и чмокает его коротко, но признательно. В изгибах рта мелькает сожаление от невозможности продлить прикосновение, но сейчас Граймс выпрямляется обратно и благодарно шепчет, глядя в глаза сначала Мишонн, потом Дэрилу: — Спасибо. — Большего и не требуется. Они понимают все, что старался сказать Рик, прекрасно. Мишонн поднимает уголки губ. Она бережно высвобождает Джудит от недоумевающего, но не сопротивляющегося Рика. — Сегодня еще моя смена на уличном патруле. Кэрол посидит с Джуди, Дэрил следил за ней с пяти утра. — Девочка самозабвенно жует ее волосы. На папу она насмотрелась, и ей уже, судя по всему, без разницы, куда там ее несут. Не то чтобы она разбирала, о чем беседуют взрослые. — Отоспитесь. Но сначала помойтесь, ради бога, от вас несет. Компромиссна Мишонн примерно на столько же, на сколько Мэгги. То есть - "слушайтесь, вас вообще никто не спрашивал". Охотник мог бы отнекиваться, мол, ему не привыкать пахнуть, как дохлый опоссум, но Рик сам грезил о ванне все время за стенами. Так что отвечает за двоих: — Конечно. — Фыркает. — Ты наша спасительница. — Еще бы. Мишонн с Джуди уходят. В ту же секунду Граймс набрасывается на Дэрила. Он пытается облапать его одновременно везде, наверстывая упущенное. Оттягивает пряди в кулак, вылизывая десна, но, к величайшему сожалению последнего, ненадолго. — Остальное - когда помоешься. После меня. — Рик тоже не в восторге, это отражается на поверхности зрачков, но чудом он соскребает свое самообладание. — Мишонн права. Боюсь представить, что чувствует твой нос. Диксон подавляет в себе протестующее мычание, пялясь на его удаляющуюся спину, как домашний пес, которого раздразнили огромной, гладкой, вкусной телячьей костью и оставили пускать слюни. Для Рика - что попросит; он бы и погавкал, и мячик принес, виляя при этом хвостом, - дай команду, шериф. Ему немного страшно это осознавать. Однако, он смиряется. Из душа Дэрил выходит в майке. За ним клубится пар. Он разворачивается, собираясь спуститься за джинсами с жилеткой, когда его окликают. — А? — Подойди, пожалуйста. — Звук приглушается прикрытой дверью спальни. Рик встречает его с полотенцем, обернутым вокруг бедер. Он выглядит так, словно и не собирался одеваться, сидя, лениво раскинув ноги, но не сильно широко - Дэрил избегает этой части. Он абсолютно расслаблен, но моментально подбирается, как только его блуждающий ненавязчивый взгляд натыкается на локоть Диксона, который тот намеренно прячет, заводя назад. Как будто от Граймса можно что-то спрятать. — Что это? Дэрил прокашливается. — Забей. Рика его предложение, похоже, категорически не устраивает. Он хмурится. Когда он так делает, становится очень неуютно, словно он под кожу залезает. Дэрил скромно молчит. В итоге сдается. — Цепанул забор на стройке. Дениз подлатала, сказала, жить буду. Он уже скоро зарастет, мне не мешает. — Терзает нижнюю губу. — Это мелочь. Он не врет. Граймс все равно изучающе вперивается, инспектирует от ушей до пяток на предмет других повреждений или признаков, что Диксону плохо, - Дэрил игнорирует порыв прикрыться, даже если он в боксерах, - а потом с ощутимым облегчением бормочет: — Уверен? — Да. Рик манит его к себе, и он, не мешкая, шагает вперед. Садится рядом. Тут же радуется, что послушался, потому что без награды не остается. Рик подносит его руку ближе, припадая к бинтам в нежном поцелуе, от которого пересыхает в горле. Он по-кошачьи к нему ластится, уделяя внимание именно больному месту, даже если оно и не болит вовсе. Наоборот, приятно щекочет - спекшаяся корочка чешется о повязку. Дэрил ощущает себя обезвоженным путником в пустыне. Ощущение только усиливается, когда Граймс перемещается ниже, задевая губами