Плохой эсператист

Дверь в комнату распахнулась с непривычным скрипом. Олаф Кальдмеер встал и одернул свой иссиня-черный мундир, отчищенный и зашитый слугами вице-адмирала Вальдеса. Зашедшего он узнал по описанию. - Господин адмирал, - легкий поклон, положенный пленнику. - Господин Кальдмеер, - взгляд Рамона Альмейды оценивающе прошелся от головы до туфель, где задержался. К мундиру адмирала цур зее полагались сапоги, но надевать и снимать их самостоятельно с раной плеча Кальдмеер не мог, да и редко выходил из отведенной ему комнаты. Туфли были практичнее и удобнее, и в этом был весь Вальдес, чья забота о госте не переставала удивлять. - Вы пользуетесь гостеприимством вице-адмирала, - Альмейда нависал над Кальдмеером и не предлагал ему сесть. - Я благодарен господину Вальдесу за заботу и комфортное пребывание в плену. В моей просьбе о нахождении в тюрьме вместе с другими пленниками было отказано, - Кальдмеер смотрел на врага прямо, не скрываясь. - Вице-адмирал Вальдес ради вас нарушил несколько приказов. Если это… наваждение не закончится, его ждет трибунал. В комнате воцарилась тишина. Двое мужчин стояли напротив друг друга, один в дриксенском мундире, другой в талигойском. - Молчите? - В голосе Альмейды прозвучало что-то личное, что вынудило Кальдмеера отступить. Не перед гневом противника, но перед беспокойством. - Условия плена от меня не зависят. К сожалению. Я предпочел бы не становиться причиной для дисциплинарного взыскания вице-адмирала. - У вас есть возможность повлиять на отношение к вам Вальдеса. Не знаю, что он в вас нашел, - Альмейда снова окинул Кальдмеера взглядом, на этот раз задержавшись на лице, - но в ваших силах прекратить эту кошкину мистерию, пока она не привела Вальдеса на эшафот. - Я вас слушаю, - Кальдмеер был обязан вице-адмиралу жизнью и здоровьем, своим и Руппи. - Вы ответите на его чувства. - Простите? - кажется, его знание талиг было недостаточно. Возможно, это какая-то идиома? - Не притворяйтесь, вы служили на флоте, а не в монастыре. Вы ответите на чувства вице-адмирала, он убедится, что ничего особенного под вашим мундиром нет и сможет оценивать ситуацию здраво. Вас с адъютантом переведут в тюрьму к остальным пленникам, но предоставят все возможные удобства до обмена пленными. - То, что вы предлагаете, недостойно офицера и дворянина. Я эсператист, - Кальдмеер смотрел на талигойского адмирала с изумлением. Про марикьяре в Дриксен ходили слухи, что они дикари, а их обычаи странны и отвратительны, взять хоть поднятые райос. Но он никак не ожидал подобного. - Вы полагаете, достойнее дождаться трибунала над вашим гостеприимным хозяином? Возможно, вы сочтете, что окажете этим услугу кесарии? - Альмейда скорее рычал, чем говорил. Кальдмеер покачнулся и ухватился за стул. Стоять неподвижно было тяжело, начинала кружиться голова. - Да сядьте вы! - прикрикнул Альмейда и отвернулся, ругаясь под нос. - Хоть насчет вашего здоровья он не солгал. - Вице-адмирал не позволил себе ни намека на подобные желания, - Кальдмеер остался стоять, тяжело опираясь на спинку стула здоровой рукой. - Полагаю, вы ошибаетесь. - Я знаком с Вальдесом с детства, и видел ухаживания в его исполнении достаточно часто. Добившись победы, он сразу же теряет интерес к предмету своей страсти, - Альмейда пожал широкими плечами. - Раз по сути предложения у вас вопросов нет, могу я считать, что вы согласны на наше общество? - Ваше? - Кальдмеер покачнулся и все же сел на стул, глядя снизу вверх на дикого марикьяре. Вальдеса звали Бешеным, но как назвать возвышающегося