Мое последнее желание

      Я не называю свое криминальное прошлое ошибкой. Ошибка - это то, что совершаешь всего раз, затем учишься на этом и исправляешь. А моя жизнь была… чередой ошибок, за каждую из которых мне пришлось платить.       Дружбой.       Семьей.       Любовью. Тобой.       Мое прошлое… Знаешь, я был бы рад сказать, что всему, что я делал найдется объяснение - не оправдание, ни в коем случае - но… к сожалению, у меня ничего из этого нет. Все мои поступки обуславливались чистым эгоизмом.       Я продолжаю поступать как эгоист даже сейчас - все еще пишу это тебе, а не Ханне и Лили, которые найдут мое письмо. Но я ничего не могу с собой поделать. Возможно, скоро я расскажу тебе обо всем лично. А возможно нет. Не могу быть уверен.       Поиски Ханны и моя погоня от ФБР закончили в один день. Да. Они меня прижали. Облава не спасла. Все оттенки страха, что я испытал за последние несколько часов - за Ханну, за тебя, да и за себя тоже - смешались в одно грубое полупрозрачное пятно, стали моим фильтром, из-за которого я видел весь мир в черном цвете. Но сестра спасена, ты в безопасности - очень далеко от Дасквуда - а значит, остался только я.       Они меня не убили, как несложно догадаться, хотя грозный вид их оружия вселял уверенность в обратном. Не могу сказать, вырубили они меня или нет - скорее всего нет, просто это я не помню, как оказался в комнате, которую они называли офисом - но после разговаривал со мной всего двое, хотя один из них стоял скорее как украшение.       - Парень ты быстрый. Четыре года тебя ловим и все безуспешно. В какой-то степени мне это даже нравится. Но ты только не обольщайся, ясно?       - В общем, перед тобой выбор. Либо ты сдаешься и отправляешься за решетку, либо работаешь на нас.       Из соображений безопасности я не буду распинаться на этом моменте - Ханна и Лили все еще могут оказаться под угрозой. Скажу лишь, что я согласился сразу же как понял, что есть выход. Такая узкая тропа, в которой есть место свободе. А что самое главное, в ней было место тебе.       Я давно не чувствовал такой эйфории от предвкушения чего-то хорошего. Я смотрел на твой аватар - золотистая кожа, русые волосы, блестящие на солнце, улыбка, все отпечаталось во мне - и повторял, что мы скоро увидимся, как будто ты могла меня слышать.       Только вот кому бы из твоих друзей я не писал - Джессике, Клео, даже Дэну - никто не знал, где ты. Ты просто пропала, говорили они, и меня так взбесило, что всем было абсолютно плевать на это. Как будто ты снова стала для них чужим человеком.       Я хотел сделать сюрприз - вычислил тебя по IP. В тот день - это было около полудня - карта показывала, что ты в больнице и около нескольких часов я ждал, когда ты пойдешь домой. Вдруг ты кого-то навещаешь?       Но время приблизилось к вечеру, а ты все еще не выходила. Я перепроверял данные по нескольку раз, потому что очевидно моя система сильно тормозила. Конечно, я мог тебе написать - и наверно это было бы самым логичным решением - но мне казалось, это очередная полумера. Впервые захотелось удариться в крайности. Увидеть тебя вживую, а не на аватаре.       Так я бродил по коридорам, не особо вчитываясь в плакаты на стенах, и даже не зная, как именно найти тебя в белом лабиринте. Женщина на ресепшене спрашивала, к кому я, но я не мог назвать твое имя - ты же не больная, верно?       Когда мы столкнулись - буквально столкнулись - ты выронила какие-то бумаги. Я тебя не сразу узнал - ты очень сильно похудела, щеки у тебя впали, а волосы стали намного короче и даже бледнее - но теперь что-то не так скорее всего было со мной. С моими глазами, которые все еще не отключили тот мертвенный фильтр.       - Наконец-то я тебя нашел, - весело сказал я, потому что все еще не мог сложить два и два.       - При… вет. Мы знакомы?       