Горький поцелуй

Киран кричит. Кричит и рыдает, без слёз — он так долго мучился жаждой, что жидкости в его теле не хватает ни на одну слезу. И когда кровь брызгает ему на губы, он глотает её почти что с жадностью. А потом вновь начинает кричать. Новый удар. Новые брызги крови летят ему на лицо. Сил кричать уже нет, и он тихонько скулит, глядя на мешанину крови, костей и обрывков мяса, в которую превратилась его правая рука. Даже сквозь гремящий в ушах хохот он слышит собственное хриплое дыхание, полное ужаса. Дунк хватает его за рваную рубаху и вытирает ей молоток, но бесполезно — рубашка Кирана насквозь пропиталась кровью. Тогда Дунк суёт окровавленный молоток Кирану в рот: — Давай, предатель паршивый. Лижи дочиста, как лизал старую задницу Датча! Когда-то, целую вечность назад, когда Киран только попал в банду о’Дрисколлов, Дунк в первый вечер угостил его сигаретой, похлопал по плечу и сказал: «Не дрейфь, тут вполне ничего». Теперь Дунк раздробил молотком ему руку. — Выбей ему зубы, Дунк, так языку будет просторнее, — советует Рори. Когда Киран пришёл в банду, Рори увидел, что тот робеет подойти к костру, и распихал остальных, чтобы дали место новенькому. Теперь Рори пинками сломал ему рёбра. — Погодите, парни, у меня есть идея получше, — говорит Мэнни. Когда Киран пришёл в банду, Мэнни научил его разбирать и собирать револьвер. Теперь Мэнни берёт протянутый Дунком молоток и хватает Кирана за волосы. — Нет, прошу, нет, — хрипит Киран, сам не слыша собственных слов. Мэнни замахивается и с силой бьёт острым концом молотка Кирана в бровь. Боль. Ничего, кроме боли. Киран кричит и не слышит сам себя за безумным гулом крови в ушах. Голова вся болит, как объятая пламенем, что-то обжигающее и густое течёт по левой стороне лица, кровь заливается в глотку, ноздри, он захлёбывается и выпускает кровавые пузыри. Он падает на пол и едва слышит, как чужие голоса перекрывает грохот и выстрелы, как хохот сменяется криками ужаса. Как спустя несколько секунд наступает тишина, тоже исполненная ужаса. — Господи, — говорит знакомый хриплый голос. Джон Марстон. Киран лишь один раз слышал его таким напуганным — когда украли Джека. В тот день Киран охранял лагерь, и Эбигейл в ярости обвинила именно его в том, что мальчик пропал. Тогда Джон замахнулся на него, но не ударил. — Ублюдки. Ёбаные ублюдки, — голос Артура Моргана полон ярости. Киран слышит глухой удар и тихий стон. Он не знает, кто это: Рори, Дунк, Мэнни? Киран пытается приоткрыть правый глаз. Керосиновая лампа во время перестрелки опрокинулась, Джон судорожно топчет ползущий по полу огонь. Но дверь распахнута, впускает дневной свет, и потому здесь не совсем темно. Видно, как кровь растекается от ещё тёплых трупов, как Артур склоняется над скорчившимся телом. — Что вы с ним сделали, твари?! Колм тоже здесь? Отвечай, мразь! — Артур кричит, и после каждого вопроса снова пинает о’Дрисколла в живот, тот в ответ лишь хрипит, кашляет, тёмные брызги летят с неузнаваемого, залитого кровью лица. Киран вновь закрывает правый глаз. Боль и не думает стихать. И становится только хуже, когда он слышит отчаянный женский крик. — Киран! Киран!!! Неужели она здесь? Неужели она увидит его... таким? — Сэди, чтоб тебя, я же сказал, не пускать сюда Мэри-Бет! — кричит Артур. — Да её хрен удержишь! — голос Сэди дрожит от гнева. — Отойди от него, Артур, я сама допрошу эту шваль... — Киран! Не умирай, Киран! — Уведи её, Марстон! Киран чувствует, как на его лицо падают длинные жёсткие волосы, и кто-то осторожно поднимает его на руки. Переломанные кости трутся друг о друга, вспышки боли разрывают нутро, и Киран снова кричит, громко, хрипло, хоть сорванное горло невыносимо саднит, но не кричать он не может. — Всё нормально, — Чарльз, как всегда, говорит очень тихо, и его голос дрожит. — Потерпи, Суонсон поможет... — Какой, на хер, Суонсон? — рычит Артур. — Парню глаз выбили, Суонсон ему что, новый вымолит? В город его вези! Значит, вот почему ему так больно. Мэнни ударил его молотком так, что выбил глаз из глазницы. Киран чувствует, что его тошнит, хотя он уже не помнит, когда последний раз ел или пил. И когда он уже готов потерять сознание, кто-то берет его за руку, нежные пальцы невесомо прикасаются к раздробленным костям. — Киран, держись, не оставляй меня... И только после этого боль покидает его вместе с сознанием. Он с криком дёрнулся и проснулся. Неловко зашарил рукой по