Дар

Соулмейт. Родственная душа. Вторая половина. Их называли по-разному. Феномен, появившийся вместе с причудами, перевернувший человеческие представления о мире вокруг, об отношениях между людьми. Рассказы о неземной любви вышли за пределы страниц пыльных библиотечных книг. Яркими всполохами, они заняли место на коже красивым цветным следом. «Пятна» прозвали «даром». Такое было у Изуку. Выделялось на правом плече взрывной колючкой, чёткими краями. Горело оранжевым поверх шрама, как победоносный стяг, не испуганное ни операциями, ни мощной причудой. Пугало жёсткостью граней, нежным приливом чувств. Изуку прятал его за одеждой, предпочитая футболки майкам. У Кацуки оно тоже было. Смазанная яркая зелень, похожая одновременно на травяной мазок и на отблеск северного сияния. Красивая. Её место было у самой паховой складки на внутренней стороне левого бедра. Кацуки хватило ума загуглить и не жечь светлую кожу причудой. В детстве Кацуки было всё равно. Изуку ему нравился. Он был смешным глупышом, над которым Кацуки частенько беззлобно подтрунивал. Ему не было дела ни до Даров, ни до пары. Изуку просто был. И всё. Существовал сам по себе, вечно рядом, где-то за плечом. В младшей Кацуки отдалился. В средней школе бесился. А в первый год старшей начал присматриваться к Изуку. После войны он был слишком занят собой и своими результатами, чтобы думать о паре. Его дарованный всегда был рядом, под рукой. Два этажа — не слишком большое расстояние, чтобы переживать. Всю свою жизнь Кацуки был рядом с Изуку. А потом пришло время выпускного экзамена. Последняя ночь в общежитии и последний ускользающий шанс поговорить. Объясниться. Они встретились на лестничном пролёте третьего этажа, нервные и беспокойные. Дар светился, горел в темноте сквозь ткань спальных одежд. Бросался в глаза. Кацуки смотрел на плечо Изуку, непривычно голое, обнажённое. Ткань светлой майки не скрывала ни шрамов, ни ершистого пятна. Кацуки фыркнул и ухмылка растянулась на губах. Его собственный Дар горел, пускал волны мягкой пульсации. «Прикоснись ко мне, Изуку». Кацуки прихлопнул зудящую кожу пальцами. — И долго стоять будем? Изуку улыбнулся самыми уголками губ. Знал наверняка, что чувствует Кацуки сейчас: страх остаться одному. Разойтись, так и не распробовав друг друга. Умереть, не попытавшись. — Ты скажи мне, Каччан. Пустой разговор. Глупый и нелогичный. Абсолютно бессмысленный для всех, кроме Кацуки и Изуку. — Да чёрта с два я тебе что-то скажу. Изуку улыбнулся шире. Шагнул ближе. Обжёг жаром тела голые плечи, а ревнивым взглядом противный шрам на груди. — Тогда давай помолчим вместе. Хочешь, Каччан? — Изуку тянет руку вперёд, несмело касается загрубевшими подушечками тонкого запястья Кацуки. — Мы можем делать вдвоём что угодно. — Кроме тишины. Изуку смеётся и неловко затыкается. Пальцы Кацуки сплетаются с его, мажут сладким нитро. Они молчат недолго. Кацуки вздыхает. — Я присмотрел хату в Акихабаре. И помещение под агентство. Подвальная херня, но на первое время сойдёт. К центру близко. Акихабара. Изуку знает, что одной причины «к центру близко» недостаточно, чтобы селиться в таком раздражающем месте. Кацуки не любит промоутеров, не любит кричащих людей и обилие неона. Он не фанат туч плюша и игровых автоматов. Он не фанат. Но Изуку… Изуку — да. — Мне нравится! — Изуку ловит вторую ладонь Кацуки. Сжимает бесстрашно и Дар на плече отзывается волнами тепла. — И когда… Переезд? — Завтра. Я уже оплатил за месяц вперёд. У Кацуки малиновые уши и прикушенная губа, а ещё целый ворох сомнений. — Значит, это наш последний шанс переночевать вдвоём в UA. - Изуку облизывает губы, сжимает ладони Кацуки крепче. - Идём. Воспользуемся им. … И они воспользовались.