вены с запястьем и заканчивая на пальцах. Фалангу среднего обволакивает теплом - Рик погружает ее в рот. Обводит языком, ерзающим туда-сюда. Это что-то новое. Дэрил не в силах заставить себя пошевелиться даже на сантиметр, принимая своеобразную ласку. Он не уверен, какая реакция будет правильной. — Рик? Мои губы выше. Граймс из-под полуопущенных век стреляет в него глазами, и они странно потемневшие. Из океана превращаются в болото, в котором увязнуть чересчур легко. — Твои губы, — с мокрым хлюпаньем он выпускает палец. — Ты даже не представляешь, как много я о них думал. Когда ты взял этим своим пальцем, смахнул с меня каплю пота и взял между губ. Тогда, под деревьями, ты должен помнить. И облизнул, блять, — сбивается, — ты не знаешь просто, что со мной делаешь, и где я хочу твои губы видеть. Всю вылазку вспоминал. И оголодавше его целует. Диксон совсем не против, он отвечает, воздух вокруг сгущается, а потом до него доходит смысл сказанного. Дэрил чертыхается, отклоняясь. — Черт, это было слишком? Голос Рика звучит обеспокоено. Дэрил чувствует себя так тупо; он разрушил всю атмосферу, важную для того, из-за своего… чего? Стеснительности? — Н-нет. — Шелестит. Нет, не стеснительности. Его предплечье накрывает рука. Он находит внутри ошметки воли и выдавливает: — Извини. Не хотел дать тебе повод думать о чем-то таком, я в тот раз сделал это из интереса, честно. — Дэрил, — он кротко поднимает взгляд, — тебе не надо извиняться. Это… не нечто плохое. Если только тебе не не нравится мое… завуалированное предложение. Диксон сглатывает. Он отлично замечает, как тщательно Граймс подбирает слова, и злится на себя и на него в том числе, даже будучи в курсе, что это несправедливо; тот действует из лучших побуждений, но он на дух не переносит, если с ним обращаются, как с принцессой, - пусть он и единственный, кто так считает. Он чувствует себя уязвленным. Дэрил с трудом отучился ощериваться на малейшие проявления заботы, однако это не значит, что в нем не происходит постоянное сражение с собой. Сейчас маленькая копия Тары в его голове бьет в гонг, - подобную штуку показывали в передаче по телевизору очень давно, когда они еще работали, Дэрил был маленьким, а его бухой отец упился в дрова и отрубился в гостиной, - а ее слова отпрыгивают от стенок черепной коробки эхом. Ему хочется отобрать у нее ту штуку, которой она стучит, чтобы она в кои-то веки заткнулась. Он закапывается так глубоко в себя, что Рик теряет с ним связь: — Дэрил? Диксон мычит. — Я все-таки перегнул палку? Мозг пустеет. Он ненавидит неловкость, и уж тем более терпеть не может быть ее причиной для кого-то. Определенно не для Рика. Решает рубить с плеча, потому что самое время: — Тара сказала мне, что у меня, вроде как, нет сексуального влечения. Я не знаю, Рик. — Он надеется, что не мямлит и не сипит слишком сильно, как обычно. — Я до тебя настолько с этой темой в себе накопался, что аж тошно уже, и самое ужасное, что она, кажется, дело говорила. — Позориться - так хоть до победного. — Боже, я дрочить на тебя пытался, ничего не получилось. Не единожды. Его перестают поглаживать, и Дэрил нервно посмеивается. — Ага. Я тоже в ахуе. Граймса не выходит прочитать, пока он тяжело свистит через ноздри, растирая затылок. Между его бровей залегает складка. Он собирается с духом. Когда он снова открывает рот, его тон подозрительно не колышется нисколько. — Ладно. У Диксона возникает ощущение дежавю. Раздражение зудит под ложечкой: — Что "ладно"? Его откровенно подбешивает чужое поведение, хотя сам он обижается по-детски. И то потому, что ждал отношения диаметрально противоположного - успел напридумывать, что шериф, выяснив, в чем проблема, в лучшем