над ним Альмейду? - Мое и Вальдеса. Мне бы не хотелось, чтобы его могли обвинить в неподобающем обращении с пленником. Мы будем свидетелями друг друга, что вас никто не принуждал. - Вы, я вижу, трибунала не опасаетесь, - Кальдмеер усилием воли отодвинул головную боль и всерьез задумался о предложении. Если поверить Альмейде, оставаться в доме вице-адмирала было нельзя. Мужеложество считалось грехом, но ему доводилось грешить, хотя и давно, и никогда в таких обстоятельствах. - Соглашусь с одним условием. Это никак не затронет моего адъютанта, и после ночи нас обоих переведут в тюрьму и более не побеспокоят до обмена пленными. Даже если ночь пройдет не так, как вы себе ее представляете. - Согласен на ваши условия, господин Кальдмеер, - Альмейда кивнул и вышел из комнаты, оставив адмирала цур зее наедине с головной болью. Ежевечернего визита хозяина Кальдмеер ждал с безнадежностью, полагая, что им предстоит весьма некрасивая и неловкая сцена, после которой их с Руппи в любом случае отправят в тюрьму. Как всегда через пару часов после ужина, в дверь постучали и тут же зашли, не дожидаясь приглашения. Вальдес нес несколько бутылок вина и три - три! - бокала, а за ним в открытую дверь вошел Альмейда, одетый на этот раз по-марикьярски - алая рубаха, свободные штаны, широкий кушак, подчеркивающий фигуру. Кальдмеер, снявший мундир после ужина, и сейчас сидевший в рубашке и бриджах, почувствовал себя раздетым. Потянулся было к мундиру, наткнулся на взгляд черных глаз Альмейды, и остался как есть. Вальдес разлил вино и сел на подоконник, уступая кресло своему начальству. Олаф остался сидеть на постели. - За гостеприимство! - предложил первый тост Альмейда. - За хозяина этого дома, - вежливо ответил вторым тостом Кальдмеер. - Ротгер, слезай с подоконника, ты слишком далеко сидишь от своих гостей, за которых сейчас будешь пить, - Адмирал кивнул на ковер между креслом и кроватью, и Кальдмеер понял, что шутки кончились. Задумавшись, он допил бокал, и вздрогнул, когда Вальдес внезапно оказался рядом, снова налил вина и опустился на пол у его ног, почти касаясь плечом. - За моих гостей, - Вальдес отсалютовал бокалом Кальдмееру, и в его жарких черных глазах заплясали синие искры. Адмирал цур зее не был трусом. Но ему потребовалось все его хладнокровие и выработанная в боях и штормах решительность, чтобы отпить вина и пододвинуть ногу на пядь, так, чтобы коснуться чужого плеча. На этот раз вздрогнул Вальдес, прижался чуть сильнее, глядя снизу вверх. Его взгляд завораживал, прикосновение обжигало. Кто-то - Альмейда - забрал из рук Кальдмеера бокал, сел рядом. Вальдес отставил свое вино, осторожно коснулся ноги пальцами, легко провел вниз, к тонкой шерсти чулка, обхватил щиколотку. Другая горячая рука коснулась здорового плеча, шеи. Кальдмеер обернулся к Альмейде - и был встречен поцелуем, неожиданно долгим, жарким и страстным. Когда он оторвался от чужих губ и вздохнул, набирая воздух, его аккуратно развернули - Вальдес уже сидел с другой стороны, и его поцелуй был не таким напористым, но не менее жарким. Поцелуи чередовались, опьяняя, смущая, а две пары рук ласкали, раздевали, трогали. Ему не давали передышки, не позволяли остановиться, задуматься, опомниться - сейчас он был в плену, но не врагов, не талигойцев, а двух мужчин, понимающих друг друга без слов, уверенных и искусных. Кто-то подложил подушки так, чтобы плечо не ныло, кто-то поднес бокал с вином, когда во рту пересохло. Одна смуглая сильная кисть с четырьмя пальцами легла на пах, другая смуглая изящная