апельсиновые коты сердятся на нас.

—слова будто комок застряли в горле,  а слезы отражаются от солнечных лучей. 14 апреля, 2012.  яблоки в пакете  когда холодное, режущее глаза солнце проснется и начнёт растягивать свои лучи по небу, тогда красноволосый мальчик пропадёт из снов сычена. а боль постепенно начнёт возвращаться в голову.  пульсирующие виски, напрочь стертые кеды, одно сообщение на мобильном и сычен вылетает из дома.  он бежит сквозь кварталы, расталкивая призраков и летающую в воздухе пыль. он топчит миллионы суетящихся между собой бактерий, ломая их невидимые миры на мелкие кусочки.  по дороге он забежит в единственный, работающий в 5:34 утра магазин. он возьмёт одиннадцать жвачек «love is...», одну пачку сигарет, два яблока и цветные мелки.  набор вещей в которых сычен действительно нуждается. и не он один.  выйдя из магазинчика, изученного и проверенного временем, сычен побежит дальше, пока не достигнет своей цели.  заброшенный дом на окраине леса, что рос за мелким, ничего не представляющим из себя городком.  дом плесневел снаружи, обсыпаясь и превращаясь в цветную пыль с каждой секундой все сильнее. а изнутри он светился рисунками ренджуна, которые вот-вот выпрыгнут из окон, убежав в недры леса. дом звучит не старым скрипом, а дисками с японским роком. из его стен сочатся не крики о помощи, а мантры и заклинания, написанные когда-то ушедшим предсказателем на стенах.  дом не гниет, он живёт и процветает, подстать своим обитателям.  — ты опоздал на 7 минут, дун сычен, — тэён спрыгивает с подоконника, бесшумно приземляясь, словно его безразмерная футболка служит парашютом. — стыд, позор и нарушение обрядов!  на самом деле тэёна ни капли не заботит время. по словам юно: "он даже не умеет пользоваться часами", но свои сигареты он ждал очень сильно.  так что сейчас он копошится в обклеенном цветными значками и булавками рюкзаке сычена.  — эй, винко! ты взял не те сиги, мудак! — тэён ругается, пытаясь докричаться до сычена своими негодованиями. но тот знает, что ли все равно выкурит всю эту пачку целиком, пропуская цветочные ростки табака сквозь свои легкие.  сычен не внимая возгласы ли, залезает рукой в бездонный карман своей джинсовой куртки, доставая оттуда 11 жвачек. он подходит к столу, за которым юта и юно ведут напряженную игру в карты, ну точнее в их остатки, ведь они были съедены клопами и стерты чужыми пальцами.  он вываливает на стол разноцветные упаковки, ловя на себе восторженные взгляды джехена.  — ебать, ты что ограбил дом какой-нибудь феи-волшебницы? — юно слишком легко удивить, что и происходит каждый раз, когда сычен притаскивает в дом что-то сладкое. — уж скорее карманы куртки какой-нибудь третьеклассницы,— юта расплывается в довольной улыбке, засовывая кокосово-вишневое волшебство себе за щеку.  а сычен обижено пихает его в плечо, ведь между прочим: «ютатваринаявообщетостарался». но юте об этих тайных обидах знать необязательно. поэтому винко пихнет в ответ, задевая фиолетовые язвы на плечах, заставляя мысли гноиться.   когда жвачки и сигареты были отданы своим законным владельцам, а яблоки остались лежать в пакете до лучших времен, тогда сычен подмечает, что в доме недостаточно душ, а мелки все ещё в его руках. кого-то не хватает. кого-то, кто как всегда наблюдает за рассветом на отсыревшей крыше.  обнятый и поцелованный лучами мальчик сиял на свету восходящего дня. он перебирал альбомы с фотографиями, улыбался людям на снимках и рассказывал им об их упущенной молодости.  — опять с ними говоришь? — сычен поднимается на крышу по лестнице из канатов, которая была когда-то сооружена руками джено и юно.  достает из кармана новые, чересчур яркие для их реальности цветные мелки и протягивает их, упираясь рукой в чужую грудь. а затем поднимает глаза на встающее солнце, не глядя на ренджуна, дабы не видеть того, чего так сильно боится.  ренджун берет хлипкую картонную коробку, на которой нарисованы какие-то по-детски кривоватый зверьки.  