Заповедь Нового Мира.

— Пожалуйста, убей меня. Горячий лоб прижимается к дулу пистолета. Доверительно, как кошка утыкается в ладонь хозяина, зная, что ничего плохого не случится. Верно. Смерть от пули — это не плохо. Но пистолет не реагирует на это движение. Ладонь, держащая его, даже не дергается. «Он» не собирается стрелять. Не в лоб. — Нет. У тебя не должно быть такой обычной смерти. Ты не мученик, Райнер, не тебе умолять об этом. Ты не можешь умереть сейчас. «Ты умрешь только тогда, когда Я разрешу тебе.» Флоку не нужно произносить это вслух — Райнер понимает все без слов. Это истина, заповедь, выгравированная кем-то сумасшедшим на внутренней стороне черепа. Язвочка где-то на нёбе. Ее не видно, но жгучее ощущение присутствия преследует каждую секунду. Ковыряет острой палкой обнаженные нервы. Холодное дуло пистолета отодвигается назад, заставляя мужчину по инерции мотнуть головой. Как фарфоровый болванчик, коих полно в марлийских бургвардах, проезжающих по главной площади во время парада. На лбу головы на пружинке осталась небольшая округлая вмятинка — так сильно давил пистолет на черепную коробку. Рука в перчатке резко схватила за волосы на макушке и сильно дернула назад. По мерзкому треску стало ясно: некоторым золотистым нитям-волоскам не повезло остаться целыми. Отрастут. Райнера не очень волнуют его патлы. Его, на самом деле, мало что волнует теперь. Дуло пистолета резко толкнулось в приоткрытый рот, царапая губы и небо, больно ударив по зубам. — Твоя задача молчать и делать все, что скажут. — чужое дыхание опалило лицо. — Все, что скажу тебе Я. Райнер не посмел открыть глаза и посмотреть на мертвеца, склонившегося над ним. Он уже знал, кого увидит перед собой. Не хочется еще раз встречаться с горящими Адским пламенем глазами Дьявола. Вновь открывать едва затянувшуюся рану на сердце. Раньше Флок много говорил, когда нервничал. А нервничать приходилось часто. Его речь зачастую была сбита собственным дыханием, а мимика только придавала этому комичности и умилительности. Этот «новый» Флок почти не говорил. И правильно — мертвецы должны сохранять тишину. Чем тише — тем меньше о них вспоминаешь. Пистолет толкается глубже, обжигая ледяным холодом гланды. Бронированный хотел бы представить на его месте горячее живое, но холодными бывают только трупы. В нос ударил запах едкого табачного дыма. А потом в живот ударил сапог. Этот Флок всегда курил, когда дело доходило до Райнера. Раньше Флок был добрым и милым. Если бы Райнеру нужно было донести на кого-то — он бы донес на него. Он точно что-то замышляет. «Не бывает таких людей» — думал он раньше. «Я не заслуживаю таких людей» — думал он в дальнейшем. Флок был лучом солнца, упавшим на землю в самый темный для нее момент. Он стал светом для Райнера, чей путь перекрыл темный лес. Форстер был похож на свою мать. Так он говорил, так говорили все. Такая же светлая. Живое солнце, отплясывающее огненный танец жизни на дне океана людских грехов. Мать Флока умерла. И, как полагается, для пущего сходства с ней Флок тоже умер. — Открой глаза и смотри на меня. Не делай вид будто меня нет, как сделал это когда-то. — у этого мальчика всегда был этот голос. Голос человека, за которым пойдет человечество. Когда-то Райнер хотел идти за ним, бежать. Подальше от темной клетки-неизвестности, в которой все щели залило густой смолой страха. Ближе к свету, маяку, звезде огненно-рыжего цвета. Звезда перестала светить, а голос Спасителя стал голосом Жнеца. Вернуться в клетку. Браун открыл глаза и тут же зажмурился от выдохнутого ему в лицо дыма. Пощечина помогла вернуться в чувства. Боль заполняет пустоту. — Зачем ты прячешь от меня свои прекрасные глаза? — ладонь вновь легла на горящую после удара щеку, однако теперь это движение походило на проявление нежности, о существовании которой Райнер успел забыть за последние несколько лет. Сухие губы мягко прижались ко лбу бронированного. Ладонь медленно соскользнула с щеки на шею. Браун готов был поклясться, что сейчас его задушат, но предсказать действие Форстера не удалось. «Никогда не говори им о следующем шаге» — было написано в одной из книг в элдийской библиотеке. «Никогда не дай им себя прочитать» — гласила надпись на могиле Флока. Ладонь соскользнула ниже, опустилась на пуговицы от рубашки. Пальцы быстро расстегнули ее, обнажив крепкую грудь. У Райнера сейчас это заняло бы минут пять. У мертвого Флока никогда не дрожали руки. Ствол пистолета случайно проехался по нёбу, больно скребя по нежной коже. Хотя, быть может, Райнер просто не замечал этой дрожи, ведь сам дрожал гораздо сильнее. — На кровать. — дуло покинуло рот, ударив, напоследок, по зубам. Воин даже позабыл, что все это время лежал на полу. Наверное, это потому, что, даже стоя прямо, он всегда смотрел на «Него» снизу вверх. Секунда — и Райнер уже лежит на