лицу, ощупал пальцами гладкую и твёрдую выпуклость под веком, и тут на его запястье легла прохладная рука. Киран пришёл в себя и сжал руку в ответ, потом открыл правый глаз. Сквозь неплотно задёрнутые шторки на окошке дилижанса пробивался бледный свет. Все пассажиры крепко спали, зябко прижимаясь друг к другу. Никто не заметил, как один из попутчиков проснулся от кошмара. Киран обернулся к Мэри-Бет, она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ, но вовсе не потому, что чувствовал себя хорошо — его всё ещё колотила дрожь. Просто он никогда не мог удержаться от улыбки, глядя на Мэри-Бет. В лучах закатного солнца, заливающих золотом берег Клементс-Пойнт, счастливая и смеющаяся; в мертвенно-сером тумане, окружающем Бивер-Холлоу, усталая, с покрасневшими от слёз глазами; здесь и сейчас, спокойная, с тенью от дорожной шляпы на румяном от холода лице — она всегда была прекрасна, как ангел, и каждый раз у Кирана замирало сердце от счастья, что ему выпало жить в мире, где есть Мэри-Бет. Она не стала спрашивать, почему он проснулся — за последние месяцы и годы она не раз утирала холодный пот с его лба, когда он просыпался от кошмаров. Только ещё раз сжала его руку, погладила тонким пальцем костяшки и тихо сказала: — Спи, ещё не рассвело. Я спрашивала кучера, мы будем дома через три часа. — Как раз пекарня Джемисона откроется, — улыбнулся Киран. — Нам надо отпраздновать твой контракт. Они возвращались из Чикаго, где Мэри-Бет заключила договор с издательством на публикацию своей книги. Несколько лет она без устали писала один рассказ за другим, посылала их в разные журналы, иногда получала скромные гонорары, чаще — унизительные отказы. И вот наконец первый успех. Она была счастлива. А Киран, глядя на неё, был ещё счастливее. — Закажу себе черничный кекс, — шепнула Мэри-Бет, прикрывая глаза. — Или яблочный пирог... или рождественский пряник... — Или всё вместе, — прошептал ей на ухо Киран. — Сегодня всё можно. После ухода из банды он сбрил бороду, но за последние два дня щетина отросла и сейчас защекотала Мэри-Бет шею. Она тихо засмеялась. — Тише вы! — недовольно зашипел какой-то полный господин, закутанный в шарф. Мэри-Бет прижалась к Кирану и шепнула ему на ухо: — А тебе мы купим... Её слова прервал выстрел. За первым выстрелом тишину зимнего утра прорезал второй, потом третий. Потом крик кучера, свист кнута, ржание испуганной лошади. Все пассажиры моментально проснулись. Лошади помчались быстрее, дилижанс сильно затрясло на дороге, толстый господин упал с сиденья, придавив сидящую рядом даму, но та даже не закричала — судя по белому от ужаса лицу, лишилась дара речи. Киран тоже почувствовал, как горло сводит судорога. Правая рука мучительно заныла. Тогда, три года назад, врач из Сен-Дени отрезал ему два пальца и с трудом сохранил остальные, но и сейчас, спустя столько времени, рука продолжала постоянно болеть. Особенно когда на Кирана накатывали воспоминания. Но сейчас не память о прошлом, а само прошлое ворвалось в его жизнь, остановило дилижанс, застучало кулаками в заиндевевшую дверь, закричало сквозь шум ветра громовым голосом: — Леди и джентльмены, это ограбление! Делайте что велят, и никто не пострадает! Недавней тишины как не бывало — пассажиры испуганно перешёптывались, кто-то закричал, кто-то всхлипнул. Но Киран этого уже не слышал. Он думал лишь об одном: он знает этот голос. И, глядя в распахнутые голубые глаза Мэри-Бет, знал, что она думает о том же. Дверца дилижанса отворилась. Мэри-Бет сжала руку Кирана. Вдвоём они смотрели, как в открытую дверь заглядывает человек в припорошённой снегом белой шляпе: — Шевелитесь, мать вашу! Деньги! Драгоценности! Пассажиры застыли, как окоченевшие. Бледная дама у дверей с ужасом смотрела в скрытое полями шляпы лицо, её руки тряслись и никак не могли расстегнуть сумочку. Грязно выругавшись, мужчина в белой шляпе схватил её за плечо и рывком выволок из дилижанса, швырнул в снег: — Не понимаете по-хорошему, сучьи дети? Выходите! Живо! Киран и Мэри-Бет посмотрели друг на друга. Они оба уже поняли, с кем их снова столкнула судьба. Мэри-Бет еле заметно кивнула, быстрым движением вынула из сумочки маленький пистолет и спрятала его под шалью. Киран проверил своё оружие — теперь он мог стрелять лишь с левой руки, но за эти годы вполне навострился это делать. Держась за руки, они вышли из дилижанса самыми последними. Четверо остальных пассажиров и кучер