случае его бросит. Вот Мерл в гробу бы от уморы перевернулся - его братца кинул другой мужик, - не какой-то, а Офицер Дружелюбие, - потому что у него не встал. Хотя вставать стопроцентно могло, в теории и на практике. И, опять же, Рик ни в чем не виноват. Рик сжимает его бицепс. — Ты, — выдерживает паузу, - вообще никак? Прости за тупые вопросы, мне надо понять. — Да. Но только на тебя, утренний стояк на месте, если ты об этом. — Дэрил хлопает ресницами и вдруг жмурится. — Боже, это еще хуже. Мне пора заткнуться, да? — А с другими? — Граймс игнорирует его последнюю фразу. — Смело с твоей стороны полагать, что ты не единственный, кто проникся сочувствием к дикому реднеку. На мгновение глаза Рика расширяются от удивления, потом сужаются. — Мне казалось, мы уже это проехали. Я с тобой не из жалости, и никогда тебя не жалел. — Ага. Прости, — Диксон скупо отмахивается, — я к этому еще не привык. Граймс аккуратно прижимается к ключице губами, щекоча через майку густой бородой: — То есть… поправь меня, если что - картина следующая: со мной твой первый опыт, и ты меня не хочешь. Верно? — Нет, — мотает головой, — хочу, очень, просто… не так, наверное. — Хорошо. — А теперь-то что хорошего? Его приобнимают, и Рик, блять, хихикает. — И что ты ржешь? Че тут смешного вообще… — У Дэрила появляется навязчивое желание перепроверить, не нацепили ли ему на голову клоунский парик, пока он не видел. — Ничего. Все правда хорошо, — тот хмыкает. Льнет ближе. — Просто я был в высшей степени убежден, что ты стесняешься, и тебе надо больше времени. Не торопил события. Бегал каждый раз в туалет, чтобы не смущать, не поверишь. А оно вон как. Дэрил бубнит ему в кудри: — Да иди ты нахер. — Вылетает практически беззлобно. — Я даже внимания не обращал. Под ребрами что-то тяжко испускает измученный сомнениями дух: он изучил шерифа вдоль и поперек, чтобы опознать, что тот от нечего делать дразнится, а может, вообще разряжает обстановку. Рик не выглядит напряженным. Он не до конца понимает, почему, но бросать его явно не собираются, и за это Диксон уже благодарен. — Отлично. А то я переживал, что ты быстро два и два сложишь. — Не дружу с математикой. — Я догадался. — Дэрил на это морщится. Они сидят так еще несколько минут. Дэрил пропускает через пятерню волосы Граймса и шумно дышит в тишине, пока последний ее не разрывает: — Я ничего не имею против, если ты против… — Он делает рукой в воздухе круг, — секса. Я не хочу делать ничего, от чего не получали бы удовольствие в полной мере мы оба. Ты мой приоритет. Эти разговорчики сами по себе уже слишком частные. Сокровенные. Больше, чем он может вынести. Диксон пыхтит, закрывая лицо ладонями: — Я не против секса, господи. Наверное. Я его не понимаю. Мерл был на нем зациклен, для него только он с бухлом и был развлечением, а меня как-то… не берет. Может, потому что не пробовал. Рик поднимает голову: — Типа, как кислое пиво? — Он выдавливает усмешку. — Мгм. Только у меня так и не получилось в итоге заставить себя полюбить эту херню. Теперь они оба друг напротив друга. Соприкасаются коленями. За окном идиллия - до комнаты не добираются даже крики детей, которые хорошо слышно через картонные стены толщиной в игральную кость на первом этаже. Дэрил снова наедине со своими мыслями и Риком. — Ну так… — Начинает снова Граймс. — Я хочу попробовать. — Диксон перебивает, пока не успел дать заднюю. Или сейчас, или никогда - так он посчитал. Момент истины. Или идиотизма, тут уж как посмотреть. Рик издает неопределенный звук. — Ты серьезно? — Нет, шучу, — взбрыкивает Дэрил. — Естественно, блять, серьезно. Перед ним опускают взгляд в пол. — Окей, извини. Моя оплошность. — Граймс прикусывает