Он смотрит-

Саске пялится. Чувствую его взгляд ухом, когда сяду прикорнуть на чистой травке, рукой, которая держит кунай во время тренировки, бедром, что выглядывает из-за дерева, под которым я торчу, чтобы не напрягаться под твоими вездесущими глазами. Ну, серьезно, Саске-кретин, палишься, как девчонка, и ты правда думаешь, что этого никто не заметил? Я чув-ству-ю, чувствую, Саске. И все запоминаю. И никогда не забуду. Он краснеет. Я всего лишь случайно задеваю его ладонь пальцами — он уже прячет щеки. Это походит уже на что-то чертовски странное, Саске, ты меня пугаешь. Стоит улыбнуться в лицо — так у тебя морда такая, словно я лягушку препарированную из кармана вытащил и подарил на рождество. Я слишком страшный или слишком прекрасный? Когда я случайно заснул у тебя на плече, сразу после пробуждения обнаружил, что ты час 40 сидел и хоронил, видимо, мой покой. А, и ещё, ты, Учиха, безбожно краснел. А когда я укусил твой бутерброд из чистой вредности, мне показалось, что ты вот-вот потеряешь сознание. Потому что такой цвет лица и ушей ненормален. Не-нор-ма-лен, слышал, Учиха? Ты — ненормальный. Чёртова сволочь. Так ещё и успешно делаешь вид, что это вовсе не ты, ловя мой взгляд, расцветаешь, как маков цвет — словно если не замечать, то другие тоже не будут. Но-но, Саске. Я — все помню. Всё-всё-всё. И, мне кажется, такое не забуду уже никогда. Саске ломается. Смотрел вот на тебя в последнее время, думал, что же изменилось?.. ...А ведь что-то определенно изменилось... Как понял внезапно. Ты, Саске, хочешь что-то сделать. Ты заламываешь свои белые твёрдые пальцы, смотришь то влево, то на воду, то в пустоту, шепчешь одними губами длинные только тебе известные монологи и, определенно, что-то хочешь сделать. Ты косишь под придурка, бьёшь, кстати, сильнее обычного (это — комплимент), но сразу после сдуваешься, как шарик, и идёшь полировать оружие. О-о-о, нет, Саске, ты раньше никогда так не делал. Тебе не за чем полировать оружие на тренировках, ты всегда это делал дома, ты хочешь по-ду-мать. Да, подумать, я же вижу. Ты хочешь и не можешь собраться с силами, а я сижу рядом и посмеиваюсь над твоими потугами, ты правда смешной, даже если и придурок. Что же такое с тобой, Учиха? Почему ты не можешь себя заставить? Учиха лезет. Ты хватаешь меня за пальцы, стоит остаться вдвоём, нетерпеливо проводишь дрожащей рукой по спине, треплешь волосы над протектором и без конца бьёшь по плечу, словно я не до конца осознал твою вселенскую дружескую поддержку. Это ещё страннее, чем твой цвет лица, потому что теперь эти события происходят одновременно. Ты садишься рядом на обеде, встаёшь ближе в спарринге, подвигаешься, когда мы отдыхаем на перерыве. Это, чёрт возьми, очень странно. Нет, не так, чтобы прямо ужасало, но просто... Это — странно. Все. Саске... Не должен так делать. Саске должен бить наотмашь по лицу, криво ухмыляться, ногой крутить обманку, а кулаком уже калечить мою печень. Должен подменивать мое молоко на прокисшее, унижать меня при Сакуре, смеяться, услышав о цели стать Хокаге. Учиха должен вводить в ужас грубыми и мощными техниками, должен приносить онигири в свою очередь на обед, молча сидеть на пирсе по последним субботам месяца. Саске не должен прижиматься губами к моему рту и творить что-то несуразное, такое, что я, в принципе, знаю, как называется, но вот делать совершенно не умею. И на мой толчок в грудь и тревожное потирание губ запястьем с нервным бредом про только что подобранных семерых котят Саске не должен смотреть с болью и обидой. И на мой растерянный взгляд отвечать своим убитым тоже. Я никогда не смогу забыть твое "прости, мне не надо было этого делать. Иди корми своих псинок, сделаем вид, что я ничего не делал". Но ведь... Саске сделал. Я чувствую это. Я помню. Я меряю пустым взглядом кусты, пока ты опять полируешь кунаи только дома и не пялишься на мой пресс, стоит мне снять одежду из-за жары. Не охота признавать, но я, вроде как... привык? Приятно было ощущать на себе твой пристальный взгляд, Учиха. По какой бы причине ты этого не делал, он мне льстил. Но больше ты так не делаешь. И это неожиданно одиноко. Ты больше не цепляешься за мою одежду лишний раз, а потому не начинаешь щеками сливаться с платьем Сакуры, не нервничаешь, в нерешительности перематывая бинты на икрах, не отводишь собранный взгляд от моего лица. Ты такой же, как был. Та-кой-же. И все. Ничего не изменилось. Саске больно. Тяжело заметить, ты крепко замотался в четыреста слоев упрямства, безрассудства и холода ко всем окружающем, кроме