уже стояли в ряд, ёжась под пронизывающим ветром и под взглядами бандитов. Киран сразу же узнал страшное багровое лицо Джо и тощую, как у кузнечика, фигуру Клита; те двое присмотрелись к нему, в их глазах промелькнуло узнавание. Клит свистнул сквозь зубы, глядя на Мэри-Бет, и на этот свист оглянулся Майка Белл. Из-под белой шляпы сверкнул единственный глаз. Киран вздрогнул, увидев извилистый бледный шрам, тянущийся сквозь ввалившуюся глазницу. Было сразу видно, что глаз Майке тоже кто-то вышиб. Только Белл, в отличие от Кирана, не носил стеклянный протез, так и щеголял шрамом. — Кого я вижу, — осклабился Майка Белл. — Мисс Мэри-Бет! И... как там тебя? Киран не ответил. Он не отрываясь смотрел на четвёртого бандита, который тенью застыл позади остальных. Вырвавшись из оцепенения, решительно оттолкнув Клита в сторону, Датч ван дер Линде выступил вперёд. Он изменился — виски поседели, на лице окладистая борода. Но всё так же гордо держал голову, и от этого казался выше и Майки, и огромного Джо. И всё так же смотрели его глаза — зорко, цепко, в самую душу. Киран не мог отвести взгляда и не мог сказать ни слова. Как будто Датч уже подошёл к нему, уже сдавил ему шею своими крепкими смуглыми пальцами в золотых кольцах. Рука Мэри-Бет выскользнула из ладони Кирана. Глядя Датчу в глаза, девушка шагнула вперёд совершенно спокойно, как будто ей совсем не было страшно, присела в реверансе. Пряча правую руку с пистолетом под шалью, она протянула вперёд левую, с сумочкой: — Здравствуй. Я понимаю, бизнес есть бизнес. Возьми, тут всё, что у нас есть. Датч взял её за запястье. От неожиданности Мэри-Бет разжала пальцы, сумочка упала в снег, но Датч не обратил на это внимания. Не сводя горящего взгляда с лица девушки, он поднёс её руку к губам, поцеловал и глухо сказал: — Рад встрече, мисс. Затем, хлестнув коротким и злым, как удар плетью, взглядом по Кирану, он сквозь зубы процедил: — Киран. Куда едете? — В Ист-Пойнт, — ответила Мэри-Бет; Киран по-прежнему не мог заставить себя издать ни звука. Датч усмехнулся: — Что вам делать в этом захолустье? Как насчёт вернуться с нами в Чикаго? Отметим долгожданную встречу. Майка, мистер Даффи поедет с тобой. Клит, Джо, заканчивайте здесь, только без лишних жертв. Нам ведь не нужны лишние жертвы, верно? — он посмотрел на пассажиров, и те поспешно начали рыться в карманах и сумках. — Миледи, позвольте подать вам руку. Он подобрал сумочку Мэри-Бет и надел ей на запястье, потом крепко подхватил девушку под локоть и повёл к своему белоснежному коню. Мэри-Бет молча шла за ним. Пистолет оставался зажатым в её кулаке, но до самого Чикаго она так и не выстрелила. И не проронила ни слова. *** — Я могла бы быть на её месте, — шепчет Мэри-Бет. В её глазах отражаются холодные осенние звёзды. Киран знает, о чём она. Он видел, как Датч оказывал Мэри-Бет знаки внимания. И видел, как умерла Молли. Ему страшно, страшно до дурноты. Даже здоровый, он был не в силах защитить Мэри-Бет от всей опасности этого мира. А сейчас, искалеченный, тем более. Сейчас Датчу не до Мэри-Бет, он слишком занят своими планами, но Киран всё ещё замечает, как Майка Белл бросает на девушку жадные взгляды. И не только он — эти двое, Джо и Клит, тоже заглядываются на Мэри-Бет. Так же, как и на других девушек. — Секретничаете? Киран и Мэри-Бет оборачиваются. Артур Морган стоит в тени дерева. Даже в темноте видно, как сильно он исхудал, от него осталась только тень. Тень с воспалёнными, пронзительными глазами. Киран никогда не мог выдержать его взгляд — и сейчас тоже отворачивается. — Артур, хочешь поговорить? — тихо спрашивает Мэри-Бет и двигается в сторону, приглашая Артура сесть рядом с ней на траву. Артур глухо, влажно и скверно кашляет в кулак, затем медленно вытирает кулак о рубашку, оставляя чёрное пятно, и хрипит: — Поздно уж говорить-то... Я, собственно, вот чего хотел, — он бросает на колени Мэри-Бет свёрток. Киран смотрит, как Мэри-Бет развязывает бечёвку и растерянно вертит в пальцах серебряную перьевую ручку, трогает стопку купюр: — Артур, что это значит? — А то ты не знаешь. Давайте, валите, пока тихо. Через час Хавьер в дозор заступит, увидит, что вы уходите — мигом тревогу поднимет. Мэри-Бет поднимается медленно, как во сне. Кидается Артуру на шею, но он отталкивает её с таким лицом, будто его мучает боль — да так оно и есть. Мэри-Бет утирает глаза. Артур смотрит на неё долгим взглядом, будто пытаясь