кровати. Нельзя заставлять Дьявола ждать. Мгновение — и Флок уже забрался сверху. Сел на чужие бедра, раскинув колени в стороны. Как тогда, когда они оба еще были живы. Пистолет резко вернулся в, открывшийся для очередной мольбы, рот. — Тебе повезло, что ты быстро реагируешь. — воин только что мог лишиться передних зубов. Райнеру не повезло, что он еще жив. У всех бывают черные полосы в жизни. Из полосы Райнера можно было бы сотворить сотни дорог по всей Марли. «Неудачи случаются, главное, не зацикливаться на них, верно? Забей, Райнер, не у всех получается сразу обрести равновесие. Это ведь всего лишь первый день, понимаешь? Забудь о неудачах и не мучай себя!» Невозможно забыть о неудачах, когда у них есть лица. Марсель, Энни, Бертольд, Флок. Главная неудача напоминала горящее поле, посреди которого, стоял сам Райнер. Огонь, горящий когда-то внутри, потух, изничтожив все, что когда-то наполняло воина, оставив лишь гнетущую пустоту. Горели леса, горели города и целые страны. Только Райнер оставался жив. — Да не трясись ты так. Я тебя не бью. — произнес Дьявол, когда бронированный в очередной раз дернулся всем телом, входя в горячее, но все ещё мертвое тело рыжего парня. Он не понял, когда с него успели стянуть штаны. Не успел увидеть, как снял штаны сам Флок. Ему не хотелось видеть. Ему хотелось закрыть, отчаянно слезящиеся, глаза. — Ты выглядишь, как шлюшка, с этим пистолетом во рту. У тебя тут есть зеркало? Райнер закрыл глаза. И правда словно проститутка в борделе. Сосет чей-то металлический член, ствол которого утыкается в гланды. Никто не знает, сколько еще осталось. Когда уже закончится эта пытка. Непонятно, когда скользкая от пота рука, единственный раз дрогнет и нажмет на спусковой крючок. Чтобы не сойти с ума приходится ощупывать языком отверстие в стволе. Гадать, это металлический вкус самого пистолета или его дуло уже раздербанило глотку, заставляя Райнера захлебываться хрипами в собственной крови. Флок стонет и пистолет толкается глубже, а Райнер вылизывает ствол усерднее. Магазинно-спусковая коробка с силой ударяется о подбородок, а Флок рычит, царапая свободной рукой чужую обнаженную грудь. Что-то мерзко хлюпает. Райнер лишь бездумно гадает — это взбивается в розоватую пену кровь во рту или хлюпает смазка на члене. Воин слепо тянет руки к чужим бедрам, ощупывает их. Некоторые шрамы на этом теле ему не знакомы. Расположение других он уже давно выучил. Когда не смотришь, это тело ощущается теплым, живым, настоящим. Флок стонет громче — и картинка в голове оживает. Вот уже рыжий мальчик скачет на бедрах другого мальчика и улыбается своей привычной улыбкой. И Райнер улыбается, позволяя слюне, смешанной с кровью, стечь по подбородку. Это было давно, но ощущается, как вчера. Воспоминания ещё свежи, как свежи раны на сердце. «Тебе хорошо?» «Да, мне хорошо.» «Прости, что сильно укусил тебя.» «Ничего, так даже лучше.» «Наш первый поцелуй теперь имеет вкус крови, Райнер.» «Если ты так беспокоишься, мы можем быть осторожнее во время второго.» Веснушчатые плечи вздрагивают от каждого толчка. Парнишка жмурится, когда член толкается чуть глубже, чем до этого. Прекрасное тело выгибается и кричит, когда удовольствие становится все сложнее терпеть, а светлые рыжие ресницы неконтролируемо подрагивают в такт всхлипываниям. Райнер хочет приподняться, приблизиться к чужому телу, поцеловать ключицы, грудь, соски. Хочется сменить позу и нависнуть над парнем сверху, обнимать его, выбивая все больше прерывистых вдохов из чужой груди. Райнер тянется к своей любви, как все живое тянется к свету, но его иллюзия тает и рассыпается на куски, как только ствол упирается дальше в горло, не давая подняться, заставляя задохнуться в кашле. Флок стонет и рычит ниже, чем стонал раньше. Флок выглядит не так, как выглядел раньше. Взгляд Флока ожесточился, а душу его отняли Демоны. Райнер. Бронированный мерзко рыдает, глядя, как человек над ним вскрикивает от удовольствия, стараясь вобрать в себя как можно больше. Заполнить пустоту, которая когда-то разъела его внутренности. Вид такого Райнера жалок. Это и есть хваленый бронированный титан. Это он сейчас заливается слезами, позоря свою родину. Позоря свою мать. Флок дергается, как в припадке, и кончает, заливая спермой чужой живот. Райнер дергается, когда пистолет взрывается у него во рту, разлетаясь осколками пуль, надолго застрявшими в мозгу. Череп словно вывернули наизнанку, смешав мысли, фантазии и реальность в одно целое. Кровь заливает подушки и грязно отпечатывается на стене. Райнер не мертв — его проклятие не даст ему умереть так легко. Отчеканенные в ритме сердцебиения слова мертвой петлей закручивают бесконечный цикл жизни. «Ты умрешь только тогда, когда Я разрешу тебе.» — Живи, Райнер. Круг замкнулся, вновь запуская обратный отсчет, растворившийся в дыме регенерации.