Итачи (для него у тебя припасено особое блюдо — ненависть, которая, кстати, тоже холодная). Но я-то вижу. Ты скрипишь зубами, оставляя на ладонях следы от ногтей, пинаешь песок, пока думаешь, что никто не видит, пытаешься убить меня в спаррингах, словно я тебя предал. Но ведь я ничего не делал? Я даже не ответил ничего... А ты ничего и не спросил. Но Учиха зол, он сжимает кунай с такой силой, что сухая рукоять едет в ладони, царапая кожу особым плетением. Он рвано дёргает головой, сдерживая порывы что-то сказать (а, такое ощущение, что — перегрызть мне глотку). Он смотрит так, словно я обычное дерево или лужа у него под ногами, но при этом самое бесячее дерево во всем грёбанном лесу или самая кривая лужа во всей бездорожной Конохе. Саске, ты, что же, и меня теперь тоже ненавидишь? Я... Я не знаю, что делать. ...А я ведь, правда, совсем, совсем не умею целоваться. И мне самому смешно, что я лезу к Саске, но толком сделать ничего и не могу. Зато у него сейчас очень милое лицо. Такое же растерянное, как было у меня. Ну, чёртов Учиха, что ты скажешь мне? Я — ничего не спрашиваю, я только жду, смотрю, и жду, и страдаю молча. Что бы ты сделал на моём месте, чёртов Саске!? — Ты... мне нравишься. ...Н-нет, Саске, стой, это — неправильный ответ; не надо, попробуй ещё раз. — П-прости за прошлый. О, Господи, да какой прошлый, Саске... И не красней так, у меня ощущение, что я делаю с тобой что-то неприличное... Просто... Отве — Но я хотел бы встречаться с тобой или вроде того. ть мне. Или вроде того. Или вроде того. Или вроде того или вроде того или вроде тогоиливродетогоиливродетогоили Или вроде того. Что это значит? — Я не могу. Глупо. Сам понимаю, но не знаю, что сказать. — Почему, Наруто? Учиха немного устало вздыхает и трет своими нереально красивыми руками переносицу. Свою точеную аристократическую переносицу. Своими нереально... — Я не... умею. И не знаю. Вообще ничего. По-идиотски. Судя по взгляду Саске, он тоже думает, что я подумал, подумал и мгновенно деградировал до уровня какого-нибудь скунса. — ...Научиться не сложно... Явно не видя в этом проблемы, Учиха напряжённо опускает руки и пялится — почти также, как раньше, только теперь с оттенком тяжести на лице. — Мне... Страшно. Но не могу же я такое ему сказать? Да, я могу спокойно врезать Учихе в его прекрасный нос, не особо заботясь о последствиях, но вот проехаться по тому, что осталось от его чувств, я ещё не готов. Но мне, правда, страшно. Прости, Саске. И, судя по смягчившемуся взгляду, он меня понимает. ...Что очень хорошо для нас обоих. — Открой рот. Наверное, легче послушаться, чем "не-", правильно?.. О-о, боже, и зачем я это сделал, наверное, мне будет сниться то, как целуется Саске, до конца моей чёртовой жизни, как он ломаным движением цепляется за большой палец своей холодной влажной рукой, как мокро проводит языком по моим губам, искусанным до мяса, как хватается за волосы на затылке, словно, если отпустит — убегу, как нерешительно выдыхает и опять ло-ма-е-тся. Как гордо вскидывает лицо и подходит ближе, как пахнет потом, рыбными онигири и каким-то странным растением, запах которого я когда-то чувствовал, но вспомнить название уже не смогу. — Глаза закрой. Закрывать глаза страшно, потому что там — неизвестность, но я попробую довериться, Саске, ты же не обманешь? Не обманывай, пожалуйста. Учиха переплетает наши пальцы и, кажется вырывает мне клок волос, заставляя наклонить голову, но я все равно чувствую его нос своим, когда он отрывистым движением прикасается к губам и тяжело дышит. Язык Саске горячий и сразу опускает вниз, словно в ледяную воду, но Учиха быстро вытаскивает его и ограничивается только губами. Все он понимает, этот Чертов Саске. От контраста страха и предвкушения у меня что-то ползает с другой стороны живота (или не от этого), наверное, это бабочки вылупляются, а Саске подходит ещё ближе, не давая отступить, и я вообще захлёбываюсь, не понимая, что мне нужно делать, но, когда Учиха отстраняется, по его лицу нельзя сказать, что он расстроен. — Ладно. "Ладно"? Да, черт возьми, лучше бы я сказал — Люблю тебя. ...Наруто. — ...Спасибо. Я сказал ему "спасибо". Великие Боги Шиноби, я сказал ему "спасибо". Я не уверен, что мне хватит смелости сказать то же самое когда-нибудь. Ты простишь меня, Саске? Даже если не простишь, просто не уходи далеко. ....От меня. Саске смотрит. Постоянно наблюдает из-за угла, нелепо отводя глаза каждый раз, как натыкается на мои. Глупый Саске! Неужели думал, что я — я-то! — не замечу? Неужели ты, действительно...