запомнить её лицо, каждую чёрточку, потом сурово глядит на Кирана: — Береги её, о’Дри... Киран. Береги её. — Хорошо, Артур, — шепчет Киран. — Спасибо. Они уезжают через несколько минут. *** Киран сразу понял, что этот отель из тех, которые обходят стороной порядочные посетители — он находился далеко от нарядных центральных улиц города, у входа дежурили мрачные вооружённые типы, меньше всего напоминающие обычных слуг, а все официантки были ярко накрашены и слишком вызывающе одеты. Датча и его спутников здесь явно знали — метрдотель, едва их увидев, немедленно проводил в отдельную комнату, а спустя пару минут официантка принесла виски. Наливая Датчу, она призывно смотрела на него и улыбалась, но Датч смотрел только на Мэри-Бет, которая с непроницаемой улыбкой резала яблочный пирог на мелкие-мелкие кусочки. — Джентльмены и леди, выпьем за счастливую встречу, — всё так же не спуская взгляда с Мэри-Бет, Датч осушил стакан, Майка, Джо и Клит последовали за ним. Киран тоже глотнул виски, и оно показалось ему очень горьким. — Не будем ходить вокруг да около, — Датч положил на стол карту. — На этой улице расположены ювелирные магазины. Послезавтра сочельник, завтра там будет больше всего выручки. Разведать обстановку нам было проблематично, но теперь, когда с нами такая очаровательная мисс, удача сама придёт к нам в руки. Мэри-Бет, я подозреваю, последние три года ты получала на Рождество довольно скудные подарки. В этот раз можешь выбрать себе что-то особенное. Говоря это, он улыбался. А Киран сидел молча, глядя на то, как Датч лениво зажигает сигару, и ему снова казалось, что эти смуглые пальцы сдавливают ему горло, не давая сказать ни слова. — Ох, Датч, — Мэри-Бет серебристо засмеялась, — я уже получила прекрасный подарок. Но я буду рада оказать тебе услугу. В память о старой дружбе. Она мило улыбалась и казалась такой спокойной, будто действительно находилась среди старых друзей, будто не было той ночи в Бивер-Холлоу, того страха в её глазах, того поспешного бегства. — В таком случае, можешь идти сразу после завтрака, — улыбнулся Датч. — А Киран останется с нами. Кажется, ему нездоровится. Пусть отсидится в тепле, правда, Киран? А не то поймаешь простуду и умрёшь, как наш бедный Артур. Мэри-Бет со звоном уронила ножик на тарелку, но сразу же подобрала его. Её бледно-розовые губы всё так же сдержанно улыбались. — Идём, Киран, — Майка Белл схватил Кирана за плечо и потащил в соседнюю комнату. — Для тебя тоже найдётся работа. Дверь за ними закрылась. Киран судорожно сглотнул, когда Майка приставил к его подбородку свой револьвер. — Какой же ты жалкий червяк, смотреть противно, — прошипел Майка. — Готов поспорить, ты не вякнешь, даже если Датч оттрахает эту девку прямо у тебя на глазах. — От... отпусти, — сдавленно проговорил Киран. Майка оттолкнул его так, что он ударился о стену левым виском, пустую глазницу пронзила боль. — Помню, ты даже с полутора руками неплохо чистил лошадей, — усмехнулся Майка. — Давай, не раскисай. Принимайся за работу. ...Вечером Киран поднялся в комнату, которую Датч снял для них с Мэри-Бет. Девушка уже вернулась с разведки и сидела в кресле у окна, поджав под себя ноги и закутавшись в шаль. Перед ней на столике стояли две тарелки, одна из которых была накрыта крышкой. Мэри-Бет смотрела в окно, на падающий снег. Услышав Кирана, она резко обернулась и встретила его усталой улыбкой: — Прости, я тебя не дождалась. Дико проголодалась. Сядь, поешь. Тут чудный суккоташ. Вместо того, чтобы сесть за стол, Киран опустился на колени перед Мэри-Бет, запустил руки ей под юбку, мягко погладил озябшие ноги. Поцеловал хрупкую лодыжку, прижался щекой к тёплой ткани чулка: — Давай убежим. Сейчас. За соседней стеной слышался громкий смех в три голоса. Майка рассказывал что-то, Джо и Клит хохотали. Киран знал, что комната Датча находится по другую сторону; выходя из конюшни, он видел Датча в окне слева от того полукруглого окна, возле которого сейчас сидела Мэри-Бет. Киран знал, что бежать будет сложно, но не видел иного выхода. Ему было не жаль себя, он калека, никчёмный человечишко, но Мэри-Бет нельзя здесь оставаться. — Береги её. — Хорошо, Артур. Мэри-Бет погладила его по волосам, потом по щеке, заставляя поднять голову. Посмотрела ему в глаза, покачала головой: — Не бойся, Киран. Завтра уже всё будет позади. — Мы не можем здесь оставаться! Это слишком опасно, ты только начала новую