разноцветный кусок картона выглядит волшебно. или ренджун видит его таким, он не до конца понимает. а из не различающих цветов глаз текут капли, ныряющие в бездонные ямочки, образовавшиеся от легкой, светящейся улыбки.  — ...как в «маленьком принце»! помнишь, джехен? — тэён опять щебечет что-то невнятное, от чего у"обычных" людей вянут уши, превращаясь в сухие букеты осоки. а юно не такой. он слушает и внимает всему тому бреду, который льется из тэёна. все эти несвязные слова пропахли его сигаретами, акварелью, оторванными разноцветными пуговицами и чем-то пластиковым.  трое причудливых монстров в человеческом обличии вваливаются на крышу, нарушая покой теплой, осязаемой тишины.  один из монстров нескончаемо твердит что-то о птицах и магии, второй глупо улыбается, пересчитывая призраков, сидящих рядом, а третий — юта. он уселся рядом с сыченом, возложив гремящие по вине костей руки на дрожащие плечи.  винко мягко улыбнется, смотря на эту картину. тут все такие живые, сычена поражает искренность их собственной вечности.  тут ренджун роняет мягкие слезы, на не менее нежные щеки. тут юта прикрыв глаза, дабы спасти их от ультрафиолетовых солнечных зайцев, медленно забывается, чувствую тепло рядом со своей рукой.  ещё тут юно. он молчит, а в его мыслях не гуляет даже ветерок. он пересчитывает рисунки на чужих руках, молясь, что он не найдет новый. а бледные руки иногда подрагивают, будто вспоминая что-то, что отчаянно пытались забыть годами.  рядом с белыми узорами красуются фиолетовые звезды, нарисованные акварелью.  ещё на солнце блестели сожженные волосы, выглаженная белая рубашка, пластыри на носу с горбинкой и древесная кожа.  двое фантомов примостятся сзади.  они улыбались друг другу, а голубые волосы запутывались в лучах восхода.  дети останутся сидеть на крыше этого дома. они не собираются взрослеть, у них на это нет сил и времени.  *** 10 марта, 2012. предсказание первое.  тромбоциты облепили сердце.   он стоял перед открытым окном чердака их домика.  из сундука, полного просроченных мыльных пузырей, старых фотографий и дисков, звучали мелодии детских голосов, не поддавшихся временным искажениям.  ребра ощутимо сжигало, ведь слезы катились не из глаз, а откуда-то изнутри.  может даже само сердце, о котором все так наслышаны?  — рен, ты чего тут один? — джонхен садится рядом, раскладывая перед собственными коленями карты.  — пытаюсь призвать смерть.  — какой ты глупый, — джонхен отрывается от своих гадальных карт, ощущаемо уставившись прямо в недры душы ренджуна, — недостаточно смертей что-ли?  — ты собираешься гадать? — ренджун благополучно игнорирует вопрос, отбиваясь от него новым, который задает сам. это не значит, что он не знает ответа, но пустоту нужно заполнить.  — собираюсь. хочу погадать тебе. гадания джонхена — не как у обыкновенных магов из плохо-снятых фильмов. он не использует колдовство, даже его карты торо находятся здесь просто для вида. а ещё потому, что ему нравится как они шелестят.   он заглянет в душу, покопается в сердце, растолкает лейкоциты и выдаст смиренное: — смерть ещё не ушла.  — наконец-то, — ренджун даже заулыбался, но зубы слегка задрожали.  — нет, не от тебя. я говорил не о тебе. и в сердце закололо. наверное это тромбоциты веселятся? или же обида наступает своими мягкими лапами на вены.   — нормальные люди бы обрадовались тому, что не помрут, — джонхен сам не верил в то, что говорил. а ренджун очень хорошо это ощущает.  — чему мне радоваться, если я застану чью-то смерть? если не я, то кто-то другой.  джонхен не поднимает взгляда. он ковыряет пальцы, пытаясь разодрать их до кости.  — пиши в списке новую строчку.  только джонхен знал. только он знал о том, что у ренджуна есть список. это толстая книжка с отсыревшими, желтыми листами, на первой странице которой грациозно выцарапано слово: «ушедшие».  вторую страницу почетно занимают имена.  ким джунмён, ли донхек, бён бекхён, ли тэмин, на джемин, ли джено.  