рука играла с полуседыми волосами на груди. Снова поцелуй в губы, и сразу - влажный жар рта на восставшей плоти. Вальдес подвинулся, подставляя под поцелуи свою шею, грудь, почти безволосую, подтянутый живот с косым шрамом, таким плотным и чуть соленым от пота. Черные жесткие завитки, пахнущие морем и мускусом, член, смугло-коричневый, некрупный, с прозрачной каплей на головке… Кальдмеер обхватил его губами, услышал стон, был вознагражден каким-то удивительным движением Альмейды, пытался повторить такое и просто ласкал, жадно помогая себе руками, гладя мошонку и ягодицы. Альмейда коснулся его смазанными маслом пальцами - и снова повторил свой прием, так, что Кальдмеер на секунду забыл обо всем. Потом его перевернули на живот, снова подложив подушки под плечо, и после глотка вина и страстного поцелуя - какой же Альмейда горячий! - он понял, сейчас. Сейчас все случится. Стыд и неловкость заставили замереть. Спину нежно поцеловали, огладили бока, успокаивая, утешая. Альмейда снова присел перед ним, отвлек поцелуем. Больно не было, но что-то все же как будто сломалось внутри. Кальдмеер открыл глаза - перед его лицом оказался другой член, намного крупнее, с заметными венами и розовой, истекающей каплями головкой. Его берегли, потому что с тыла такое орудие с непривычки могло и порвать. Он взял в рот сколько мог, помогая себе здоровой рукой. Его поддерживали за плечи и бока, его брали, сильно, страстно, осторожно, его ласкали, его… Он разрешил себе потеряться в море ощущений и отдался качке. Пробуждение было резким. Кальдмеер дернулся и закусил губу - плечо болело и жгло огнем. Открыл глаза, увидел смуглую руку и жесткие черные волосы. Альмейда. Вчерашняя ночь вспыхнула в памяти. Вальдеса в комнате не было. Кальдмеер сел, оценивая свое состояние. Зад ныл, и нижняя челюсть. Хуже всего было плечу - не стоило использовать обе руки. На удивление не болела голова, а ведь вина он выпил вчера гораздо больше, чем обычно себе позволял. Возможно, поэтому кэналлийское так дорого стоило? Кальдмеер усмехнулся своим мыслям и стал одеваться. Он вернулся из умывальной комнаты, уже приведя себя в порядок и побрившись, и застал талигойского адмирала, тоже полностью одетого. - Адмирал цур зее, - Альмейда приветствовал его теплой улыбкой. - Господин адмирал, - поздоровался Кальдмеер. - Мне потребуется около получаса, чтобы собрать вещи, если их позволено взять с собой в тюрьму. Моему адъютанту уже сообщили? - Вы не хотите задержаться? - в горячих черных глазах марикьяре было недоумение. - Даже если ночь пройдет не так, как вы себе ее представляете, - напомнил их соглашение Кальдмеер. - Вальдес меня убьет, и теперь я его прекрасно понимаю, - Альмейда уважительно поклонился. - Я сейчас же отдам распоряжения.

***

Дверь распахнулась без стука, и Кальдмеер удивленно поднял голову. С момента отъезда вице-адмирала Вальдеса он был один в доме, не считая слуг. Громадная фигура Альмейды напомнила о прошлом, и Кальдмеер встал с кресла и вежливо поклонился. - Господин адмирал. - Господин адмирал цур зее, - в этот раз в приветствии звучало уважение. - Бывший, - спокойно поправил Кальдмеер. - Чем могу быть полезен? Альмейда прошел в комнату, огляделся. Здесь за прошедшие с первого плена месяцы не изменилось ничего. Все те же стол, кресло, кровать… Вспоминать о сделке и проведённой ночи не хотелось, но едва ли талигойский адмирал зашел передать новости. - Вальдес говорил, что вы ударились в религию, - Альмейда приподнял Эсператию, лежащую на столе, перелистал, бросил обратно. - Я