***
Ацуши не стал отказываться от предложения. Они сели за стол с белой скатертью на верхнем балконе. Фицджеральд накрыл сладкий стол и поставил бутылку вина. — Один из лучших экземпляров моей коллекции. Великолепное старое вино. — А почему не самое лучшее? — поинтересовался Ацуши. — Оно для особого случая. Его мы выпьем не сегодня, — с улыбкой ответил мужчина, разливая напиток по бокалам. Ацуши выключил передатчик, ведь в агентстве его могут наругать за употребление алкоголя в рабочее время. Он смотрит на бордово-красную жидкость и выпивает разом, чтобы не тратить время. Никто не думал, сколько его осталось. Френсис пьёт сам и наливает ещё. — Великолепный вкус… Пятьдесят пять минут. — Кислое, — ответил Ацуши. — Я представлял себе его иным… — Хочешь попробовать нечто сладкое? Уверен, этого ты ещё не пробовал ни разу. — Интересно, — сказал парень. — И что это такое? Какой-то редкий десерт? — Можно и так сказать… Фицджеральд встал и посмотрел, казалось, младшему в самое нутро. Но в этом взгляде не было злобы, страха или ненависти. Он был тёплым и ясным, словно летнее солнце. Ацуши прикрыл глаза и доверился этому взгляду и уже через секунду почувствовал губы Френсиса на своих. Он не мог понять их вкуса, пока не приоткрыл немного свой рот. Язык лидера Гильдии скользнул внутрь и стал щекотать изнутри щёки. Мальчишке это начинало нравиться, но… — А как же ваша жена? — спросил Тигр, отстранившись от мужчины. — Сейчас вы предали её и ошиблись. Эту «сладость» я уже пробовал сегодня с Акутагавой в лифте. Я сам не ожидал от него такого и от вас тоже. Френсис молча снял обручальное кольцо и положил его на стол перед парнем. — Я отпускаю её… — тихо произнёс мужчина и скинул золотую вещь вниз падать вместе с искрами в асфальт закатанных надежд. Пятьдесят минут. Вражда закончилась на этом. Подойдя к Ацуши, Фицджеральд снова поцеловал парня. Он поддался, поняв, что нужно это сделать сейчас. Обхватив его руками и ногами, Накаджима сполз на пол, разрывая поцелуй. — Акутагава поцеловал тебя неспроста и совсем не из-за любви. Я читал его досье. Он с детства плевритом страдает. Мы оба теперь заболеть можем, а зараза эта лечится так тяжело… Вторая ирония за сегодня. Сорок восемь минут. — Вы правда боитесь туберкулёза, господин Фицджеральд? Он с ним живёт, и мы сможем. Для эсперов эта болезнь не столь страшна. Для эсперов страшно́ падение Моби Дика на город, взрыв, которого они не смогут пережить, но эти двое как будто считают нормальным вот так вот шутить над смертью. Они на самом деле её не боятся. Френсис думает, что в конце жизни его ждёт бескрайняя поляна с маками и пёстрыми мотыльками. Никакого ада, по крайней мере, он думает, что туда ему дороги нет, а в земной рай Фицджеральд попасть ещё успеет.***
— Я от вины не отмоюсь, что заразил вас… Зачем вы целовали меня, зная о таком?! — воскликнул Ацуши. — Разве тебе этого не мало, «Свет Ночи?» Я могу очень далеко зайти… У нас, конечно, много времени ещё будет, но мне хочется сейчас коснуться тебя. Понимаешь, о чём я говорю? — Кажется… — Щёки парня вмиг покрылись румянцем даже больше, чем при первом в его жизни поцелуем с Акутагавой, хотя в нём не было такого трепета и страсти, как сейчас с человеком старше. — Разрешите пригласить вас на танец? Сорок пять минут. Френсис любил старинные пластинки. Именно под патефон он танцевал с Зельдой свой первый свадебный танец. Он поставил «Вальс цветов» Чайковского и взял Ацуши за руку. Фицджеральд даже не сомневался в том, что парень не умел танцевать и отдавит ему все пальцы. Тогда не будет сегодня вальса. Просто круговороты по корме в быстром темпе на «потолке» воздушной крепости. — Я не против. Как раз хотелось вспомнить этот танец, — с улыбкой и растерянностью ответил на предложение Накаджима. — Видимо, я просчитался. Никогда нельзя быть на все сто уверенным в людях и их способностях, — глава Гильдии поцеловал ему запястье как настоящий аристократ XIX века и вывел на середину паркета. Френсис положил руки Ацуши на талию, а тот, в свою очередь, на плечи мужчины. Ветер трепал их волосы и даже шторм не волновал танцующих людей. Они были заворожены движениями под музыку, вращаясь под звуки уже раздающегося грома. Сейчас начнётся сильный