все эти имена были выцарапаны в общей памяти. каждый день было страшно-весело играть со смертью в игру, под названием «кто следующий?».  и все равно было интересно. ведь существует миллионы вариаций ухода. все уходили по-разному.   кто-то самостоятельно, кто-то принужденно. кто-то кричал чье-то имя, а кто-то молился, чтобы его не услышали.  кто-то безумно хотел уйти, но не хотел умирать, а кто-то сильно хотел остаться, но желал смерти.  — что он нагадал? — юта ненадолго отрывается от рук сычена, на которых прямо сейчас рисовал переплетения сколопендр.   — грядущее.  и ренджун не произносит это вслух, ведь страшно же. страшно самому в это поверить. поэтому легче не верить, чем окунуться в это всё.  *** призрачные сплетни.    худые руки болят от вечных солнечных прикосновений, щеки ноют от поцелуев, а синяки на костяшках несвоевременно зудят.  в сердцевине планеты, на самодельном ковре, из которого то и дело лезут куски пряжи, сидят двое несуществующих.  двое из тех, чьи имена гордо красуются в списке ренджуна. голубые волосы блестят на солнце, ослепляя мотыльков и пыль, витающих рядом с разбитой люстрой.  ресницы то и дело подрагивают, а на нос клеится новый пластырь.  — слышал что джонхен вчера ренджуну нагадал? джемин недовольно морщится, фырча что-то невнятное, ведь пластырь с божьими коровками не получается ровно приклеить на нос джено.  — слышал.  — думаешь будет сильно скучать?  нана не отвечает, а джено и не ждёт ответа.  они оба знают, что естественно будет. все будут. именно поэтому сычен каждое утро покупает для них двоих по яблоку, в надежде, что они смогут до них хотя бы дотронутся. а ренджун в тайне от всех не выпускает из рук фотоальбом, на страницах которого запечатлены когда-то существовавшие улыбки.  а джено всегда роняет слезы, когда видит, как печально юно улыбается выцарапанным на стенах дома инициалам.  все знают, кому принадлежат заветные «Н.Д.Л.Д».  — ты хотел бы быть сейчас с ними? — джено в очередной раз нарушает сокровенную тишину, которую нана так отчаянно пытается удержать хотя бы на пару минут.  — быть живым? нет, не хотел бы, — и даже, если джемин больше не видит снов, даже если он больше никогда не заговорит с ютой, даже если он не попрощался с мамой и даже если он не оставил после себя ничего, кроме высокой температуры и разноцветных волос. даже в этих случаях — не хочет. — не хотел бы, ведь я чувствую себя более живым прямо сейчас.  нана всегда был непонятным для джено.  ли всю свою жизнь совершал слишком много странных вещей, а джемин всегда действовал с умом. именно поэтому он так ругался тогда, когда джено ушел следом за ним.  но все крики наны — бесполезны. и он это знает. ведь если бы джено не догнал, то джемин скорее всего сошел бы с ума. умер второй раз, или что-то в этом духе.  а сейчас вязанный ковер плесневеет под ногами двух душ.  они заперты в ожидании и собственной вечности.  *** 12 марта, 2012.  предсказанию первому — быть.  ренджун тогда впервые увидел слезы.  не чужие, а свои.  придя в дом утром, он сразу почувствовал все. тэён больше не плел свои истории из слов, сычен не одаривал юту светящимся взглядом, а юно молча курил чужие сигареты, сидя на столе.  дом затих.  его обитатели боялись, плакали и скучали. но никто не издавал ни звука.  к глазам подступала жалость, к сердцу медленно карабкалась обида, а предсказание наступало на границы реальности.  заоблачно хорошего джонхена больше не существовало.  дом избавился от очередной мешавшейся души. он больше не потревожит его покой своими гаданиями, больше не расскажет печальных историй о зверятах, которые он вычитал где-то в книжках, больше не запишет свой смех на кассеты, а потом не отдаст их ренджуну, со словами: «послушай, если соскучишься по мне!».  в кудрях джонхена больше никогда не запутаются хлебные крошки. он больше не притащит дыню и ложки посреди зимы. он больше не сплетет фенечек для юты.  ким джонхен ушел не попрощавшись.  