Прикосновения

Драко Малфой никогда не любил прикосновения. Он не любил держаться за руки, не любил объятья. Он ненавидел, когда к нему прикасались. Ведь руки людей всегда либо слишком холодные, либо адски горячие, всегда такие противные, потные, касаются его прекрасной, аристократически бледной кожи и дорогих тканей мантии, пачкая своей грязью и вонючими бактериями... Драко Малфой не любил прикосновения. Гарри Поттер же прикосновения любил. Любил когда Молли Уизли закутывает его в материнские объятья, когда при встрече с друзьями Гермиона по-сестрински, слегка неуклюже обнимает его, когда Рон тормошит его и так растрёпанные волосы, а в трудную минуту поддерживающе похлопывает по плечу. Гарри было очень неловко от прикосновений, ведь он совершенно к ним не привык. Но он их любил, хоть сам и инициатором никогда и не был. Гарри Поттер любил прикосновения. Но все же чего-то не хватало. Гарри Поттер хотел большего. То, что ему не смогут дать Рон и Гермиона. То, что Рон и Гермиона дарят друг другу. Он хотел человека, с которым он может сидеть плечом к плечу, кого он может взять за руки, уткнуться в грудь, обнять без неловкостей в любое время, уснуть на плече, поиграть с волосами, зарыться носом в шею...Поцеловать в конце концов. Гарри Поттер хотел прикосновений. Но ещё больше он хотел любить. Любить до беспамятства, до потери пульса, до крови из носа. Любить всем сердцем, прямо как в маггловских сопливых романах... Да, ему в свое время нравилась Чжоу. И он, конечно, любил Джинни, но...Это было не то. Совершенно не то. Драко Малфой же не хотел никаких прикосновений. Но ещё больше он не хотел любить. Он знает каково это. Знает, каково любить до беспамятства, до потери пульса, до боли в груди, до крови в сломанном в очередной драке носе. Любить и приковывать внимание всеми возможными способами, любить и желать остаться в сердце и памяти любой ценой, любить и вечно скрывать беспокойство за тонной сарказма и оскорблений. Любить до луны и обратно, любить до желания предать семью и самого лорда Волдеморта, любить до зелёных глаз, невозможных скрыть даже под умелыми чарами Грейнджер в Малфой-Мэноре, любить до Адского пламени и прокатившей по всему телу волны облегчения после "воскрешения" героя из мертвых, любить до вечной лжи близким, самому себе и ему. Любить — больно. Больнее любой сектумсемпры, любого круциатуса. И Драко это знал не понаслышке. Драко Малфой ненавидел любить даже сильнее, чем прикосновения. Любовь не уйдет, если на неё порычать и злобно посмотреть. Драко Малфой ненавидел любовь. Ведь его любовь никогда не будет взаимной. Но Гарри Поттер был с этим категорически не согласен. Потому что Драко Малфой ненавидел прикосновения. Он даже не дрался ни с кем из-за этого — это ведь тоже прикосновения, ещё и к этим "плебеям"... Ни с кем, кроме Гарри Поттера.

***

Драко Малфой ненавидел прикосновения. И все в змеином факультете это прекрасно знали. Все знали, что если ты коснешься Малфоя хоть кончиками пальцев — навлечешь на себя праведный гнев слизеринца. А если ты коснулся его всей ладонью или чего хуже, обнял или потрепал волосы...тебя проклянут. В лучшем случае. И у Драко Малфоя ни для кого не было исключений. Ни для кого, кроме Гарри Поттера. Мальчика, который любил.