ливень, а они совсем не хотели намокнуть. Сорок минут. — Нужно уходить внутрь, — обратился Фицджеральд к своему собеседнику. — Мы же не хотим намокнуть, словно беглые уличные дворняги без крова? Да, только мы просто люди без жизни. — Вы правы. Куда идти? — с интересом спросил парень. Ацуши, может хватит строить идиота? В его спальню, само собой. — Я покажу дорогу, — обратился Френсис и взял его за руку. Длинными коридорами в золоте плутали несчастные (образно сказано) путники до смертного ложа, убив на это время до падения воздушной крепости ровно пять минут. Тридцать пять минут. Спальня Френсиса была в оливковых тонах. Ацуши ожидал, честно говоря, больше золотого покрытия, но его цвет больше походил на бежевый. Кровать, конечно, шик высшего света, но спать на такой сам Накаджима не очень бы хотел в этой жизни. Если люди действительно перерождаются, то зачем себе врать, что Накаджима хочет быть в следующей жизни таким же богатым как Фицджеральд. Деньги всегда правили миром, как бы несправедливо это не звучало. Но сейчас его доверие купили вовсе не огромные суммы, а поцелуи на шее и ключицах. Френсис буквально срывал с него одежду, рвал в клочья. Что поделать, ведь они не могут уже ждать. Нет, даже не так: у них ни на что нет времени! Никаких прелюдий, долгих ласк не может быть, ведь таймера на это не хватит. Всего каких-то тридцать пять (уже тридцать три) минут. Полная несправедливость, провал Френсиса, который грозит разочарованием Ацуши. Зачем вообще было танцевать, тратя впустую время? Нет, Накаджима не такой, чтобы сразу ложиться в постель… Тому свидетель синяк под глазом у Акутагавы за кражу первого поцелуя у парня. Не позволит всё же тигр ноги об себя вытирать или целовать без позволения.Пусть при себе свой плеврит оставит.
***
Френсис растягивал его быстро, желая овладеть чужим телом. Просто взять, почувствовать, забыть всё, что было раньше. Ацуши скулил, уткнувшись в подушку. С одной стороны, ему бы хотелось, чтобы мужчина был аккуратнее и нежнее, но разум твердил ему, что тогда они вообще не успеют переспать. Нежным Фицджеральд будет в процессе: осторожно начнёт входить, спросит о самочувствии парня, а потом будет иметь до самого экстаза и конечной остановки сердца. Закончив с подготовкой, Френсис принялся входить, даже не спросив, хочет того Ацуши или нет. Знает, наверное, что жаждет на все сто. Тридцать минут. — Вы… Мне сейчас больно… — это всё, что смог выдавить из себя Ацуши. Всё же этот богатей всегда был таким эгоистом… — Мне тоже… Ты сжимаешь меня… — Фицджеральд впился ему в бока своими ногтями, которых давно не касались маникюрные ножницы. Да-а, нужно оставить следы, чтобы они остались у него до конца жизни. Френсис поцеловал его в затылок, вдыхая сладкий аромат шампуня. От Ацуши пахло морским бризом, в то время как за окном витал запах грозы, дождя и тлена. Где-то в темнице считал минуты Рюноскэ, не зная, что вытворяли эти двое наверху. Фицджеральд стал двигаться в узком пространстве между ягодиц юноши, железной хваткой вцепившись в простынь. Мальчишка был неопытный, ранее никем не тронутый, лишь раз за все восемнадцать лет до него примерно час назад целовавшийся с тем, кого миллиардер привык за человека не считать. Его даже можно посчитать заменой прекрасной (бывшей) супруге, но до этого ещё та-ак далеко… У них не год, не два, а вечность впереди. А часы тикают: осталось всего двадцать минут. Френсис уткнулся Ацуши в затылок и сделал пару жёстких глубоких толчков. Тело парня пробила дрожь, затронувшая каждую клеточку его тела. Мальчишка уже начал постанывать от удовольствия, отдаваясь ощущениям. Магнат вгрызался в шею Накаджимы, словно лев в пойманную на охоте зебру. Он просто демон во плоти, который пришёл в этот мир сеять хаос и унести с собой Лунного тигра во тьму, где даже его света не будет видно. Ацуши поддаётся ему навстречу, движения тел ярче и быстрее (о да, господин Фицджеральд, вы великолепны), и парень пересекает границу между жизнью и вечным покоем, ведь предоргазменное чувство в некоторых странах действительно считают маленькой смертью. Десять минут до конца… Восемь — до точки невозврата. — Ты даже… — Френсис натурально говорит обрывками фраз. — …не почувствуешь ничего, ведь