***
Парк короля Ричарда III, Йоркшир, 1976 год — Обед был очень вкусный, Эйлин, — сказала Лили с благодарностью, облизывая сахарную пудру со своих губ. Именно она придумала устроить этот пикник втроём: девушка мечтала хоть ненадолго вытащить их из унылого дома и из-под пяты пьяницы Тобиаса Снейпа. Но, хотя пикник был идеей Лили, именно Эйлин готовила для него еду. Это был великолепный день — прохладный и наполненный солнечным светом, — и они нашли прекрасное место на лужайке под большими раскидистыми осинами и дубами, ибо, придя в парк в первой половине дня, успели до того, как его заполонят толпы детей и нянь. Бабочки и пчёлы летали над душистой травой и полевыми цветами, выглядывавшими из неё тут и там. Эйлин принесла старое покрывало и, расстелив его под деревьями, открыла корзину для пикника, в которой были сэндвичи с толстыми ломтиками ветчины и сыра под слоем пряной сладкой горчицы, салат из огурцов, солёные крекеры, макаронный салат с беконом и дюжина сахарных пончиков. А ещё — большой кувшин шипучего пива: рецепт, которому Эйлин научилась у бабушки. Северус, который учился готовить, ещё сидя на коленях Эйлин, приготовил сэндвичи, а она поджарила пончики, сделала салаты и пунш. Когда все наелись, Эйлин тихонько начала убирать остатки, они пойдут на ужин — в доме Снейпов ничего не пропадало. В целом, это был очень приятный день, редкость в жизни Эйлин и её сына. Женщина счастливо улыбнулась подросткам, которые считали себя сдержанными, но для Эйлин, давно научившейся считывать эмоции по лицам, любовь ярко и ясно сияла в их глазах — для той, кто знал, куда смотреть. — Я возвращаюсь домой. Я оставила на огне в подвале зелье. А вы развлекайтесь, наслаждаясь этим прекрасным днём. Погода для этого времени года просто изумительная. — Она подняла корзину и, повесив её на сгиб локтя и весело помахав на прощанье, повернулась и пошла к выходу из парка. Северус навсегда запомнил широкую улыбку на лице матери — лицо Эйлин стало светлым и ясным, будто к ней вернулась её молодость и невинность, и она на мгновение перестала быть той уставшей женщиной, которой стала с жестоким мужем-тираном. Ей было тридцать восемь, но она выглядела на десять лет старше из-за жизни в Паучьем тупике с Тобиасом. Он ответил ей улыбкой, столь же редкой, как и её, потому что всегда был серьёзен, после жестоких ударов судьбы научившись скрывать свои эмоции. Но сегодня, под ярким летним солнцем, он мог без опаски улыбнуться матери. Они смотрели, пока Эйлин не исчезла из виду, и тут Лили повернулась к нему и сказала: — Приятно видеть, как Эйлин улыбается. Она слишком редко выходит, Сев. — Я знаю. Ей это нужно не меньше, чем мне. — Он повернулся и обвил её плечи рукой. — Но ты ведь предложила пикник не для того, чтобы мы говорили о моей матери, или я неправ? Лили покачала головой — ямочки её на щеках вызывали улыбку беззастенчивого обожания. Она подняла лицо, чтобы окунуться в тёмные очи, и в её изумрудных глазах блестела скрытая страсть. — Нет. — Её руки обвились вокруг его шеи, и она притягивала его голову к себе до тех пор, пока их губы не встретились. Это был не первый их поцелуй, что состоялся в день его рождения — момент неловкого удовольствия, от которого замерло сердце. Их поцелуи были редкими и краткими, так как напряжение между их факультетами достигло апогея. Никто из них не хотел становиться мишенью жестоких и фанатичных однокурсников. Поэтому они держали свою любовь в секрете, и такой момент, как этот, был бесценным. Целый миг они были одни в целом свете, и страсть, вспыхнувшая между ними, была и невинной, и дикой — раскалённым добела зноем, от которого сердце Северуса забилось быстрее, а кровь вскипела в жилах; сделав вдох, он втянул Лили в ответный долгий головокружительный поцелуй. Она заставляла его ощущать то, что он никогда не чувствовал, запрещая себе это, ведь отдать сердце кому-то — значит, рисковать, что его растопчут. Но в тот день он отбросил осторожность и позволил себе пить из реки желаний, утолить жажду в оазисе не иссякающей любви. Сначала поцелуй был робким, но вскоре нежность переросла в страсть, и он, не сдержавшись, углубил поцелуй, припав к ней со всем рвением первой любви. Казалось, что это длилось вечность, но на самом деле — лишь мгновение. Миг, отразившийся в вечности. Момент, навсегда запечатлившийся в его памяти. То самое мгновение, когда его любовь к Лили перестала быть возможностью и превратилась в свершившийся факт, необходимость, дар судьбы. Это был момент радости, страсти и надежды, объединённых в одном прекрасном мгновении…***