он оставил детей с обидой на душе и неразгаданной тайной.  теперь он не один из обитателей. теперь он просто один из списка. и если джунмен ушел из-за саркомы, а тэмин выкашлял легкие вместе со своим раком, то джонхен ушел из-за своих до одури обыкновенных, прянично-медовых ладоней.  «ребята, это я!  простите меня, хорошо? я лишь исполнил предсказание.  обещайте не злиться! обещаете?  не волнуйтесь за меня, теперь все хорошо! мне наверное гораздо лучше сейчас, когда вы читаете это.  своим уходом я завещаю вам бессердечную улыбку, мир в сумке, свою коллекцию облепиховых чаёв и бесчеловечную молодость.  я потратил на вас последние годы своей жизни, сделайте так, чтобы это было не напрасно.  не плачь, ренджун. не смейся, юта. улыбайся, сычен. полюби, тэён. прощай, юно.  сейчас мне нужно идти, но мы скоро увидимся!  на столетия ваш... » ким джонхен остался в этом марте.  он станет одним из призраков и будет танцевать вместе с остальными по вечерам, представляя, что все ещё дышит.  *** 6 января, 2010 — 14 апреля, 2012.  рисунки на бледной коже. знакомься, ли тэён... холодный январь приносит в себе бездомных котов, что скулят под дверью. 6 января, 2010. в январе в домике особенно холодно. настолько, что ноги джемина всегда становятся синими, как у мертвецов, переодически подрагивая.  в такие дни юта смиренно и молча несёт на плечах свою участь, беря на себя ответственность топить камин. а юно вечно ворчит что-то себе под нос, не разговаривая ни с кем.  всё идет размерно. из года в год.  но если незнакомец наступит на порог дома одним холодным январем, то жизнь определенно перевернется с ног на голову, делая при этом нелепый кувырок. мальчик на пороге бледный, промокший, а открывшему ему дверь юно кажется, что стоящий перед ним вовсе сейчас испарится.  именно в этот день дом обзавелся новым потенциальным мертвецом, а юно стал джехеном. потому что: «твоё имя звучит слишком не волшебно... нам нужно придумать новое!». и он придумал. теперь он называет его джехеном, а юно ему позволяет. потому что в груди что-то сильно защемило, когда он впервые услышал из этих уст что-то про магию.  и теперь, когда юно входит в гостиную, заставая там распластавшегося на дряхлом ковре, бледного, вампиро-подобного подростка, он больше не удивляется тому, что ли тэён дышит.  «— зачем ты лежишь тут?  — я дышу.» ...,2011.  Но надо жить без самозванства, Так жить, чтобы в конце концов Привлечь к себе любовь пространства, Услышать будущего зов. должно быть тяжко приходится, когда даже в столь странном месте, как этот дом, тебя считают "поехавшим".  и юно это слышит. из раза в раз выслушивает монологи юты о том, что тэён «...странный, отчужденный. он будто не от мира сего».  и молиться всем существующим духам этой планеты, чтобы все это не дошло до бледных, и без того кровоточащих ушей.  а ребра джехена до боли в ключицах сжимают его сердце, обрубая доступ к кислороду, тогда, когда он видит алые пятна акварели, оставленные на общей раковине.  тогда он впервые увидит рисунки тэёна.  он рисует красиво, аккуратно выводя каждую деталь. ведь знает, что его холст будет с ним до конца его дней.  каждый рисунок — на вес золота. или его собственной жизни.  — я хороший, джехен! — ли утопает в собственных всхлипах, пока юно старательно клеит на его пальцы разноцветные пластыри, которые определенно должны спасти от излишней потери алой краски, — джехен, пожалуйста! молю тебя, скажи, что ты знаешь, что я добрый! я хороший! я говорю правду...  тэён дрожит. он захлебывается и тонет, сворачиваясь в придурковатый калачик у ног юно.  его собственные воспоминания смеются над ним, приводя свою злую шутку в реальность.  и юно тоже становится страшно.  страшно, потому что через пару минут ли тэён придет в норму. слезы перестанут течь, уйдёт наливная краснота с лица, а очередная сигарета затлеет, доживая свои последние минуты в дрожащих руках.  и докурив, тэён пойдёт домой, но это страшит ещё пуще.  