Джон позаботился об этом раньше. За две минуты до падения после точки невозврата… — Нас подготовят к «транспортировке?» — Угадал, моя главная достигнутая цель. За две минуты смертельный газ заполнит все коридоры корабля, и мы уснём, а очнёмся уже там, где будет свет, — отвечает мужчина, быстрее наращивая темп. Он не простит себе, если кто-то из них сегодня не кончит. Ведь это лучший способ запомнить блага земного бытия. Френсису, понятное дело, неизвестно, что будет за гранью: бескрайние луга с ночными мотыльками, седьмое небо с облаками рая или просто пустота, но ему это и неинтересно. Он никогда не верил в ад и наказание душ, ведь считал одаренных выше обычных людей и воспитан атеистом. Где есть деньги — нет учений Святых и моралей. Через три минуты он узнает точно, что будет после смерти, а через пять — это почувствуют все люди Йокогамы. Акутагава и Дазай действительно многое пропустили, ведь как любопытно им было бы посмотреть на поведение Ацуши. Осаму бы его точно не простил за такой бурно нахлынувший оргазм под бывшим врагом. Накаджима сжал пальцы ног, до выступивших костяшек сжимая простынь руками. Он громко и гортанно закричал, как можно сильнее стараясь коснуться тела мужчины. По его расслабленному телу можно было понять, что он тоже получил долгожданную разрядку. Френсис всё же отстранился от него и лёг рядом. — Осталась минута до начала… Спасибо за встречу, Ацуши. Добро пожаловать в наш долгожданный рай, куда мы уйдем главными грешниками. — Как вы говорили… вечное лето, да? — уже с сарказмом и недоверием к Френсису спросил Ацуши. — Да, в аду нам будет тепло… Кто сказал, что огонь преисподней приносит самые невыносимые страдания? По мне переродиться снова и жить тысячи других жизней, в которых нам снова и снова придется переживать потери, бедность, смерти родных и близких — приговор страшнее адского пламени. Если ад и есть, то в нём можно будет ждать конца. Всё всегда заканчивается, и наша Вселенная тоже разлетится в пыль как потраченные деньги и здания Йокогамы, а дальше и тому миру придёт конец. Мы тогда станем ничем, а не частицами на ладонях войн и революций. Не бойся, там не страшно, ведь люди правят всем, а я уже нашёл лазейку. Двадцать секунд!.. — Какую?.. — Ацуши произносит это с придыханием, ведь газ постепенно уже начал заполнять комнату. — Правда, эта информация не нужна, ведь я уже вижу свет в конце тоннеля… Он точно не вниз, но мне всё равно немного страшно… Десять… Накаджима сказал это лишь для успокоения природного у человека страха перед концом, но его веки уже начали тяжелеть. Френсис прижал его к себе. Юноше было не страшно рядом с ним. — Нет, там не ад, там только мы вдвоём и ночь без звёзд. А огни для тебя уже горят… Фицджеральд взял Ацуши за подбородок уже начавшей неметь рукой и взглянул в тускнеющее глаза мальчишки, а затем коснулся его пухлых от поцелуев губ своими, даря последний поцелуй. Он поверхностный, но самый глубокий и желанный, дарящий настоящую эйфорию на последних секундах жизни. Тигр уже не считал время, ведь его глаза закрылись, а по щеке стекла последняя слезинка уже на ставшую гробом постель. Эти двое ушли с улыбками на лицах, совсем не жалея ни о чём. Густой смертоносный туман заполнил полностью их комнату, и всё внутреннее пространство Моби Дика, даруя всем оставшимся (даже крысам в подвале) милосердную смерть. Эти двое отказались верить в конец, смеясь над могильным тленом и смертью. Она и на самом деле оказалась не страшной. За эти оставшиеся две минуты смертельный холод не успеет овладеть их телами, они не успеют остыть, и мозг не успеет отмереть полностью. Поэтому когда от них останется лишь пепел, то Френсис и Ацуши возможно смогут каким-то седьмым чувством ощутить страдания сотен тысяч человек…***
Две минуты тем временем прошло. Моби Дик снижается. Он на полной скорости несётся вниз, и взрыв своей волной накрывает город и её окрестности. Горящая почва слышит крики граждан, которые обрываются в пару секунд. Огромный мегаполис вмиг превратился в руины, под которыми похоронили себя два заклятых врага, заключившие перемирие в последний час жизни. От них после взрыва остался лишь прах, который нёс кровавый шлейф ветра по пустошам догорающей Йокогамы.