Ты смотрела на меня таким ясным взглядом - только синяки под глазами все портили - что я не сразу услышал вопрос, а когда понял, о чем ты, чуть ли не стукнул себя по лбу. Ну конечно.       Пока я рассказывал - впрочем, что там рассказывать? Привет, я Джейк? - ты вела меня за собой в палату, хотя мне казалось, что еще чуть-чуть и мы вовсе выйдем из больницы. Под конец я так опьянел от своих же слов, что не удержался и прислонил лоб к твоему.       - Теперь все будет хорошо. Теперь можно не бояться.       А когда я тебя отпустил ты поджала губы, а потом скромно улыбнулась.       - А ты работаешь здесь? - выпалил я, потому что ни о чем другом я подумать не мог. Наверно, мои потуги выглядели смешно.       - Джейк, я... Ладно, в общем... Я здесь лечусь. Ну, как лечусь. Мне уже особо ничего не помогает, так что...       С секунду я стоял, не зная, что ответить. Как помягче сказать, что я раскусил твою шутку? А потом я рассмеялся - натянуто так, потому что ничего другого не придумал.       - Ты больше так не говори, ладно?       Меня все ещё корежило от исчезновения Ханны и хоть теперь она была в безопасности, я ещё долго "принимал" этот факт.       - Джейк, я не шучу, - даже если ты и пыталась нацепить "серьезное" лицо, меня оно не убедило, - Меланома. Узловая, - добавила ты, наверно пытаясь меня добить. Не знаю.       Понятия не имею, сколько я так стоял. Хотя тогда мне казалось, что я и не стоял вовсе - почву выбили из-под ног.       - Почему ты... - я чувствовал себя глупым школьником, которому тщательно разжевали тему, а он все равно ничего не понял, хотя на деле ему не объяснили ровным счетом ничего, - Почему ты не говорила...       - А что бы это изменило?       А ты еще посмотрела на меня так… обреченно. Так, что я дышать не мог. С самого того дня, как я узнал о твоей болезни, мне больше не хватало кислорода, я всегда хотел больше. Чтобы и тебе хватило.       - Как давно?...       Не знаю, сколько тебя об этом уже спрашивали, но стоило мне лишь заикнуться, как ты начала говорить как по заготовленному шаблону - как автоматический календарь, меняющий дату каждый день.       - За десять месяцев до нашего знакомства. А если тебе интересно, сколько осталось…       Но мне не было интересно. Мне было страшно слышать дату - месяц, год, неважно - как далеко она бы не находилась от нас. Поэтому я лишь сухо покачал головой. Если мое бегство длиной в четыре года казалось минутой, сколько секунд мы проживем вместе?       - Я сейчас собираюсь домой. Впервые за этот год, представляешь? Хочешь… хочешь со мной?       И все, что я мог - это лишь слабо кивать, настолько сухо и жалко, что это даже и на кивок не было похоже.       Моя жизнь никогда не была спокойной - с самого детства я кочевал из одной съемной квартиры в другую, потому что у матери вечно не хватало денег; есть ли смысл говорить о четырехлетней погоне от властей? - но в ней были просветы. В ней были хорошие моменты. А я не ценил ничего из этого.       Я не хочу скидывать груз ответственности за свои решения на кого-то другого, поверь, в моей жизни было достаточно людей, в той или иной степени определивших меня нынешнего. И вроде как существенных изменений не возникало, но затем краски сгущались все сильнее, плотнее и вот уже единственный светлый кусочек во мне, просачивающийся сквозь черную ткань одежды - это моя кожа.       В первый раз у меня ничего не получилось - если тогда это и был знак, что еще не поздно остановиться, я его успешно пропустил. Но самое страшное заключалось в том, что мне понравился процесс - он затягивал меня все сильнее, пока нить, связывающая меня с настоящим, нормальным миром, наконец не оборвалась.       Я ввязывался в сомнительные компании по интернету, соглашался на каждую аферу, что мне предлагали, лишь бы заработать денег, но своими поступками лишь влезал в новые долги. Я уже не был человеком. В погоне за деньгами я стал наркоманом - мне все казалось, что это просто моя компенсация за годы нищеты с матерью. В моих поступках не было ни логики, ни человечности. Одно лишь животное желание.       