всегда был эсператистом. Не слишком хорошим, - усмехнулся Кальдмеер. - Надеетесь стать лучше? - в голосе Альмейды послышалась легкая издевка, - практикуете воздержание, поститесь? Что дальше - монастырь? - Так чему я обязан вашим визитом? - после замка Печальных Лебедей и приговора, а потом Морского Суда Кальдмеера сложно было пронять. - Вы мне не нравитесь. - Кальдмеер скептически посмотрел на Альмейду, которого не видел с той памятной ночи и утра, - Вернее, вы не нравитесь Вальдесу, - поправился тот. - Насколько я помню, вас раздражали неуместные чувства господина вице-адмирала ко мне. - О, чувства меня все еще раздражают, хотя я стал лучше понимать Вальдеса, познакомившись с вами, - Альмейда снова усмехнулся. - Но я согласен с ним, что вы сами на себя - прежнего - не похожи. - И вы решили предложить мне еще одну сделку? Не тратьте времени, - Кальдмеер достаточно выслушал сожалений о том, что он не похож на себя от Руппи - пока тому не надоело разговаривать, и видеться. - Астрап упаси, - зло рассмеялся Альмейда, - в прошлый раз вы единственный выиграли от сделки. Вальдеса ваше отсутствие только распалило, и пока вы отдыхали от нашего общества в тюрьме, мне пришлось удерживать его от неблагоразумных поступков. Право слово, пока вы жили у него, он был спокойнее. - Альмейда потер челюсть, на которой виднелся новый шрам. Кальдмеер мысленно пожал плечами. Он молча ждал, что же предложит Альмейда. Не случайно же он пришел именно тогда, когда Руппи и Вальдес уехали. - Вы мне расскажете, что с вами произошло, и почему вы так изменились, - Альмейда сел в кресло и кивнул на кровать. - Начните с возвращения на родину. - Я не буду перед вами исповедоваться, - Кальдмеер подошел к двери и открыл ее. - Насколько мне известно, в данный момент я являюсь гостем господина Вальдеса. Ваше общество мне неприятно, и я прошу вас меня покинуть. - Не хотите рассказывать? - Альмейда встал, подошел вплотную и перехватил дверь, - Тогда приглашаю на прогулку. Скажу сразу, выбора у вас нет. Вы все еще подданный кесарии, с которой у нас война, и я могу приказать доставить вас под конвоем, если не пойдете по своей воле. Кальдмеер глубоко вздохнул, прочел мысленно молитву о смирении, и начал одеваться. Дорога на Хексбергскую гору была длинной и крутой. Карета высадила их у подножия, а отряд солдат проводил до полпути вверх, доказывая серьезность угрозы. Альмейда не шутил. На вершине горы стояла белая сосна, чьи ветви были увешаны ожерельями. Кальдмеер разглядел жемчуг, янтарь, что-то полудрагоценное - аметист? Ветер стих, но в воздухе периодически слышался легкий звон. Альмейда подпрыгнул, ухватился за одну из ветвей, забрался на высоту трех ростов и повесил вытащенные из внутреннего кармана бусы на сук. Спустился, спрыгнул на землю, подошел к изумленно наблюдающему очередной дикий обычай Кальдмееру, а потом внезапно дернул его за запястье, разворачивая к себе спиной. Поймал второе запястье, сжал оба своей лапищей, вторую положил на горло, легко удерживая пленника. - Девочки? Покажите, что было с этим человеком важного с тех пор, как он покинул этот берег. Кальдмеер дернулся, но не смог освободиться. Из воздуха соткались фигуры - легкие, с белыми чаячьми крыльями, со звоном колокольчиков приблизились. Он зашептал молитву, но кэцхен, горные ведьмы, лишь рассмеялись. А потом фигуры исчезли, и Кальдмеер увидел себя. …Вот он возвращается в Дриксен, и попадает в засаду. Руппи, который чудом выжил - Кальдмеер помогает ему освободить легкое, и вынужден оставить его в трактире с минимумом