он всегда самый последний покидает лесное пристанище, беря на себя обязанность выключать ночники. он долго плетется домой, по пути пиная изуродованные временем камни.  а на рассвете, когда ренджун приходит, в надежде, что опередил тэёна — он обреченно печалится. ведь ли — уже здесь.  он уходит позже всех и раньше всех приходит.  и даже в местах, где его ждать "обязаны", его поджидает лишь режущее слух: «где ты слонялся, сученок?».   поэтому он никуда не спешит, а время его не торопит.  и юно кажется, будто прямо сейчас его разорвет от жалость к обиженному судьбою ребенку.  тогда он первый раз поцеловал. юно спросил разрешение, но не получив ответа все равно отставил рубиново-яблочные следы по всему лицу. они светились ярко-красным цветом, который болезненно откликался в сердце.  а тэён ответил, сделав вид, будто соленые капли не полились ещё сильнее.  — ты выглядишь, как звероподобный вампир, ты знал об этом? — чон держит чужое лицо в своих руках, смотря прямо в разливающиеся ручьями глаза.  — эй, звучит как маленькое оскорбление.    — это оно и было, ён.  и это заставляет улыбнуться. и тогда джехен решает, что отныне будет просить тэёна улыбаться каждую секунду его существования.  *** ...,2011. через время юно полюбит.  он больше не будет смотреть с непониманием на юту и сычена, которые могли убивать в друг друге целые дни. теперь он их понимает.  теперь робкие поцелуи в макушку перестали нагонять краску на впалые щеки. теперь они разгоняют по всему телу сотни стай неведомых жучков, которых ласково называли "звездная влюбленность".  отныне тэён не плетется в гордом одиночестве домой, бродя по затуманенным сигаретным дымом улицам.  теперь он остаётся ночевать с джехеном здесь.  но это не значит, что темнота не пугает. не значит, что по ночам не приходят монстры из детских кошмаров. только все не так, как в детстве. сейчас они не пытаются догнать и разорвать глотку, сейчас они рассказывают о собственной никчемности и бесполезности, а тэён узнает в них то ли себя, то ли отголоски своего прошлого в их злопамятном смехе.  ведь каждый раз, когда пятилетний мальчик плелся домой, спотыкаясь об кривые ступени подъезда, над ним смеялись веселые дяди, в поисках своих веселых закладок. но чон юно любит слишком сильно, чтобы видеть все эти отголоски внутри кристально-бледной души.  а пока он продолжает любить, новые узоры рисуются с умноженной на два скоростью.  *** 14 апреля, 2012.  — что ты делаешь?  по ванной гуляет неприятный запах духоты, сырости, прокуренных стен и тишины. тэён сидит спиной к вошедшему юно, облокотившись на близстоящую исцарапанную, разрисованную мантрами тумбу.    — молчишь, да? — юно садиться на корточки недалечко от тэёна, не смея приблизиться к нему ближе, — ты всегда так делаешь. чуть что — замолкаешь.  мертвый сквозняк гуляет по комнате. из света тут еле-еле пробивающийся, через мелкое банное окно, лунный лучик. он светит джехену в глаза, будто пытаясь что-то сказать, предупредить. но юно лишь недовольно отмахивается, игнорируя зудящие переживания.  — хорошо, ённи. юта приготовил ужин из чего-то пресного, лимонного и морского. мы ждём тебя.  джехен встает, опираясь на от чего-то мокрую стену. последний раз окидывает скрытый в темноте силуэт и собирается выйти, предварительно добавив:  — и да, тэён, — глаза сейчас будто бы в очередной раз проиграют в этой игре, показав свою слабость, — не режь свою кожу больше. она и так красива, без всех этих узоров.  четыре часа пройдёт после того момента, как юно оставил ли тэёна в одиночестве.  четыре часа пройдёт до того момента, пока джехен не осознает что за жидкость на стене.  четыре часа. столько потребуется детям, чтобы догадаться включить свет в ванной.  17 лет, 31 день, 4 часа и 14 секунд. столько просуществовал ли тэён.  2 года, 4 часа и 14 секунд. ровно столько ли тэён прожил.  юно не отрывался от него целую ночь. шептал что-то, рассказывал, просил вернуться. но когда даже ренджун сказал, что мантры и просьбы у всевышнего эльфа — бессмысленны, тогда юно в последний раз попросил улыбнуться.  