Чтобы отделаться от долгов, я крал деньги у всех подряд. Взламывал счета. Это превратилось в своего рода привычку. Я старался не смотреть на имена этих людей или их возраст - старался сделать их безликими тенями, хотя, конечно, некоторые запоминались.       К моменту, когда Ханна пропала, я стал чистым наполовину - все еще гонимый правительством, но уже никому ничего не должным. Наверное, мой побег от ФБР стал своего рода чистилищем. Если уж я поверил в реинкарнацию, почему бы не поверить и в это?       Когда ты появилась в расследовании Ханны, я считал тебя очередной мишенью. Загадкой, к которой нужно найти и подход, и применение. Только все почему-то произошло по-другому. Это ты разгадала меня. Настоящего меня. Ты впервые подарила мне что-то. Надежду на счастье. Ты отдала мне ее, не ожидая что я дам тебе что-то взамен. Даже в детстве подарки нужно было отрабатывать. Заслуживать.       И вот твои слова как камни сбивают окрыленного меня на землю.       Вся первая неделя осела на меня туманом. Ты рассказывала что-то о своих родителях - о том как они погибли - об учебе на педагогическом и многих других вещах.       Ты оправдывалась за то, какими жидкими стали твои волосы ("- Раньше они были гуще"), за шершавую кожу, а я все пытался отогнать эту противную старуху, что присосалась к тебе и не планировала уходить. А потом ты наверно поняла, что я, вопреки твоим ожиданиям, уходить тоже не планирую.       - Ну, оно вообще как было, - ты стояла у раковины, заваривала нам чай, - На первой стадии рак вылечить можно, но я слишком поздно спохватилась. Я чувствовала, что что-то не так - я быстро уставала, голова часто кружилась, еще и похудела вдобавок, но, - ты пожала плечами, - не знаю, я думала, это из-за большой нагрузки в универе. Я же еще и работала. Официанткой в кафе. Короче, обнаружили поздно, пошли метастазы. Врачи мне столько непонятных слов объясняли, а я все равно ничего не понимала. Ха.       - А что было дальше?       Я просто не мог представить, чтобы ты сдалась без боя. Да ты и не могла.       - Ну, метастазы пошли далеко, одной операцией я бы не отделалась. Прошла химиотерапию, только толку от этого… Короче, ты понял.       Чем больше ты рассказывала, тем сильнее у меня немели руки.       - А… другие способы? Это же не все, правильно? Они тоже не помогли?       - Конечно есть другие. Не то чтобы не помогли, я просто их не пробовала.       И ты сказала это так спокойно, что я выронил ложку. Рядом с моей чашкой расплескалась пара капель.       - Эти штуки жутко дорогие, - ты приправила эти слова улыбкой, но когда я не ответил тебе тем же, лишь вздохнула. - Я копила деньги. Правда копила. Занимала много у знакомых, конечно, ну, они не сильно возражали. А потом…       - Что случилось?       - Их украли. Не, не друзей, деньги. Мошенники. Или как их там называют? Аферисты, хакеры? - я вздрогнул, - Мне так обидно стало, я же знала, что ни на какие сайты не заходила, да у меня на это даже времени не было. А еще перед другими неловко было.       Меня как будто ударили под дых. В носу так отвратительно защипало, а глаза резануло осколком стекла.       - Ну, что уж теперь скажешь? Я с этим не то чтобы смирилась… Просто что я теперь могу? Друзья говорят, возвращать ничего не надо. Хотя знаешь, мне кажется, со стороны это выглядит так подозрительно. Деньги заняла, а в итоге…       - Сколько? - только и мог спросить я.       - Не бери в голову. Теперь это не имеет значения.       - Сколько?       Теперь головой качала ты.       Мои опасения подтвердились в тот же день, в тот самый момент, когда я пересмотрел транзакции - за последний год их накопилось много. Я вообще-то не должен был этот список хранить, но так уж вышло, что времени от него избавиться не было.       