жизнь! Он тебя погубит... — Киран. Всё хорошо. Ты мне веришь? Киран уткнулся лицом ей в колени: — Не понимаю, что ты во мне нашла... я всего лишь жалкий калека, тебе нужен сильный мужчина, который сможет защитить тебя... — Не говори так, — Мэри-Бет снова ласково погладила его. — Я лучше знаю, кто мне нужен. Сядь и поешь. — Я не голоден, — это было правдой, Кирана мутило от стыда, страха и тревоги. Мэри-Бет вновь улыбнулась: — Тогда развлеки меня, мистер Даффи. Мы всё-таки должны отпраздновать, помнишь? Почитаешь мне «Королеву Марго»? За три года Киран хорошо научился читать. Мэри-Бет учила его увлечённо и терпеливо, а если и смеялась над его ошибками, то всегда по-доброму. Она часто просила его почитать ей, и так они могли коротать целые вечера и ночи, нежась в тёплой постели при свете керосиновой лампы, прерываясь на поцелуи или неторопливые ласки. Эти упоительные ночи превращали каждую убогую съемную комнатушку, которые они меняли по дюжине за месяц, в сказочный дворец. И сейчас Киран не смог ей отказать. Им нужно было сбежать из этой роскошной тюрьмы, где за одной стеной оглушительно хохотали и орали Майка, Джо и Клит, а за другой оглушительно молчал Датч. Сбежать куда угодно, хоть в кровавый и тёмный шестнадцатый век, где жестокая королева Екатерина Медичи только что выдала свою дочь Марго замуж за короля Генриха и решила отравить возлюбленную Генриха, Шарлотту де Сов. Вчера, устраиваясь на ночь в отеле через дорогу от издательства, Киран под звонки трамваев и музыку из ресторана в первом этаже читал, как Екатерина приказывает придворному парфюмеру Рене принести Шарлотте новую помаду, смешанную со смертельным ядом. Тогда они с Мэри-Бет прервались на самом интересном месте. Киран взял книгу из сумки, снова уселся на ковёр у ног Мэри-Бет, открыл книгу на странице, отмеченной закладкой, и начал читать новую главу. «— Ах. Рене, поистине вы чародей! — открыв коробочку с опиатом, воскликнула она. — У этой помады чудесный цвет, и, раз уж вы здесь, я хочу, из уважения к вам, попробовать ваше изделие при вас! Она взяла коробочку и кончиком пальца захватила немного красноватой помады, чтобы намазать ею губы. Рене вздрогнул.» Киран на миг оторвал взгляд от книги и посмотрел на Мэри-Бет. Та улыбнулась, он улыбнулся в ответ и продолжил, невольно ощущая, как тревога парфюмера Рене передаётся и ему: «Баронесса с улыбкой поднесла палец к губам. Рене побледнел. Генрих, по-прежнему сидевший в полумраке, следил за всем происходящим жадным, напряженным взором, не упустив ни движения госпожи де Сов, ни трепета Рене.» Киран не удержался и вновь взглянул на Мэри-Бет. Она уже не смотрела на него, её взгляд был устремлён куда-то в окно, на падающий снег. Она уже полностью погрузилась в сюжет книги, и Киран не стал заставлять её ждать: «Пальчик Шарлотты почти коснулся губ, как вдруг Рене схватил ее за руку в то самое мгновение, когда Генрих вскочил, чтобы остановить ее. Генрих бесшумно опустился на кушетку.» — Фух, повезло, — вырвалось у Кирана. Мэри-Бет ничего не ответила. Она продолжала смотреть куда-то в сторону испуганным и напряжённым взглядом. Её рука медленно коснулась приоткрытых губ, будто пытаясь повторить жест Шарлотты де Сов. Киран слегка сжал её ногу: — Эй... ты что? Знаешь, может, не будем читать эту книгу дальше? Честное слово, она слишком мрачная, остальные книги мистера Дюмаса куда веселее... — Дюма, — каким-то тусклым голосом ответила Мэри-Бет. — Не Дюмас, а Дюма. Последняя буква не читается. — Ах, точно. Всегда забываю. — Давай спать. Выпей своё лекарство. — Не нужно, я чувствую себя хорошо, — солгал Киран. Зимой боль в искалеченной руке мучила его так, что ему приходилось принимать капли лауданума почти каждый вечер, просто чтобы уснуть. Настойка опия снимала боль, но пьянила сильнее любой выпивки, а сейчас он хотел сохранить ясную голову. Даже несмотря на то, что от лауданума пропадала боль и тело казалось лёгким, как падающий снег. После этого ядовитого лекарства Киран всегда ощущал себя здоровым, как когда-то. Тем, кто был хоть немного достоин любви Мэри-Бет. Он прильнул к ней, целуя гибкую шею, вытащил губами серёжку из прохладного маленького уха. Запрокинув голову, Мэри-Бет подняла руки, вытащила шпильки из причёски, и Кирана окутали её распущенные локоны, пахнущие сиреневыми духами и свежим снегом. Киран медленно опустился ниже, целуя грудь и живот Мэри-Бет сквозь блузку, бережно приподнял