Улыбка матери, поцелуй любимой. Разные оттенки счастья, но в конце концов воспоминания сплелись, и Северус чётко произнёс заклинание. — Экспекто Патронум! Из палочки вылетело облачко серебристого тумана, принявшее форму серебряной лани. Когда Северус открыл глаза, чтобы увидеть своего Патронуса, то не ожидал увидеть лань. Он был готов к змее или какому-то другому символу своего факультета или жизни, которую был вынужден вести как агент. Не это изящное хрупкое существо, блестевшее серебром — воплощение неземной невинности и непоколебимой любви, его мечтаний и надежд. Лань обернулась и посмотрела на него, а затем тут же бросилась прочь, испарившись в мгновение ока, когда он перестал концентрироваться. Северус знал, что, будь рядом боггарт или дементор, Патронус изгнал бы его. Но так как его не было… Северус улыбнулся спокойной победной улыбкой. Мало кто мог вызвать Патронуса, тем более телесного, а не просто серебристое облачко. То, что он смог сделать это, после всех своих неблаговидных поступков, было доказательством того, что его душа была целой. Ни один Пожиратель смерти не мог вызвать Патронуса. С другой стороны, он никогда и не был одним из них, несмотря на тёмную метку на его руке — это была просто маска, которую он был вынужден носить. Когда-нибудь он воссоединится с Лили, и они смогут пожениться и жить так, как он всегда мечтал. Поместье Принц, июнь 1998 г. И пусть эта мечта так и не стала явью, после смерти Лили Северус цеплялся за воспоминания о том, что произошло тогда в парке. Он использовал первое, целомудренное, проявление страсти и безусловную любовь матери, подпитывая ими надежду и благодаря этому вызывая Патронуса при необходимости. Однако сейчас, когда он вызывал серебряную лань, поцелуй Лили и улыбка Эйлин смешались с более поздними воспоминаниями надежды, света и радости. Воспоминания о Саре, которая была учителем, любимой и товарищем по оружию, чья непоколебимая любовь и преданность исцелили его сердце, которое он считал разбитым навсегда. Зелёные глаза, наполненные мудростью веков и вечной любовью, эта очаровательная кривая ухмылка — ещё одна невозможная любовь, которая сметала все условности смертных и фейри. «Если сердце любило однажды, оно может полюбить снова». Их любовь стала вторым шансом, и всё же он восхищался таинственным действием судьбы, которая дважды даровала ему истинную любовь. Он сделал предложение Саре на Рождество, и его сердце переполнилось великой радостью, чуть не пролившейся слезами, когда она приняла его, любя его, несмотря на его смертность и рыжую ведьму, что была до неё. Из этого чувства проистекала его любовь к семье — глубокая, бесконечная и всепрощающая. Он вспомнил Гарри, который был так похож на него и в конце концов принял его как отца: его сердце разрывалось от любви, когда мальчик впервые назвал его «папа»; затем Драко — утончённый блондин, Малфой по крови, отвергший своё тёмное наследие и вцепившийся в него после процесса: «Ты мой отец, а не Люциус!». Несмей, его принцесса-ёжик, ещё одна душа с тёмным прошлым, которое необходимо было пережить, доверилась ему настолько, что спустилась с дерева и обняла его — она, никогда не знавшая собственного отца, выбрала его в качестве образца для подражания. И последняя, но не по значению, была всеобъемлющая оберегающая любовь к Тории, его младшей дочери. Он смотрел в её яркие глазки, напоминавшие ему сразу о двух женщинах, что безусловно любили его, глазки наивные, но в то же время понимающие; и внезапно чувство благоговения, нежность и любовь омыли его волной, наполняя его яростной ясностью и неизбежной истиной. Он задушил все сомнения и страхи, которые скрывал, сметая их под неумолимым приливом, разбивая их на куски. Все они были надеждой на будущее — ещё одним доказательством того, что жертвы его юности не были напрасными. Он бережно хранил все эти воспоминания, и они струились в его сознании одно за другим. Его семья, этот самый драгоценный дар, любовь которого окружала его и давала ему надежду, все эти вещи, которые он использовал для того, чтобы снова вызвать своего Патронуса. — Экспекто Патронум! В очередной раз серебряная лань вырвалась из волшебной палочки и изящно встала на газон; копыта остановились на долю секунды — элегантность и мощь в движении, пульсирующая с энергией фейри. Северус немного опустил палочку и подумал о том, что Истинный Патронус — это не одно воспоминание, а несколько, наполненные чистыми эмоциями — радостью, невинностью и надеждой. Чем сильнее эмоции, тем сильнее Патронус. На этот раз серебряная лань светилась как падающая звезда, испуская в сумерках серебряные искры. Лань склонила голову и побежала по траве к лесу, где обитали руноследы, мелькая между деревьев, как призрак, а за ней шлейфом, будто звёздная пыль, вился серебряный свет. Северус улыбнулся. Он убрал палочку в рукав и развернулся, присоединяясь к своей семье, что устроила пикник на лужайке. Драко, Гарри и Несмей летали, а Сара отдыхала на одеяле, находясь на последних месяцах беременности, в то время как Тория носилась, размахивая деревянным мечом и обезглавливая вражеские одуванчики. Северус подкрался к малышке, как кот — тихо и незаметно, — поднял и прижал её к себе. Тория закричала, но вопли вскоре превратились во взрыв смеха, когда Северус принялся щекотать её, а затем приземлился на траву рядом со своей женой. Истинно говорят, что любовь, надежда и память — вечны, способны пережить саму смерть. Именно поэтому Патронус в силах прогнать дементора, ибо тьма не в состоянии противостоять такой преданности.