Этого не могло быть, и в то же время не могло быть иначе. Я же не монстр. Не монстр, верно? Но сколько бы раз я не закрывал глаза и не открывал снова, на экране моего ноутбука буквы складывались в твое имя, а цифры в сумму, на которую я тебя обокрал.       Думаю, весь ужас того, что я натворил, обрушился на меня лишь когда ты подняла голову и я увидел в твоих глазах слезы. Мне так хотелось кричать. Если бы от моего крика все могло вернуться назад, я бы кричал до исступления.       На деле я не мог и пальцем пошевелить. Я все ждал, когда ты вдруг подскочишь с кровати и начнешь кричать на меня. Бить. Выгонять из квартиры. Все что угодно. Я был готов.       А ты решила наказать меня по-другому. Ты просто молчала. Даже не смотрела на меня - твоего взгляда удостоилась дверь. В какой-то момент я подумал, что, быть может, это и есть знак, что ты больше не хочешь меня видеть. Но я ошибся, потому что твои глаза вдруг вернулись ко мне.       - Это... - твой голос стал хриплым, поэтому тебе пришлось прокашляться, - Из-за этого мой номер…?       - Нет.       Нет. Конечно нет. Я и сейчас продолжаю писать “нет”, хотя это уже не убедит тебя еще сильнее.       Я должен был сказать ещё что-то. Это случилось до того, как мы познакомились. Это случилось до того, как я узнал тебя. Это случилось до того, как я тебя полюбил.       На следующий день я снова пришел к тебе. И на следующий. И так еще одна неделя пролетела впустую.       Мы молчали. Пили чай. Смотрели друг на друга. И все молча. Я хотел раствориться в этой тишине - быть с тобой так, чтобы ты этого не замечала. Я не понимал, почему ты вообще меня впускаешь - вряд ли ты настолько отчаялась от одиночества - но каждый раз мысленно благодарил тебя за открытую дверь.       И все-таки однажды, когда я раскладывал овощи по отсекам в твой холодильник - одна из тех немногих обязанностей, которые я взял на себя, - ты сказала:       - Слушай, я… Я конечно не против, чтобы ты приходил, но… если ты чувствуешь передо мной вину или что-то типа этого, то знай, что я на тебя не злюсь. У меня на это просто сил нет.       - Я прихожу не из-за этого. Не только.       Ты вопросительно посмотрела на меня, мол, в чем тогда дело?       - Показания Алану я…       Я тебе это уже говорил, но если бы ты попросила, я бы повторил и тысячу раз.       - Я люблю тебя.       - О. Ну, тогда... Сочувствую?       - Если ты не хочешь меня видеть, только скажи, я больше...       А ты так мягко прильнула ко мне.       - Я хочу тебя видеть, просто... Ты же понимаешь что это в конечном итоге бесполезно?       - Почему?       Я действительно искренне этого не понимал. Мне наоборот казалось бессмысленным потратить наше время напрасно.       Секунды шли, ты не отвечала.       - Тебе страшно?       - Не знаю.       Ты все еще позволяла мне быть рядом с собой. Я все еще мог гладить и целовать твои руки и щеки. И я по-прежнему мог слышать твой голос. Бывали моменты, когда ты и сама порывалась и дрожащими пальцами гладила мои волосы. Ты давала мне аванс.       Я до сих пор хочу верить в то, что ты действительно этого хотела.       Я долго уговаривал тебя попробовать что-то еще.       - Я найду деньги. Сколько угодно найду.       - И где? Опять грабить будешь?       Справедливо с твоей стороны. Не буду скрывать, я пытался к этому вернуться, только каждый раз, вспоминая твое лицо, сразу же прекращал. Тебе бы это не понравилось. А может, ты просто успела слишком хорошо меня изучить.       Так или иначе, в конце концов ты согласилась. Врач - новый врач в новой клинике - долго сетовал на то, как в твоем случае бесполезна химиотерапия. И… это вселяло в меня надежду. Раз это бесполезно, он подберет что-то действенное, так?       