но почему-то холодный, зверо-подобный мешок с болью под сердцем улыбаться не захотел.  напоследок, юно заглянул в кровоточащие слезами глаза напротив, пробормотал сиплое заклинание, которое вознеслось в небо так же тихо, как и чужая, потерянная душа.  а затем замолчал, в попытках услышать чересчур быстрый пульс, который свойственен тэёну.  но даже сердце хранит сокровенную тишину.  — он не умер, просто замолчал до лучших времен, — ренджун обреченно бормочет, трепя юно по не расчесанной макушке.  только тогда, когда тело тэёна заберут, юно осознает, что держит в руках окровавленную бумажку.  кривой почерк вырисовывает на разлинованной бумаге неграмотное:  «для чон юно джехена». ... ***  призрачные сплетни.  переплетения молодости.  — должно быть страшно умирать в юности.  джемин и джено обречены.  их общее проклятие — смотреть на уход своих близких. раз за разом. год за годом.  сейчас, когда ушел тэён и без того нерабочие сердца остановятся во второй раз.  — тебе же не было страшно, — джемин поворачивается лицом, оказываясь на опасной близости с блеклыми зрачками, — ты пошел за мной ни секунды не думая. ты не боялся. и он не боялся...  — он первый, кто сделал это с собой за столь долгое время.  оба знают, что джено имеет ввиду "сделал это после меня". но призраки не говорят о своей смерти, таков уж закон, который они выдумали сами.  — ты не считаешь джонхена...— джемин сам не понимает спрашивает ли он это, или утверждает, но суть слетевшего с губ не меняется, — да, они разные. ты прав.  — джонхен ушел, потому что слишком скучал. а тэён ушел, потому что по нему скучали.  слишком страшно признавать то, что ты кому-то нужен. боязно осознавать, что ты не один. ты герой, если смог принять это. и ты трус, если убежал.  ли тэён осознанно выбрал позорную кличку "сбежавший".  — джонхен счастлив сейчас, — джено говорит это, пристально разглядывая орудие причинения боли, которое принесло тэёну неминуемое, — джонхен не один. он потому и ушел, что знал, что лучше ему будет здесь. отныне он больше не скучает. а тэёну тут будет ещё более страшно. теперь он один, но уже так просто от своей участи не убежит.  — дже, мне его жаль.  — а мне жаль всех нас, нана.  самолетики призрачных фраз полетят в пустоту, оставляя следы своего присутствия на чужой алой краске, распластавшейся по белой плитке.  и если бы кто-то слышал их диалоги, то они определенно стали бы цитатами к какой-нибудь детской книжке. к одной из тех, что так любил ли тэён.  «в юности умирать куда менее страшно, чем в утробе.  скажи спасибо, что успел пожить...» *** 15 апреля, 2012.  на закате этого мира, последнее, что я увижу — будешь ты.  — ты главное не бойся, дурак. мы будем в норме.  юта не понимает как сычен может говорить подобное, держа в руках больничный бланк, на котором злобно выцарапаны последние цифры его вечности.  — три месяца, винко.  — это не так мало! — у винвина есть удивительная способность — улыбаться даже в тех ситуациях, в которых обычные люди захлебывались бы слезами. — за это время можно прожить целую жизнь!  и юта знает, что сычен действительно может. он не из тех, кто будет плакать над собственной смертью. скорее он тот, кто будет танцевать на своей могиле, когда переродится в фантома.  — ты слишком сильно печешься об этом, накамото, — сычен одаривает чужую шею легким касанием руки, которое заставляет мурашки в испуге разбежаться по телу, — времени у нас полно, ещё успеешь от меня устать!  винко в очередной раз отшучивается, пряча свои стыдящиеся глаза в ускользающем закате.  — времени у нас полно, до того момента, пока счет не пойдёт на секунды.  юте кажется это очень эгоистичным, уходить, обретая смиренный покой, оставляя своих близких на растерзание судьбы.  — доживешь до лета?  — нет. диагноз сгрызет меня раньше, — сычен опять по-детски улыбается. настолько наивно, что юте кажется, будто винко не до конца понимает что означает слово "саркома", —  я даже разлюбить тебя не успею.  