юбку и поцеловал бедро над чулком, прежде чем отстегнуть подвязку. Над его головой скользко шуршали шёлковые шнурки корсета, его лоб щекотали кончики длинных локонов. Голова кружилась от возбуждения, от запаха снега, сирени, ткани, кожи... Киран хотел лечь вместе с Мэри-Бет в кровать, но тут Мэри-Бет аккуратно толкнула его пальчиками ноги в живот, и Киран откинулся назад, сел на ковре, глядя на Мэри-Бет снизу вверх. — Не сегодня. Я очень устала. Голос у неё был ласковым, но без тени извинения — скорее полон мягкого укора. Встав с кресла, она достала из дорожной сумки пузырёк, отмерила пять капель на ложку воды и дала Кирану выпить. Затем поцеловала его в уголок рта, подобрав губами скатившуюся по коже каплю. Киран подался вперёд, отчаянно пытаясь углубить поцелуй, но Мэри-Бет отстранилась, покачала головой: — Нет. Ты же знаешь, этого нельзя делать, когда ты выпил лекарство. Иди в постель. Киран всегда был рад её слушаться, ласковая строгость, которая иногда звучала в её голосе, всегда наполняла его спокойствием и нежностью, но сейчас ему внезапно стало горько. Забираясь в узкую холодную кровать, закрываясь с головой одеялом, он ждал, пока подействует лауданум и перестанет болеть рука, но боль не уходила. Она впилась отравленными когтями в самое сердце и не отпускала. Он знал, что Мэри-Бет не захотела любви потому, что их мог услышать Датч. Датч всегда забирает, что хочет. Он и Мэри-Бет заберёт. Использует её в своих целях, выпьет досуха, а потом уничтожит, как уничтожил Молли. И Киран не сумеет ему помешать. Разве ему по силам тягаться с Датчем? *** — Сегодня мы сорвём куш, парни, — ухмылялся Майка, неторопливо и любовно начищая один из своих любимых револьверов. Клит скривил рот: — Надеюсь, мисси нас не подведёт. Есть в этой девчонке какая-то гнильца. — Ничего, Датч из девок верёвки вьёт, я сам видел, — протянул Майка. — Вот бы научиться у него этому делу... — Заткнись, — вырвалось у Кирана. Клит повернулся к нему. Джо хмыкнул, на его зверском красном лице отразилось злобное предвкушение. Майка медленно положил револьвер и поднялся на ноги: — Ты это мне, сосунок? У Кирана перехватило дыхание. Он всегда боялся Майку, боялся его даже больше, чем Билла. Интересно, где сейчас Билл? Он ведь был так верен Датчу — может, он тоже погиб, как Артур? Внезапно осознание того, что Билла здесь нет, придало ему сил, и он тоже поднялся: — Да. Я это тебе. Она не вещь, чтобы вы её так обсуждали. — Да ты у нас защитник прекрасных дам, я посмотрю, — Майка мерзко ухмыльнулся в усы. — Вот только вчера мне показалось, что леди не очень-то с тобой весело. Может, о’Дрисколлы тебе ещё кое-что отрезали, м? Такое нельзя спускать. Надо ударить. Выхватить оружие. Даже если это будет последним, что он сделает. Он должен быть сильным, должен быть достойным любви такой девушки, как Мэри-Бет. Здоровая рука Кирана зависла над револьвером. Улыбка исчезла с лица Джо, а улыбка Майки, наоборот, стала шире. Оловянные глазки Клита живо заблестели. Киран понял: стоит ему схватиться за оружие, как эти трое расстреляют его на месте, не дав сделать ни единого выстрела. Они быстрее. Сильнее. Опытнее. И всё же он был готов выхватить оружие. Если Мэри-Бет его не любит, ем незачем продолжать свою жалкую искалеченную жизнь. Дверь в комнату открылась. Вошёл Датч, окинул внимательным взглядом всех четверых. Кирану пришла в голову безумная мысль, что за одну секунду Датч понял, что здесь только что произошло, и понял даже, что здесь могло произойти, приди он чуть позже. Впрочем, зная Датча, такая мысль была всё же не совсем безумной. Вслед за Датчем вошла Мэри-Бет. И снова Киран не смог удержаться от улыбки, пусть горькой и болезненной, но всё же улыбки. Сердце у него замерло от восхищения, смешанного с глухой болью. Сегодня Мэри-Бет была особенно прекрасна. Её глаза блестели на бледном лице, а её ярко накрашенные губы были похожи на алые лепестки роз. — Джентльмены, это дело принесёт нам успех, — заявил Датч. Он улыбался, но одними губами, глаза у него оставались пронзительными и холодными. — После Чикаго нас ждёт Нью-Йорк. Сейчас там воюют между собой банды ирландцев и итальянцев, и никто не может полностью взять верх над городом. Это идеальная возможность. С такими прекрасными стрелками, как вы, такой отличной воровкой, как мисс Мэри-Бет, и с теми деньгами, что мы заберём сегодня, мы уберём с нашего пути всех. Мы вырвем себе Нью-Йорк. Мы