язык, мнется. — Был обязан удостовериться, что не ослышался. А если по-честному, ты точно этого хочешь? Сам? Мы можем еще подождать. — Он хмыкает, качая головой. — Я могу. Твою мать, да хоть обет воздержания ради тебя до конца своих дней держать. Диксон хмурится, но тут же смягчается: — Не надо никаких обетов, — дотягивается до чужой руки и накрывает своей, ощутимо сжимая. — Я просто никогда даже не мог представить тебя в таком ключе. Хотя если попытаюсь, ну, на деле, возможно, все станет ясно. "Херня какая-то" — думает про себя, но, с другой стороны, "а если мне понравится" и "я хочу, чтобы Рику тоже понравилось". — Если ты за, — добавляет. Рик неуловимо меняется в лице за доли секунды, обрабатывая полученную от него информацию; он как будто получил зеленый свет, однако не спешит с выводами. — О. — Губы складываются в соответствующую форму. — Я очень даже за, — он деликатно прочищает горло. Он скрывает, как сильно оживился, чтобы не спугнуть Диксона, пусть и откровенно никудышно по мнению излишне наблюдательного Дэрила. Последний не в состоянии определить, что чувствует по этому поводу. — Если ты на сто процентов уверен. — Я уверен. У Дэрила сбивается дыхание от того, как Граймс проводит языком по нижнему ряду зубов и, зафиксировав свой взгляд на нем, наклоняется. Их рты соединяются. Рик движется медленно, проталкиваясь внутрь и сплетаясь кончиком своего языка с его. Отстраняется он с влажным, оглушительно громким звуком. — Как скажешь. Внезапно тепло, обволакивающее его, исчезает. Рик похлопывает его чуть выше колена и одним движением встает, придерживая полотенце. Висит оно на честном слове. Дэрил следит за ним глазами, недоуменно складывая брови домиком: — Ты куда? — Никуда. Можешь посмотреть, — бросают ему через плечо. Когда тот встает перед комодом и скидывает полотенце наверх, задевая возмущенно звенящий будильник, охотник все же предпочитает начать пялиться в форточку. Слишком поздно для того, чтобы не заметить, что член Рика уже не мягкий. Почти гордо упирается в живот. Его собственный на эту картинку никак не отзывается. Может, дергается совсем чуть-чуть, но это сказочно далеко от интереса шерифа. Тем временем Граймс поворачивается к нему уже в трусах, тоже. Прежде, чем Дэрил успевает спросить, с какой целью это все было, тот поясняет: — Так будет удобнее. Ни проще, ни понятнее ни на йоту его действия для Диксона, разумеется, не становятся. Он даже не в курсе, что конкретно тот собрался делать. Однако полагается на Рика целиком и полностью, ожидая, что будет дальше. Рик подходит к нему обратно. Не похоже, чтобы он стеснялся своей наготы. Он сосредоточенно выстукивает по бедру какой-то ритм. — Мне важно, чтобы ты в любой момент мог сказать мне остановиться. Если тебе хоть немного что-то не понравится, - что угодно, - и ты захочешь прекратить, сразу дай знать. — Почти буднично выдает он, но по нему легко сказать, что он нервничает. Это льстит. — Выбери любое слово. Это будет стоп-слово. Дэрил по-дурацки криво улыбается. — Что? — Тушуется Граймс. — у нас с Лори оно было, у всех должно быть. Я о тебе беспокоюсь. — Рик, я же не сахарный, не рассыплюсь. — Диксон цыкает, хотя шея предательски покрывается багровыми пятнами до ключиц от заботы и искренности, сквозивших во всем, что ему говорят. — Ладно. Давай… "яблоки". Рик испускает смешок. — Не уверен, что мне надо знать, с чем связан твой выбор. — И правильно. Это личное, — Дэрилу достаточно комфортно для того, чтобы заигрывать. Обстановка располагает, и он не ощущает ничего… особого, пока что. — У меня с ними с недавних пор сложные отношения, может, если хорошо попросишь, как-нибудь потом расскажу. Они оба глухо смеются - один