охраны… …Доклад кесарю. Возмущение Бермессера. Гнев Фридриха. Требование взять свои слова обратно, и отказ… …Замок Печальных Лебедей. Пыточная. “Вспомните, может, вы все-таки отдавали приказ о возвращении?” Дыба. Плети. Соленая вода из ведра окатывает исполосованную спину. “Вы брали взятку? Подумайте хорошенько над своим ответом, адмирал.” Снова дыба, и удары. “Неужели не вспомнили, как отдали приказ? Ваш адъютант бы подтвердил, но какой-то резвый темноволосый дворянчик со светлыми глазами устроил драку и был прирезан. Жалко, не правда ли?”... Картины сменялись одна за другой, и Кальдмеера трясло от воспоминаний, от реалистичности - плотная носатая фигура палача, легкая гнусавость его голоса, два выбитых зуба слева. Кожаный фартук в потеках крови, его крови. От следующей сцены он рванулся изо всех сил, но Альмейда удержал его. …“Говорят, вам нравится быть фрошерской подстилкой. Понравится и это”. Рукоять плети, перевернутая в руке палача, пропитанная кровью и испражнениями, стон… Брезгливо отброшенные перчатки, холеное лицо фок Бермессера… Пинок ногой в колено и одновременно - удар затылком назад, в чужое лицо. Альмейда отшатнулся, чуть ослабляя захват, и этого хватило, чтобы дернуть на себя и освободить одну руку, и сразу же ударить назад и вверх, локтем в висок. Добивающий ошеломленного противника удар в челюсть - и Альмейда упал на землю, заливая ее кровью из сломанного носа. Залом запястья, и вот уже руки талигойца связаны за спиной шейным платком. Кальдмеер с трудом перевернул его на спину и скривился - кажется, от удара разбиты не только костяшки левой руки. - Я плохой эсператист, - ярость заставила говорить шепотом, - и не люблю исповедей. - Как они узнали? - просипел Альмейда, не пытаясь сесть или освободиться. …Картина пыточной сменяется картиной тюрьмы. У ворот Вальдес, потрясает пузырьком и кричит что-то о забытой мази для плеча. Снова Вальдес, осведомляется, когда же заключенным положены прогулки. Вот попытка пронести внутрь тюрьмы бочонок пива, вот еще какое-то идиотское предложение. Лица дриксенских моряков пролетают калейдоскопом. Вот Руппи дерется с двумя, распускающими слухи. Вот Кальдмеер холодно отчитывает всех, а стражники разводят всех по камерам, а троих драчунов - в карцер… - Простите, - извинился Альмейда, - я полагал, что обещания не освобождать вас и не навещать достаточно. - Это же Вальдес, его не остановить, - Кальдмеер потер лицо и сел прямо на землю. Ведьмы снова меняют картину, и на рее на фоне закатного солнца висят двенадцать тел. Двенадцать предателей. Двенадцать дриксенцев, повешенных талигойским вице-адмиралом при попустительстве адмирала цур зее кесарии Дриксен. Двенадцать трупов, освобождающих путь в Рассветные Сады для тысяч погибших под его началом моряков… Когда ведьмы начали показывать лица погибших друзей и подчиненных, Кальдмеер малодушно закрыл глаза. - Бьете вы с Вальдесом оба сильно, но вы хоть кольца не носите, - задумчиво сказал Альмейда, прервав привычный круг мыслей - разведка, решения, бой, налетевший шторм, приказ защищать купцов… Кальдмеер встряхнул головой, прогоняя мысли - сейчас не время, - и тяжело встал, повернул Альмейду на бок и развязал свой платок, освобождая ему руки. Ведьм не было видно, лишь качались бусы на сосне. Альмейда сел, вправил нос, вытер предложенным платком лицо. - Вы переедете ко мне. По утрам будем фехтовать. Вальдес мечтает об экспедиции в Бирюзовые земли, вы можете начать рассчитывать, что для этого понадобится. Молиться мешать не буду, но и хоронить себя заживо не дам.