юта не отвечает. он знает, что сычен не успеет.  накамото решает не показывать своей собственной слабости, хотя прекрасно знает, что сегодня ему предстоят самые тяжелые слезы в его жизни.  «пока, сычен», — просто подумал он.  он знает своего винко слишком хорошо. знает, что тот не станет ждать, пока саркома сама придет за ним. он сделает все сам.  и юта слишком этого переливающегося на солнце мальчика, чтобы останавливать его.  поэтому попрощаться тоже не выходит.  — винко, не скучай. мы скоро увидимся.  лицо сычена блестит от маленьких капель, катящихся из глаз, а улыбка расплывается по тонким щекам.  накамото юта наполнен сожалениями и горечью. а дун сычен наполнен раковыми клетками, своим последним в жизни чизкейком, ежевикой и первой за все свои девятнадцать лет сигаретой.  закатное солнце немного обжигает кожу в тех местах, где катились слезы.  юта ушел час назад, а может и меньше, но дун сычен уже скучает.  *** «люди замечают краски дня только при его рождении и угасании...» день проклят собственным рождением. и винвин решает осчастливить его, уйти вместе с ним.  солнце ускользает куда-то в неведомые края, о которых наверняка известно только феям и пришельцам. а нога дун сычена соскальзывает.  и возможно он бы передумал, но закат не хотел отпускать его.  «раз уж пообещал уйти со мной — уходи».  *** 29 апреля, 2012.  так легко потерять себя, да, юта? от дома не остаётся ничего. три души, — все, что у него осталось.  юно всё чаще ругается с ютой, ренджун все больше молчит, а призраки, сидящие по углам все реже улыбаются.  — мудак, зацикленный на самом себе! — юно орет это невнятно, задыхаясь в собственной злости и слезах.  ренджун сильно устал пополнять свой список. он чувствует себя самой смертью, которая заносит в свои каталоги новых обреченных.  и ренджун был бы счастлив знать, что у стоящих перед ним есть будущее.  и он определенно был бы счастливее, если бы оно было.  —...так легко потерять себя, да, юта?  а дальше ренджун кажется начинает осуждающе пререкаться с юно, но юта уже не слышит. он бежит куда-то. просто не выдерживает, пытаясь убежать.  а про себя тихо подумает «сычен тоже пытался убежать, не более» и улыбнется собственным мыслям.  *** озерцо недалеко от домика совсем не прогрето. апрель выдался холодным, злым и беспощадным.  юта разувается, отставляя розово-кровавые кеды в сторону (они сыченовские. жалко будет).  он заходит в воду по колено, когда чувствует, что пальцы утопают в мертвом холоде, а пятки щекочут утопленники.  когда вода наполняет лёгкие, то он не чувствует холода.  только то, как кто-то незримый обнимает со спины, шепча на ухо самые грустные бредни.  в свои последние минуты накамото злится. он утянул себя на дно собственной слабостью. его даже никто не проводил, а он ни с кем не попрощался.  печальный шепот звезд и грустный шелест листьев — последнее, что услышал накамото.  проклятие это было их общим, и, проклиная дун сычена — юта проклял сам себя, отравляя до костного мозга. и отраву эту не убрал бы даже позорный шаг в леденящую воду, но идти назад было слишком поздно, как и сдаваться.  природа могла бы сжалиться и подарить напоследок немного тепла, но юта чувствует лишь колкий холод, пробитое сердце и воду в легких.  *** 31 мая, 2012.  сладких сновидений.  — пока, юно, — ренджун последний раз заглядывает в глаза, полные отвращения и ненависти, — я не прощаюсь. мы ещё обязательно встретимся.  джехен молча уйдёт, забрав с собой тысячи воспоминаний, миллионы обид и пару сотен секретов.  теперь ренджун остался в полном одиночестве.  у него коллекция разбитых судеб, поломавшихся сердец, смертей и завещаний.  каждый из списка оставлял свое послание. сухо в своем письме обращался к бэкхену, прося его быть храбрым. ли донхек, которого ренджун уже почти не помнит, обращался к мальчику, которого никто из когда-то присутствующих в доме не знал. тэмин просил принятия и прощения. его не приняли, когда он был здесь, но теперь, когда он ушел, он должен быть благословлен. ренджуну хочется в это верить.  