подхватывает за вторым. Дэрил приподнимается, чтобы его поцеловать, и почти утягивает на себя, поваливая, когда Рик упирается ему в грудь ладонью. Он тяжело дышит, ему с трудом удается держать себя в руках. Он кое-как вытаскивает слова: — Я хочу тебе отсосать. Не получив отклика, - Диксон занят тем, что пытается отличить, урчит в животе у него от изречения Рика или пропущенного обеда, - он продолжает, не давая молчанию затянуться: — Я очень хочу сделать тебе приятно, насколько смогу, в твой первый раз. Это не обо мне. К тому же, - он спешит поправить себя, заметив, как косится на него охотник, - я более, чем в предвкушении. Для Дэрила факт, что кто-то может по собственной воле хотеть взять чей-то, еще и его член в рот, сродни восьмому чуду света. Скептицизм, должно быть, написан на его выражении лица, потому что Граймс снова склоняет голову вбок и опускается ему между ног. Ловит его взгляд своим, стреляя глазами снизу-вверх. Рик на взводе, но это не мешает ему успокаивать Дэрила, внушая одним своим видом даже в такой невыгодной и ни разу не лидерской позиции доверие, жажду следовать хоть в огонь, хоть в воду. Диксон сглатывает. — Дэрил. Ты мне нравишься, весь, целиком. И я буду рад тебе это доказать, если ты позволишь. Если не передумал. — Нет. Все нормально. — Он уветливо кивает, и действительно не лжет - в этом нет нужды. Он должен попробовать ради них обоих, и если не с Риком, то уже ни с кем. — Завязывай с гребаным допросом, сказал же, что я тоже хочу. — Хорошо. — Его кожу опаляет дыхание, когда Рик уточняет, как Дэрил надеется, окончательно, потому что если тот спросит еще, он клянется себе, что разобьет башку о стену, а ее содержимое кокетливо разлетится по райски белому постельному белью. — Готов? — Ага. Он елозит, принимая позу поудобнее. Граймс наконец-то смелеет, но начинает с того, что поднимает его ногу и запечатлевает трепетный поцелуй под коленной чашечкой, постепенно продвигаясь полумокрой дорожкой выше. Рук вдруг становится слишком много, там, куда раньше они не добирались. Он оглаживает и чуть ли не вылизывает внутреннюю часть бедра Дэрила. Тот от этой любвеобильности пунцовеет. Отворачивается, чтобы спрятать краснеющие щеки ровно тогда, когда Рик втягивает чувствительную кожу, оставляя засос - это еще интимнее, чем на шее. — Посмотри на меня. — Диксон слушается, и они друг друга разглядывают. Рик - из-под полуопущенных ресниц, с уже осоловелыми, незначительно расширенными зрачками. Он начинает входить во вкус, но осторожничает. От такого Рика, нового, Дэрил подрагивает. И не от сквозняка, в духоту комнаты с улицы он не просачивается. Дэрил не знает, как все должно происходить, так что позволяет ему вести. Еще бы - Рик и так собирается у него отсосать; он может делать абсолютно все, что взбредет ему в голову, Дэрил и не моргнет. Но когда вскоре трение щетины о раздраженные ляжки превращается в невыносимое, Диксон ласково касается его виска: — Эй. Рик отодвигается. — Увлекся, прости. Когда он оттягивает резинку, Диксон, чтобы помочь, приподнимает бедра. Боксеры стаскивают. Они безвольным куском ткани ложатся вокруг его ступней. Он закусывает ребро ладони, но усердно смотрит поверх него, как ему и говорили, не жмурясь. Рику нужно, чтобы он наблюдал - он будет. У него стоит едва ли наполовину, когда по стволу на пробу проезжаются пальцы. Подушечки прижимаются по всей длине, прослеживая линию венки. Граймс не разменивается на долгие прелюдии, видимо, пометив для себя, что ему они не по нутру, - Дэрил нетерпеливый, и уже настроился на минет психологически, - и что эрекции они все равно не способствуют, что обнаружили опытным путем. Рик обхватывает его член в предварительно смоченный