вырвем себе свободу. Пинкертоны не осмелятся нас тронуть. Вы готовы, чёрт возьми? — Да! Готовы! Готовы, Датч! — вразнобой ответили Майка, Джо и Клит. Киран закусил губу, глядя на Мэри-Бет, молча мотая головой, но Мэри-Бет не смотрела на него. Она открыла бутылку виски и отхлебнула прямо из горлышка, глядя только на Датча. Датч наклонился к Мэри-Бет. Одной рукой он властно обнял её гибкую талию, другой провёл по щеке и падающим на плечо локонам медленным, собственническим движением. Мэри-Бет подняла голову, её лицо было совершенно спокойно, и всё с тем же спокойствием она приоткрыла губы навстречу губам Датча. Никогда в жизни Кирану не было так больно. Обжигающая оплеуха Колма в его последний день в банде о’Дрисколлов. Резь в онемелых запястьях, когда Артур привязывал его к седлу и вёз в Колтер. Кулаки Билла. Молоток Дунка. Раздробленные кости. Выбитый глаз. Всё это было ничем по сравнению с тем, что его любимая целовала другого мужчину. Разорвав поцелуй, Датч взял из пальцев Мэри-Бет бутылку и сделал длинный глоток. Потом протянул бутылку Майке, и тот жадно глотнул, вытер рукавом усы, жадно сверкая единственным глазом на Мэри-Бет. Киран пил последним. Он осушил остатки виски одним длинным глотком, и виски обожгло ему горло, но слёзы на глазах выступили не от этого. — Жди нас здесь, Мэри-Бет. Сегодня я увезу тебя в новую жизнь, — сказал Датч с улыбкой. — Датч, ты обещал, что Киран не пострадает, — ответила Мэри-Бет, гладя его по плечу. Она тоже улыбалась, и смотреть на её улыбку было для Кирана так больно, что он жалел, что Мэнни тогда не ослепил его полностью. — Я помню, дорогая, — Датч снова посмотрел на Кирана коротким презрительным взглядом, как на что-то абсолютно незначительное. — Он будет лишь держать лошадей наготове. Ни о чём не волнуйся. Мэри-Бет кивнула и молча вышла из комнаты. На Кирана она так и не взглянула. Как во сне, Киран ехал вслед за Датчем и остальными по заснеженным улицам Чикаго. Над головой покачивались сияющие гирлянды, снег блестел разноцветными искрами на венках из ели и остролиста, что украшали двери и окна. На улицах было много радостных нарядных людей, многие шли с подарками, останавливались, поздравляли друг друга. Только у Кирана на душе было пусто и темно. Наконец все пятеро добрались до одной из нарядных центральных улиц, где находились ювелирные магазины. Здесь нужно было занять позиции, дождаться закрытия всех магазинов, и только через два часа, когда улицы окончательно опустеют, начать дело. Все спешились в маленьком заснеженном переулке, среди глухих стен с закрытыми окнами, и Майка, Джо и Клит скрылись в снегопаде. Киран ждал, что Датч тоже уйдёт, но Датч остался. — Я давно хотел спросить, Киран, — мягко заговорил он, — кто вам помог сбежать? Киран не отвечал. Так и стоял, опустив голову. — Не хочешь отвечать? Ну что ж... на самом деле я более чем уверен, что это был Артур. Я так и не смог понять, что заставило его предать меня. А вот ты — другое дело. Ты ведь и Колма предал. Я знал, что ты рано или поздно укусишь руку, которая тебя кормит. Каждое слово кололо Кирана, как ножом. Но он не отвечал. — Киран, помнишь, что я тебе сказал в ночь нашей встречи? Глаза Датча были холодны и черны, как в ту ночь. Даже если бы Киран не помнил, сейчас этот взгляд оживил бы его память. Но он помнил и так. — Да, сэр. — Мы спасаем тех, кого стоит спасти. Кормим тех, кого стоит накормить. Убиваем тех, кого стоит убить, — Датч медленно улыбнулся, прежде чем вкрадчиво добавить: — И любим тех, кого стоит любить. Как ты думаешь, Мэри-Бет достойна того, чтобы её любили? — Да, сэр. — А ты, Киран? У него стало сухо и горько во рту. Прямо как в одну из тех бесконечных ночей, когда он стоял привязанный к дереву, и его сердце металось от отчаяния к надежде. — Не знаю, сэр. — Ты готов умереть ради неё? — Датч зажёг сигару, его глаза загорелись отражённым огнём. Сердце Кирана сжалось. — Что за странный вопрос? — Это главный вопрос. Ну же, сынок. Ответь. Голос Датча звучал вкрадчиво, мягко. Почти сочувственно. Но Киран ощущал за этим сочувствием издёвку, ледяное и неприкрытое презрение. Конечно, Датч не считает его достойным любви. Достойным такой девушки, как Мэри-Бет. И они оба знают, что Датч прав. Верно, отчаяние придало ему сил, потому что Киран вдруг посмотрел Датчу в глаза и сказал: — Я готов жить ради неё. — Как смело, — отозвался Датч, уже не пряча усмешку. Его взгляд