Тебе назначили препараты. Помню, как заучивал их наизусть в то время, даже те, которые тебе не давали. Я и сейчас могу проговорить их скороговоркой - Опдиво, Кейтруда, Ервой…       Каждые три недели тебе вводили два из них, ты сидела с капельницей по полчаса. Ты задирала голову, закрывала глаза, но не засыпала. Иногда показывала мне язык. Думаю, только тогда я наконец понял, что такое собственное бессилие - быть наблюдателем в твоей войне.       Из-за лекарств ты меньше ела и больше кашляла, но больше всего меня пугала сыпь на твоей коже.       - Побочки. Скоро пройдет.       Но оно не проходило.       Ты стала такой хрупкой - твои щеки и живот стали впалыми, ребра торчали словно их кто-то неправильно приклеил. Мне хотелось собрать тебя в охапку и унести отсюда - тогда во мне билась абсолютно нелогичная мысль: тебе становится хуже именно в стенах больницы; когда мы вернёмся домой, тебе станет легче.       После капельниц ты много спала. Врачи говорили, это нормально, но я иной раз действительно пугался.       - Как ты?       - Устаю. Больше чем раньше.       Новый тест. Регулярный тест с анализами и осмотрами. Пока я ждал очередного “продолжаем лечение”, ты уснула на моем плече. Как котенок. Я боялся даже дышать. Мои пальцы дрожали не меньше твоих. Стены клиники пропитались тобой, хотя, может это ты вобрала в себя запах медикаментов? А потом в палату с громким стуком вошел врач, ты тут же встрепенулась, и теперь напоминала только что вылупившегося птенца.       Я боялся смотреть в твои глаза, когда нам сказали, что у тебя началась непереносимость. Эти препараты, красивые названия… не работали.       - Так, ладно, - сказал я уже дома. - Ладно. Мы попробуем что-нибудь еще.       - Я не хочу пробовать.       В твоих глазах не было разочарования. И слез тоже не было. Наверно, потому что я забрал все себе.       - Ты расстроена, я понимаю, но…       - Я не расстроена, - ты вздохнула, - Джейк. Они никогда не говорят излечиться. Они всегда говорят выжить. Я не хочу выживать.       Смирился ли я с твоим решением? Нет. До сих пор.       Ты как-то сказала:       - Если бы разрешили, я бы попросила эвтаназию.       Не знаю, порадовало бы тебя это или нет, но твой отказ от лечения и был добровольной смертью. Медленной добровольной смертью.       Врачи дали тебе полгода. Знаешь, честно говоря я ждал, что за это время мы исколесим весь мир, что я покажу тебе столько удивительных мест, какие только могли выдать мне карты. Мне казалось, ты этого хочешь. Но каждый раз, когда я предлагал что-то новое, ты лишь качала головой.       - Слушай, - во время одного из таких разговоров ты захлопнула книгу, - Я - почти инвалид. Я не буду ездить на край света, осуществлять “вишлист” и пытаться радоваться жизни. У меня нет сил идти, нет сил что-либо делать. Даже говорить у меня тоже нет сил.       Ты несколько раз вздохнула.       - Тебе необязательно со мной возиться. Со мной будет скучно. Ну и может еще мерзко, потому что меня постоянно рвет.       Но я никогда не чувствовал с тобой скуки.       - Нет, правда. Я буду гнить на диване как овощ.       В голове появилась картинка: я встаю с кресла, оставляю ключи на тумбочке и ухожу. И меня тошнит от этой картинки, поэтому я закрываю глаза, чтобы ее не видеть.       А когда открываю - снова ты. И только ты.       Когда телевизор звучал слишком громко, когда я снова пытался “растормошить” тебя, ты лишь прикладывала палец к губам и говорила:       - Чш… Послушай, как тихо. Хорошо.       С тобой я научился любить тишину. Наслаждаться ею.       Сейчас весь мир затихает только для того, чтобы я мог почувствовать тебя. Просто почувствовать, что ты здесь. Что ты есть. Всегда была. И всегда будешь.       Я до сих пор помню бугорок на твоём указательном пальце - ты рассказывала как порезалась - фиолетовые тапочки, к шарканью которых я всегда прислушивался с особой внимательностью. Помню светлую прядку в твоих темных волосах - и твои шутки о том, что ты начала седеть в двадцать один.       