слюной кулак. Диксон должен признать, что это ощущается чуть лучше, чем обычная дрочка, потому что в отличие от его собственных, его руки не настолько грубые, шершавые или покрытые мозолями от тренировок с арбалетом. После пары движений орган начинает набухать. Рик движется, потихоньку наращивая темп, пока стояк не становится твердым. Физически это правда расслабляет. Что-то приятное в этом есть. Хотя несмотря на отсутствие у Дэрила брезгливости от слюны вместо смазки, - сам ведь делает так же, - ощущать кого-то постороннего на своем члене, мягко говоря, неестественно. Все еще хочется закрыть глаза. Как только Дэрил привыкает к ладони, Рик убирает ее. Облизывается и, кинув быстрый взгляд вверх, наклоняется ближе, прикасаясь кончиком языка к головке. Он теплый, как и дыхание. Диксон шипит. — Сука. Граймс свободно скользит мягким языком, возвращая руку на место и сжимая основание плотным кольцом. До Дэрила доходит, для чего, когда тот разом насаживается на член ртом, заглатывая примерно на треть. Он задыхается, закрывая все-таки глаза, но буквально заставляя себя открыть их обратно через пару секунд. Он совершенно не готов к зрелищу, развернувшемуся внизу. Диксон сыпет ругательствами хуже любого знакомого ему сапожника. Рик тесный, в нем жарко, и он берет глубже, двигая рукой в такт собственным движениям. Он не торопится, и это, блять, мучительно. Как бы неприятно, однако при этом его член все еще трогают. Дэрил, чтобы не потеряться, вцепляется в простыни, в которых уже практически тонет задницей. Оперся бы на локти, не открой это заново кровотечение. Он пытается концентрироваться на своих впечатлениях, крайне смешанных и перепутанных, как куча клубков с шерстью вместо мозгов, но возвращается к Рику между своих ног. Тот там словно инородный предмет. Но если посмотреть под другим углом, отделить от члена, вокруг которого растягиваются его губы, потому что у него не длинный, но достаточно толстый, - Граймс ужасно какой красивый, с прикрытыми веками и длинными вьющимися прядями, сваливающимися со лба. Его ноздри раздуваются широко, пока он тщательно дышит через нос. Он полностью увлечен. У Диксона что-то внутри умирает от преданности, с которой тот ему, господи прости, сосет. Рик берет особенно низко, упираясь в лобок и мычит, посылая вибрации. Дэрил давится матом. Это хорошо, в принципе. На головке начинает выступать смазка. Он не знает, где Рик научился так умело управляться с чужими членами, и уж точно никогда не спросит, но он достаточно быстро оказывается у края. Возможно, секрет в том, что он не старается никого представлять и не отводит взгляд от лица Граймса. Ему претит мысль о том, что тот может вылизывать его орган, к тому же настолько самозабвенно; однако он выглядит горячо, делая это. В том же смысле, как когда они с хлюпающими звуками целуются, а Диксон пытается выпить его душу, или когда он покрыт чьей-то кровью. "Но у тебя ни в одном из этих случаев ничего в штанах не шевелится" — комментирует противный внутренний голос. Дэрил мысленно пожимает плечами и соглашается с ним. "Заебал” — просто решает он. И кому повредит признание фактов? Граймс продолжает свои фрикции головой. Воздух наполняется его и Диксона шумным пыхтением, соленым запахом кожи и пота, остро бьющим по чуткому обонянию. Он принимается за уздечку, затем ерзая языком прямо по щели сверху, и тогда Дэрил до звезд перед глазами щурится. Он понимает, что здесь его финиш. — Б-блять, Рик, я щас… — он рычит, не в силах продолжать. Рик не останавливается. Низ живота поджимается вместе с пальцами на ногах, когда Дэрил кончает. Складка на майке снизу натягивается, очерчивая впадинку пупка. Он вовремя отвлекается от накатывающего