сочился презрением, Кирану было больно смотреть в его глаза, но он всё равно смотрел: — Вы сами видите, мистер ван дер Линде. Я калека. Вся моя жизнь — сплошная боль. Я бы давно пустил себе пулю в лоб, если бы не Мэри-Бет. Любить её — единственное, ради чего я живу. Датч выдохнул дым в холодный воздух и стряхнул пепел на рукав Кирана: — Тогда тебе придётся быть очень аккуратным сегодня, сынок. Лошади у тебя, в твоих руках успех операции. Я знаю, что тебе хочется сбежать и предать нас снова. Если ты не сбежишь, я заберу её у тебя. Если ты сбежишь, Мэри-Бет будет твоей — правда, очень недолго. Я найду вас снова. И всё равно заберу её у тебя. Сложный выбор, верно? — Разве у меня есть выбор? — У тебя был выбор, Киран. Ты мог остаться мне верным или предать. У тебя был выбор, и ты его сделал. По-моему, то, что происходит сейчас — достойное наказание за предательство. Что бы ты ни выбрал, я заберу у тебя причину жить. Помни об этом. Датч снова выдохнул дым, и улыбнулся уже по-настоящему, и губами, и глазами, его взгляд искрился торжеством. Вдруг, неожиданно для самого себя, Киран улыбнулся ему в ответ: — Да, Датч, ты победил. Поздравляю. Вот только мне тебя жаль. Помнишь, какой у тебя был раньше размах? Ты боролся с законом. С государством. С прогрессом. А победил только меня. Жалкого калеку и труса. Не очень-то славная победа. Лицо Датча окаменело. Он сжал сигару в кулаке, и Киран ожидал, что Датч сейчас этим кулаком разобьёт ему лицо. Но Датч ничего не успел сделать. Из-за угла донеслись выстрелы. Кто-то закричал — Киран не сразу понял, что это Клит. Потом заорал Майка: — Датч! Это засада, нас ждали! Чёрт... Его вопль потонул в пальбе. Датч встрепенулся, сорвал с пояса револьвер, но тут же выронил его. Киран замер на месте, глядя на то, как Датч оседает на снег. Глаза его из карих сделались совершенно чёрными. В расширенных зрачках отразилось непонимание и ярость, прежде чем глаза затуманила пелена, которую Киран столько раз видел в собственных глазах, глядя в зеркало после того, как выпил лауданума. Со стороны большой улицы ещё доносились одиночные выстрелы, кто-то стремглав бежал к переулку. — Датч ван дер Линде! Сдавайся! Ты окружён, бежать некуда! — кричал знакомый голос агента Росса. Датч заскрипел зубами, потянулся к револьверу, но рука бессильно упала в снег — под действием лауданума он лишился чувств. Дальше Киран ничего не увидел — повинуясь инстинкту самосохранения, он вскочил в седло одной из лошадей и бросился прочь по опустевшим улицам города, где ветер играл обрывками серпантина и бумажных фонариков... — Мэри-Бет! — выдохнул он, врываясь в комнатку. Здесь было темно. Лампа давно погасла. Комнату освещал нежный свет, который бывает лишь когда звездное сияние отражается в свежем снегу. В этом свете Киран увидел Мэри-Бет. Как и прошлым вечером, она сидела в кресле. Голова свесилась на плечо, локоны туго скручены в узел, воротник платья застёгнут, у ног дорожная сумка, на сумке шляпа — сразу видно, Мэри-Бет готовилась бежать. Она дожидалась его, чтобы бежать вместе с ним. Но уснула. И Киран знал, почему — на подоконнике блестел пустой пузырёк из-под лауданума. А рядом с ним — тюбик ярко-алой помады. Теперь Киран понял, почему Мэри-Бет поцеловала Датча. И почему только после этого дала ему выпить виски. Она хотела убедиться в том, что Датч проглотит лауданум с её губ и опий подействует, но не сразу. Чтобы унять боль, достаточно было нескольких капель, но Мэри-Бет смешала с помадой всё, что было в пузырьке, чтобы проглотивший опий человек потерял сознание. И ни разу не взглянула на Кирана — потому что боялась выдать себя и погубить их обоих. На коленях Мэри-Бет лежала обложкой вверх открытая книга. «Королева Марго». Очевидно, она читала её, чтобы успокоиться в ожидании, пока Киран вернётся. В книге оставалось совсем немного страниц — Мэри-Бет дочитала её почти до конца. Киран поднял её и его взгляд зацепился за строчку: «У вас на руке кровавое пятно. — Это пустяки! Важно, что у меня на губах улыбка» Мэри-Бет не заметила, что он взял книгу. Она продолжала спать, и на её бледных губах, с которых она тщательно стёрла всю помаду, застыла усталая улыбка. Киран вернул закладку на место и убрал книгу в сумку, чтобы не забыть. После он поднёс указательный и средний пальцы искалеченной руки к губам, поцеловал, а затем нежно прижал их к улыбке своей любимой. И его рука при этом почти не дрожала.