Многие наши дни действительно проходили однообразно. Редкие дневные прогулки - далеко не ходили, потому что тебе становилось плохо, чаще - стояли на балконе по вечерам. Твое тихое, размеренное дыхание заглушало все мои мысли. Успокаивало их.       Я читал тебе книжки - у тебя их много стояло на полках ("- Мне нравится твой голос").       Я читал, а ты засыпала, - толстый том почти на тысячу страниц. Только ты так и не услышала концовку.       Один из немногих разговоров, что произошел между нами, начала ты. Ты всегда начинала их первой - что во время расследования, что тогда.       - Вообще-то я тебя тоже люблю. Просто это все еще странно. И ещё я не думала, что для тебя это станет чем-то серьезным.       Не знаю, насколько серьезным было обнимать тебя крепче вместо тысячи слов, что крутились у меня на языке, пока ты продолжала.       - Я на самом деле всю жизнь такой трусихой была. Всегда боялась чего-то, хотела жить в тени. Все ждала этого потом. А потом все не наступало. Хотя… Нет. Потом появилась Ханна. И ты. А перед смертью... Хотелось сделать что-то великое. Я даже флиртовать с тобой начала, потому что подумала, ну а что теперь терять? Какая разница? Мне становилось так смешно, когда ты отвечал. Мне всегда казалось, что ты тоже надо мной подшучиваешь.       Если ты называла себя трусихой, каким слабаком был я?       Ты задрала кончик носа, скосила к нему глаза и выглядело это до того нелепо и обыденно, что на секунду мне показалось, что все хорошо.       Потом я повторил за тобой. Ты умирала медленно, а я знал, что умру быстро. Знал, что в один день нас обоих не станет.       Я ни разу не целовал тебя, но однажды мы соприкоснулись кончиками носов - если я не ошибаюсь, это называется эскимосский поцелуй.       - Я бы сказала, что ты - первый, кому я его показала, но мне кроме тебя его показывать и некому, - сказала ты, когда оттянула оттянула горловину футболки. Я увидел шрам на твоем плече и даже смог прикоснуться к нему.       - Скажи, ты...       - М?       - То что ты участвовала в расследовании... Оно как-то повлияло на твое состояние?       Твое молчание говорило о многом - и к сожалению не об исцеляющей силе дружбы и любви.       - Я стала дерганной. Ждала новых сообщений. Боялась. И за тебя и за Ричи. Я за все расследование кричала чаще чем за весь год. Ну, нервные клетки уже не восстановятся… Но ты не парься. Больше чем курение мне эти “переживания” вряд ли навредили.       За курение я тебя пытался ругать, только ты безапелляционно отвечала: “Ну и что? Рак подхвачу?”       - Короче, не переживай ты так. А то и сам параноиком станешь.       - Ты винишь меня?       Ты секунду подумала, а потом ответила:       - Нет. Поначалу я думала о том что вообще-то мне надо тебя прогнать и все такое. А потом ты снова приходил и я не могла и слова вымолвить. Я и с нашей первой встречи не знала, как себя с тобой вести, а тут… - брови сдвинулись к переносице. - Я не поощряю ничего из того, что ты делал. Могу сказать и что осуждаю, просто какая теперь разница от моего осуждения?       Тогда стояла глубокая ночь, лунный свет немного освещал твое лицо. Ты говорила таким ласковым шепотом, когда я собрал твои пальцы в свои и начал поглаживать их.       - Джейк, эта зараза ест меня изнутри. Она ломает мне кости и разрывает как истертое стекло. Порой мне становится настолько тесно, будто боли уже настолько много, что в моем теле нет места для меня. Она никогда не сможет победить, потому что если не будет меня - не будет и ее. Она просто не понимает что пилит сук на котором сама сидит, - ты улыбнулась. - В нашем с ней случае только один исход. Так что... Будем считать, что ты - мое последнее желание.       - Так вот в чем дело.       - Ага. Меня кроме тебя все бесят.       Несколько секунд ты молчала, а потом твой взгляд стал лисьим, почти хищным.       - А ты больше всех бесишь.       Последнее желание. Если бы ты только дала мне знак, направление, я бы исполнил сотни твоих желаний. Ну никак не укладывалось у меня в голове, что все, чего ты хочешь - тишины.       Но тут я вдруг вспомнил. Я тебе кое-что обещал.       - Что это? - спросила ты на следующий день.       - Если мы не идем в ресторан, ресторан идёт к нам. Тебе же это можно?       Я раскладывал на столе коробки с едой из китайского ресторана.       - Только если там нет ничего острого. Просто я острое не люблю.       - Понял.       А потом я правда понял. Твоя повседневная рутина, стабильная и тихая жизнь и делали тебя живой.       Молчание. Тишина. Покой. Они никогда не были траурными. У всего вдруг появился смысл. Потому что ничего не произошло. Все как прежде. С тобой любимые книги, чай, улица. А со мной ты.       - Ты что-то ищешь?       - Краски. У меня где-то был акрил, - раньше чем я успел о чем-то спросить, ты добавила, - хочу раскрасить окно.       Маски выходили кривыми - волнистыми и волосатыми - от того, что у тебя дрожали пальцы. Ты нарисовала снежинки, белую веточку и звезды.       - Я каждый год их рисую. Над этим, конечно, постараться надо, все-таки последний, но...       Ты слезла с подоконника - пыталась спрыгнуть, но кружилась голова - и посмотрела на окно.       - Я устала.       Я знал, о чем ты, но положить руки на твои плечи - просто чтобы не чувствовать в них слабости - и вымолвить:       - Ложись спать, - это все, на что меня хватило.       - Пойду, - кивнула ты.       Я на сто процентов уверен, что ты хотела сказать что-то еще - в этом мы были похожи. Ты положила кисточку рядом с баночками краски.       - Так, часа полтора ничего тут не трогай.       Чем больше я вглядывался, тем четче видел какие-то новые образы, как будто ты оставляла мне тайное послание. Мне и сейчас проще так думать.       Той же ночью я нашел тебя, разглядывающую, как мне сперва показалось, стену.       - Часы.       - Что?       - Часы... - ты говорила очень тихо, - Остановились. Когда я к ним подошла. Джейк, это...       - Это просто севшие батарейки.       Я взял тебя за руку - сухую тонкую руку - и повернул к себе.       - Я чувствую, что...       - Милая…       Каждый раз мне было страшно выпускать тебя из объятий, потому что это каждый раз означало, что я готов отпустить тебя навсегда. А я не был готов.       Потом я от тебя немного отстранился, и твоя голова откинулась, а глаза закрылись.       И снова больница. Снова отвратительный запах, от которого я покрывался гусиной кожей и блевотный бежевый цвет.       Я представлял, как ты откроешь глаза, увидишь меня и проворчишь какое-нибудь недовольное: “Зачем?”       Не знаю наверняка, но мне кажется, тебе не нравилось, когда тебя пытались спасти. Однако ты лишь проговорила что-то вроде: "Ну, ладно. Так даже лучше".       Последний симптом - знак, кричащий о близком конце - проявился в начале декабря. Врачи отказывались выделять мне отдельную койку, да и ты была против, поэтому все, что мне оставалось - приходить с самого утра и торчать до самой ночи.       - Врач сказал, ты есть отказываешься, - сказал я, садясь рядом с тобой.       - Я не могу. Не заставляй меня, умоляю.       - Ну пожалуйста. Хоть немного. Хочешь я тебе чего-нибудь привезу? Чего бы ты хотела?       В твоих глазах появились слезы. В моих тоже. Но заметил я это лишь после того как твои очертания начали размываться.       - А хочешь сходим куда-нибудь? Я тебя отвезу?       Отведу, отвезу, отнесу - да как угодно это называй. Я просто чувствовал, что если прямо сейчас не сотру слезы с твоих щек, умру прямо сейчас. Это напоминало мне сны, совсем теперь далекие сны, о том, как мой преследователь наставляет на тебя пушку, а я кричу ему:       - Отпусти ее и я пойду с тобой!       