волнами оргазма, - хотя обычно полностью отключается в такие моменты, выпадая из реальности на короткий период; в этой ситуации сработало нежелание доставить неудобство Рику, вряд ли заметившему приближающийся конец, - и схватывает длинные кудри на затылке Граймса в попытке убрать его от своего члена. Однако тот в ответку словно назло зачем-то удерживает его инстинктивно вскидывающиеся бедра, как некормленный бродячий кот, у которого отбирают кусок красной рыбы, и в итоге Дэрил изливается ему в горло, будучи все еще внутри. Проходит около половины минуты, прежде чем он обретает способность говорить. Он моргает. — Боже, Рик, извини. — Граймс, к его искреннему шоку, глотает абсолютно все до последней капли, и только потом выпускает изо рта обмякший член. — Но ты нахуя это сделал? Рик вытирает тыльной стороной ладони рот. — Захотелось. Ты не сказал про яблоки, — выдает он, как само собой разумеющееся, разминая шею. — Затекло-то как. Староват я уже для подобных фокусов, не думаешь? Дэрил молча пялится на него, надеясь, что вкладывает во взгляд достаточно, чтобы передать, что думает по этому поводу на самом деле. Судя по смешку, его сигнал отлично ловят и обрабатывают. Он надевает боксеры обратно, чтобы рухнуть на кровать спиной без сил и восстановить спертое дыхание. Рядом опускается Рик. Он смотрит Диксону прямо в глаза и тянется убрать его прилипшую челку. Задерживается, переползая пальцами на скулу. Наклоняется - они целуются. Дэрил тоже подается вперед, потому что что-что, а от этого он никогда не откажется, но как только перенимает чужой вкус, сразу разрывает поцелуй. — Фу. — Он морщится. — Это просто отвратительно, я не представляю, как ты еще и все проглотил. — То есть я, - после всего, - видите ли, мерзкий? — Делает оскорбленный вид Рик. — Да. Никогда не думал, что буду тем, кто это скажет, но пока, нахер, не почистишь зубы, в мой рот тебе путь заказан. Граймс клокочет грудным смехом, чуть не ударяясь о стенку постели. — Это все потому, что ты отказываешься бросать курить. Было бы нормально. — Он хохочет. — Окей, окей, я схожу. Можешь даже почистить мне зубы сам, если захочешь проконтролировать. — Я и так пойму. — Дэрил фыркает. Они наслаждаются присутствием друг друга еще недолго. Диксон радуется, что во всем есть свои плюсы - зато никому не пришлось спускаться за туалетной бумагой, чтобы вытереться, пока они оба не замолкают. Он задумчиво вычерчивает на предплечье Рика спирали и еще какие-то фигуры на подсознательном уровне. — Ну… - получается хрипловато. Он старается преподнести свой вердикт, которого, очевидно, ждали честно, но аккуратно. — Не думаю, что хочу еще повторять, но мне понравилось только потому, что этим дерьмом занимался ты. А тебе охуенно идет быть взмокшим от пота, к твоему сведению. Рик вздыхает. Кивает - скорее, просто шуршит головой по подложенной под нее подушке. — Главное, что мы разобрались. — И Диксон не может сказать, что он звучит расстроенно. Скорее нейтрально, и он точно не стал бы врать, чтобы его не обидеть. Так что Дэрил выпускает облегченный вздох вслед за ним, нашаривая его бок, чтобы собственнически обнять. — Да. Класс. — Класс. Спасибо за комплимент, кстати. — Граймс ехидно ухмыляется. — Буду почаще появляться в поле твоего зрения потный, пока Мишонн опять не погонит меня в душ. Рик придвигается ближе. Их бедра соприкасаются, и Дэрила осеняет: — Погоди. А как же ты? — Граймс озадаченно поворачивается к нему. — А что - я? — Ну… тебе же тоже надо, разве нет, — он указывает ему на промежность, неловко бурча. — Мм, ты про это. — Его ловят за запястье, поглаживая большим пальцем. — Я уже, не волнуйся. Сам справился, у меня две руки. — О. — Именно.