Некролог

      В «Ежедневном пророке» я читал только курс галлеона к маггловскому фунту.       Я даже не запоминал, какой месяц на дворе — я жил от срока сдачи до срока сдачи.       У Джеймса был целый ежедневник с таблицей, в которой он помечал лекции по разным предметам разноцветными маркерами. Каждый месяц он чертил расписание на неделю. Он и мне советовал — а у меня кружилась голова просто от количества маркеров. Джеймсу даже хватало сил дожидаться, чтобы высохли чернила, перед тем, как он подчёркивал термины в конспекте.       Я бы так не смог. Ещё на первом курсе профессор Магических патологий поставил мне «отлично», но предупредил, что если я буду ещё писать контрольные таким мелким почерком, он будет снимать за это баллы.       — Какой самый простой способ оценки состояния сердечно-сосудистой системы кентавра?       — Кентавров допускают в государственные лечебницы? — пробормотал я себе под нос. Профессор остановил взгляд на мне:       — Мистер Блейк? Вы что-то говорили?       — А-а э… Самый простой способ сердечно-сосудистой, да?       — Я вас слушаю, мистер Блейк.       — Оц… Ценить цвет слизистых ротовой полости и скорость наполнения капилляров на конъюктиве глаз.       — И каким должен быть цвет слизистых оболочек ротовой полости здорового кентавра?       — Бле… Дно-розовый до розового. При патологиях бывают синеватые, желтоватые, бледно-серые, красные.       — Каким способом определяется скорость наполнения капилляров?       — Надавливанием пальцем на слизистую десны в течении двух-трёх секунд. В нормальном состоянии цвет десны после нажатия должен восстановиться за одну-две секунды.       Профессор кивнул; я обмяк на парту и проморгался. Я уже забыл, что сказал. Только двумя днями ранее я писал доклад о систематическом недостатке полноценного ночного отдыха…       Я увидел объявление о дополнительном курсе анатомии гоблинов и записался — устало вздохнув, но не раздумывая.       Его проводили какие-то добровольцы от организации по защите прав гоблинов. Уже слово «добровольцы» мне подсказало, что меня ждут измождённые зевки и составленная на дерьме и палках структура курса, но я сам зевал не меньше инструкторов — а литературу они рекомендовали дельную. Не отправляли покупать учебники, как многие профессора Училища Колдомедицины Ноттингема, а советовали библиотеки. Они даже выдавали сертификат — по престижности не особо превосходящий грамоту за участие в благотворительной ярмарке для какого-то неизлечимо проклятого ребёнка. Я, однако, был грязнокровкой без галлеона за душой — я жадно пожирал любую возможность это превзойти.       Да с наличием у меня души я бы поспорил.       В день, когда моя душа решила о себе напомнить, мне и вовсе расхотелось её иметь. Мало её имели, что ли?       В «Ежедневном пророке» я читал только курс галлеона к маггловскому фунту. Я даже не собирался листать газету. Мне надо было через десять минут выходить и переться к пятому учебному корпусу на курс по анатомии гоблинов. Я просто не мог найти этот самый чёртов курс галлеона — недостаток полноценного ночного отдыха, что тут скажешь.       Я не хотел верить, когда мне в глаза ударил один из пунктов в содержании газеты.       Я перечитал этот пункт несколько раз. Я не хотел в него верить. Я не хотел. Я читал его снова и снова: так чешут рану, так снова и снова заглядывают в зеркало и открывают рот, чтобы рассмотреть свой зуб, как будто на десятый раз там не окажется чёрной точки кариеса.       «Всё магическое сообщество одновременно скорбит и поздравляет» — это стало крючком, который, вонзившись в одну из извилин мозга, выволок меня из ступора. Одновременно скорбит и поздравляет.       Это заставило меня вспомнить, что я ненавижу макияж.       У меня на каждом году обучения в Хогвартсе было глупое желание сказать профессору Камилле де Блан, что ей и со смазанной тушью хорошо, что она не должна отшучиваться о своём заспанном виде. Что она вообще не должна отшучиваться.       Мне было больно смотреть, как она отшучивается.       Я ведь придумывал всё, правда? Я только придумывал. Что я мог знать об окружающих меня людях, кроме фактов их анатомии? Какие я мог сделать выводы из того, что профессор де Блан, получив от меня на третьем курсе подарок — статуэтку лисы с маггловской барахолки… Я был глупым мальчишкой, который просто не удержался, просто хотел кого-то порадовать и которому, очевидно, некуда было девать карманные деньги, потому что он потратил на эту статуэтку цену хорошего средства для мытья посуды. Я просто хотел порадовать её — а то, что подарок её удивил и то, что её давно никто так не радовал, я явно надумал.       Статуэтка стояла в её кабинете рядом с чучелом лисы. Все оставшиеся четыре года, которые я учился в Хогвартсе.       Мне было стыдно на неё смотреть. Взгляд был бы глупым напоминанием. Глупым способом ребёнка навязаться учителю.       Один раз я убирал в её кабинете. Профессор де Блан посмотрела, как я, забравшись на стул, подпрыгиваю, чтобы вопреки своему низкому росту вытереть пыль на шкафу. Слово за слово — я так много говорил в её присутствии, так стыдно — она узнала, что я убирал и в других кабинетах, добровольно и добросовестно.       — Нил, нах… — она сложила ладони на переносице и прикрыла глаза. Глухо рассмеялась. Смех был неискренним — я понял это вопреки её улыбке, потому что он не помешал ей договорить. — Нил, зачем так делать? У себя дома надо так убирать. Школа — не дом, не слушай директора. Школа — это школа.       Мне было так стыдно.       Она хвалила меня. «Замечательно», говорила она. «Единственный со всех факультетов, кто приносит всё заранее». Так она обо мне говорила.       Она умерла сразу после того, как родила — больше я ничего не запомнил.       Времени было мало, надо было выходить.       Я таращился и таращился на слова. Я не сразу понял, откуда на щеках влага — осознал, что плачу, только когда вместо вдоха шмыгнул носом. Я же думал, я разучился плакать. Я не плакал по меньшей мере с одиннадцати лет. На первом курсе Хогвартса слёзы выделяли интересных жертв. Я хотел быть скучным.       Я сидел и таращился на слова, смаргивая время от времени пелену слёз, чтобы продолжать таращиться. Как будто моим взглядом я мог…       Курсовую того года я писал о послеродовых осложнениях.       Я до сих пор знаю наизусть их перечень. Все способы их профилактики и лечения.