***

Пожар в арсенале начался под вечер шестого дня недели, когда половина города сидела в тавернах и трактирах, а другая - за по-бергерски основательно накрытыми столами семейных ужинов. За четыре месяца работы в архивах Кальдмеер запомнил, что в этот день и час в здании едва ли наберется двадцать человек. Он видел из окна третьего этажа адмиралтейства, где сидел с выписками из лоций, данными о водоизмещении торговых судов и прочей необходимой для планирования экспедиции информацией, как в сторону складов бросились с ведрами все, кто был еще на службе. Увидел и Альмейду, выбежавшего из ворот без плаща и шпаги. Вздохнул, потушил лишние свечи, прошел по этажу, гася светильники. Одного пожара городу было достаточно. Спустился ниже, убедился, что дежурные остались на посту. Дошел до ближайшего трактира, заглянул внутрь - узнал трех моряков, которых часто видел у Альмейды. Отправил двоих по другим трактирам, собирать всех, кто еще не пьян, а третьего - к водовозам за бочками с водой и ведрами. В клубах дыма было сложно разобрать, что происходит. Цепочка испачканных в саже людей передавала ведра внутрь, сдвигаясь ближе к горящему зданию, когда находящиеся совсем близко к тлеющим стенам уже не могли терпеть и выбегали из дыма продышаться, намочить одежду из бочек пожарных команд и умыться. В конец цепочек подбегали все новые люди из города. Берлинга и Салина командовали двумя группами - тех, кто подавал воду, и кто переносил гранаты и бочонки с порохом подальше от огня. - Где Альмейда? - спросил Кальдмеер. - На крыше, - бросил Берлинга и продолжил распоряжаться. - Рубит дыру, чтобы выпустить дым снизу и следит, чтобы огонь не перекинулся на другие участки крыши и не поджег порох, - пояснил Салина. Кальдмеер отошел подальше и запрокинул голову. На крыше, в самом дыму, двигалась одинокая фигура. На то, чтобы найти веревку, намочить плащ, взять ведро с водой и фляги, ушла четверть часа. Взобравшись по приставной лестнице с кошкиным ведром и расплескав от силы четверть, Кальдмеер поразился тому, как там жарко и дымно. - Альмейда! - закричал он, и пошел в сторону очага. Закопченный адмирал выскочил на него из клубов дыма, попытался заорать, но закашлялся. - Пейте, - Кальдмеер протянул ему флягу, а сам окатил его из ведра. Пока адмирал жадно пил воду, он успел обвязать его пояс веревкой, а второй конец закрепил вокруг своей талии. - Здесь ни кошки не видно, у вас что, подчиненных не нашлось? - На крыше одного человека хватит, - Альмейда схватил топор и побежал обратно. Второй топор Кальдмеер с собой не захватил, пришлось затаптывать разлетающиеся искры сапогами. Он не заметил, сколько прошло времени, когда раздался громкий треск и рывок веревки заставил его упасть. Его потащило к очагу, пришлось расстегнуть и бросить плащ, чтобы перевернуться на живот. Распластавшись и упираясь руками и ногами в скользкие от сажи черепицы, Кальдмеер подполз ближе к дыре - прогоревшая крыша обрушилась вниз. - Альмейда! Альмейда! - он не мог представить себе этот город без адмирала. Не мог представить опустевшее адмиралтейство, пустой дом. Не мог представить себя без фехтования, споров об экспедиции. За треском огня ничего нельзя было услышать. Кальдмеер пополз обратно, натягивая веревку. Главное, чтобы крыша не обрушилась дальше. И чтобы веревка не перетерлась и не перегорела. Сколько между ними - десять бье? Меньше? Ему казалось, что он ползет уже вечность, когда веревка застряла. Кальдмеер потянул ее, потом дернул изо всех сил. С другого конца раздался стон. Живой! Веревка задергалась - похоже, Альмейда выбирался на крышу. Кальдмеер дождался, чтобы веревка провисла, и медленно потянул на себя. Закопченное лицо адмирала покрывала кровь из раны на лбу, мундир был порван и обожжен в нескольких местах, но он пытался помогать. На отдалении дыма долетало меньше, и Кальдмеер лег рядом, отдышаться. Отпил из своей фляги, передал Альмейде. Тот долго откашливался, потом пил. - Я обязан вам жизнью, - наконец хрипло выговорил он. - Скажите спасибо Создателю! - Кальдмеер сам жадно хватал воздух, - мне хочется вас прибить за такую глупость. - Вы за меня молились? - усмехнулся Альмейда. - Я плохой эсператист, пришлось лезть с веревкой, - Кальдмеер огрызнулся и с удивлением понял, что ему и в голову не пришло молиться, но ругательства он перебрал все. - Ради вас я готов даже выучить молитву. Одну, - уточнил этот невозможный, дикий талигоец, и поцеловал его, не смущаясь ни сажей, ни кровью, ни бушующим не так далеко от них пожаром. Вцепившись в грязные, обгоревшие черные волосы и отвечая на поцелуй Кальдмеер подумал, что, кажется, ему никогда не стать хорошим эсператистом.