Потому что теперь я чувствовал острое желание сказать смерти то же самое.       А ты все плакала - и я плакал вместе с тобой, хотя раньше считал, что не имею на это права. Только ты намного тише. Ты тратила на слезы все силы, и это казалось мне таким несправедливым. Сейчас мне так не кажется. Сейчас я в этом уверен.       - Я боюсь.       Два слова, которые разорвали мои душу - или то, что от нее осталось.       Моя девочка. Моя сломанная сильная девочка. Бесстрашная, упрямая…       Я гладил твои щеки, прижимался к тебе лбом, пытаясь нащупать такое место, через которое можно будет передать тебе время. В одном фильме это работало. А в нашей с тобой истории я сказал лишь:       - Я тоже. Впоследствии все, что произошло в тот день, я воспринимал как шторм. Пока не кораблекрушение. Тогда это еще радовало.       В день когда ты ушла, гремела гроза. Я помню, ты любила такую погоду, поэтому для меня в этом было что-то успокаивающее.       Я не мог думать вообще ни о чем. Только смотреть на тебя.       На твою руку в моей.       На твои губы.       На твои глаза.       - Можно… тебя попросить?       Одышка.       - Конечно, - для верности я сжал твою руку чуть сильнее, - Все, что угодно.       - Поцелуй меня.       Я боялся что ослышался и вместе с тем надеялся, что это не так.       Мои губы на твоих - пока я не почувствовал тебя так близко, даже не понимал, как нуждался в этом.       Наше с тобой последнее желание.       Твои веки трепетали, ресницы путались с моими.       Мы застыли между вдохом и выдохом - так спокойно. Так безмятежно. Больше всего мне хотелось, чтобы ты тоже почувствовала то умиротворение, что чувствовал я с рядом с тобой.       Мы вдвоем текли в такт собственному дыханию. Мы текли по реке на твоих венах, пока она не замерзла.       Секунда - громкий звук грозы, дождя и свет молнии за окном. Ещё одна - и ты больше не дышала.       На том пикающем приборе началась сплошная линия, на моих щеках протянулись две такие же - мокрые и соленые.       Я подумал, вряд ли ты будешь против, если я поцелую тебя еще раз - в лоб. А когда отстранился, увидел на твоем лице - вечно прекрасном - слезы. Только я уже не мог сказать, чьи именно.       Твои похороны? Я их толком не помню.       Множество людей, которых я не знал - которые, как ни странно, не знали меня - и которых сторонился. Все они говорили о том, что любят тебя, что будут помнить, а я задавался вопросами, почему ни разу не видел ни одного из них во время твоей болезни.       Придя домой, я сел у твоей кровати. И снова слезы. Они просто капали. Я их не стирал. У меня на это, как ты любила выражаться, не было сил.       Я знаю, ты меня не осудишь. Ты всегда говорила, что жизнь многогранна, а значит и страдать в ней можно по-разному.       - Нет на самом деле никакой разницы, болеешь ты или нет. Повод загнаться, спиться или таблеток нажраться всегда есть.       Что ж. В таком случае, я свой нашел. Прости меня. Но я скучаю.       P.S. В другой реальности, может даже в другой вселенной, все наконец-то будет для нас.       Хотя сначала я даже и разницы не замечу - просто проснусь в своей богом забытой квартире, мое лицо, уже по привычке, исказится от воспоминаний от тебе. Пройду на кухню и увидев тебя подумаю, что это остатки сна.       - О, слушай, я тут ночью решила, что мне жизненно необходимо научиться печь тортики. Попробуешь?       А я подбегу к тебе, обниму - так, что ты выронишь венчик - и расцелую, потому что сейчас это наконец-то возможно.       - Ты…       Я не буду договаривать “жива”.       - Ага. Я. Приятно познакомиться.       - Ты здорова, с тобой все в порядке…       - Джейк, с тобой-то все в порядке? - вдобавок ты ещё потрогаешь мой лоб, - Может тебе в больницу...?       И мы просто вместе, безо всяких на то причин. Просто потому что мы сами друг друга нашли. И больше никогда не теряли.       - Нет. Больше никакой больницы.