он копошится в этих бумагах ещё долгое время, пока не натыкается на скомканную, неестественно надорванную, окровавленную записку. ренджун сразу же понимает, кому конкретно она принадлежит.  «милый, джехен.   мне бесконечно жаль, что мне только семнадцать, а я уже пишу свое завещание.  и у меня не так много вещей, которые я могу бы отдать и не так много людей, которым они были бы нужны. если подумать, то это только ты.  именно поэтому я завещаю тебе свою футболку с "My Chemical Romance", свои порезы, свое счастье и пару штук своих мечт.  чон юно, спасибо за единственные два года жизни в моем никчёмно-холодном существовании.  обещай, что ещё полюбишь. береги себя. обними от меня рена, японского мудака, винко и поцелуй сам себя.  с сожалением, твой тэён.» юно не забрал её. он её даже не прочел.  а ренджуну теперь кажется, будто он подглядел за чужой откровенностью.  становится стыдно, а щеки наливаются ненатуральным серым цветом.  поэтому он разжигает костер, сжигая все письма.  все, до единого.  в тлеющем пепле кричат и молят о помощи тысячи слов, когда-то принадлежащих больным детям.  — завтра лето, — ренджун обращается ко всем фантомам этого места, которые прямо сейчас пристально наблюдают за ним, — ты не дожил сычен. никто из вас не дожил. вас сожрали заживо, а вы сдались голодной судьбе слишком просто.  «тёмная госпожа смерть, спаси и сохрани душу того, кому приказано погибнуть от лапы врага в руках милого друга.» — сладких сновидений, — ренджун говорит им "пока" в последний раз.  ***  1 июня, 2016. все ещё смеются.  — привет, ребята, — ренджун опять вернулся сюда. он вот-вот проклянет все на свете, но он снова здесь, — я скучал по вам.  рендужн садится на пыльный, разлагающийся под дулом времени ковер.  здесь все ещё пахнет сигаретами тэёна, грубым парфюмом юты и кардамоном.  — нана, особенно по тебе, — он расплывается в мягкой улыбке, пытаясь не заплакать в первые за четыре года, — это так смешно, нана! я все вспоминаю, как вы с джено спорили о том, кто сдастся первым. джено все твердил про ёна, а ты говорил, что винко. но так странно, ведь вы оба ошиблись. сдался первым я. они хотели остаться до последнего, но ушли. а я так сильно хочу уйти, но все равно остаюсь.  слезы все-таки предательски покатятся из глаз, а призраки окружившие со всех сторон будут внимательно карабкаться в суть каждого сказанного ренджуном слова.  — юно счастлив. он ведь полюбил. он ведь забыл все это, представляете? — ренджун ощущает холод, пробивающийся внутрь ребер, — слышал бы меня тэён... он был бы рад, но мне так горько. ренджун всегда знал чем все это закончится. «видишь будущее, рен?» — тэён всегда спрашивал с серьезностью и надеждой в голосе, а ренджун не видит никакого будущего. он любил наблюдать, прислушиваться и сохранять под сердцем. именно поэтому у сычена не могло быть другого конца, поэтому тэён не смог бы остановиться, именно поэтому юта не вынес бы и года без сычена.  — я чувствую, как вы все злитесь из-за того, что я пришел. но не волнуйтесь, вы видите меня в последний раз.  он встает, оставляя старые фотографии, бумаги и людей гнить в одиночестве.  а на душе теперь слишком легко. оттого хочется плакать.  но слеза так и не потечет.  ренджун смиренно улыбнется. потому что в нем не осталось ни капли былой магии, он иссяк и погас.  зато в уже несуществующих розовых щеках, пустых глазах, пластырях на носу, голубых и красных волосах осталось все то колдовство, что когда-то принадлежало ренджуну.  душе тепло, ведь их мальчишеские голоса никогда не поменяются, веснушки на кончиках носа и плечах не пропадут, а старые друзья не забудутся. они остались вместе навсегда, заключенные в оковы собственных судеб.  дверь дома захлопнется за ренджуном, а он так и не услышит призрачно-сиплое:  «пожалуйста, больше никогда не возвращайся.»