Неосознанные напевы

      Впервые Леонард МакКой захотел убить своего соулмейта в семнадцать лет. Именно тогда, сидя на вступительном экзамене в медицинскую школу Миссисипского университета, он заметил, что совершенно не в тему напевает Арабскую ночь. Радовало только одно — в аудитории он был не единственный, кто что-то напевал себе под нос. Кто-то пел очередную популярную песню, кто-то напевал что-то из классики. Девушка, сидящая буквально перед Леонардом, на протяжении нескольких часов фальшивила одну и ту же сопливую песню, чем знатно бесила парня. Впрочем, бесила его не только она. По тому, что между его «выступлениями» проходило плюс-минус двадцать минут, МакКой с точностью мог сказать, что его соулмейт устроил себе марафон просмотра мультсериалов Диснея.       Выходя из аудитории, парень готов был убивать. Он и подумать не мог, как ненавидит Алладина со всем Диснеем вместе взятым. Семнадцать лет он жил без родственной души и был уверен, что попросту не имеет его. А теперь оказывается, что на самом деле его родственной душе… Только исполнилось три года!        В тот день Леонард решил делать вид, что его соулмейта просто не существует. Благо, девчонка, а Леонард был уверен, что судьба не может быть такой сукой, что подкинула ему пару мало того, что на четырнадцать лет младше, так ещё и пацана, музыку слушала редко. Да и мультики с фильмами, видимо, тоже не часто смотрела. И если МакКойя иногда это все же заставляло волноваться, то виду он не подавал и думать об этом себе запрещал. Правда, редкое прослушивание соулмейтом музыки не спасало Леонарда. Наоборот.       Так, например, при первой встрече с Мириам, он напевал имперский марш, а в день свадьбы: «Я на тебе никогда не женюсь». Ну, как напевал… Скорее звукоподражал, так как песня, судя по переводчику, была на русском. Радовало, что русский язык никто из гостей не понимал. В то время парень думал, что у судьбы слишком странное чувство юмора, а спустя несколько лет понял, что на самом деле это было предупреждение. В день развода он пел что-то, что программа по распознаванию звуков идентифицировала как частушки, окончательно убеждаясь, что музыкальный вкус его родственной души… Странный.       Правда, уже совсем скоро, напеваемые песни всё чаще и чаще стали становиться на понятном общем. Что радовало с одной стороны: всё реже приходилось переводить русские слова… С другой стороны, садясь в шаттл Звёздного флота, он бы предпочёл петь что угодно, но не «Space Oddity» Дэвида Боуи.        Во времена обучения в академии его соулмейт, и так не часто слушающий музыку, и вовсе почти свёл её на нет. Ключевое слово было «почти». МакКою ещё никогда не было так стыдно, как когда прямо во время достаточно тяжелой операции он начал напевать Акуну матату. И будто этого ему было мало… Он додумался рассказать об этом Кирку, у последнего, ожидаемо, случилась самая настоящая истерика от смеха.       С Джимом Леонард познакомился в шаттле и, если говорить совершенно честно, то был чертовски этому рад. Пусть Кирк был совершенно невыносим и имел весьма скверный вкус в музыке, другом он был хорошим.       — Не хочешь сжалиться над своим соулмейтом? — этот вопрос звучал каждый раз, когда по возвращению домой, Леонард заставал Джима подпевающим очередной попсовой песне. Впрочем, в этот раз все было не так уж и плохо: из колонок раздавалась I Wanna Be Your Slave из ранних альбомов Måneskin.       — Боунс, я наоборот ему помогаю! Моя родственная душа если что и слушает, то что-то из очень заунывного и классического. И то редко. А со мной хоть нормальную музыку узнает.       — Очень в этом сомневаюсь, — с этими словами, он надел наушники, включил AC/DC и начал готовится к предстоящим парам.       Обычно так заканчивались все их разговоры. Менялась только музыка в наушниках: Twisted Sister, AC/DC, Queen… Леонард обожал старый рок и, если уж поучиться в тишине не получалось, то предпочитал слушать именно его, а не очередную подборку от лучшего друга.       А потом резко стало не до песен. Несколько заваленных тестов Кобаяси Мару, борт USS Энтерпрайз, уничтожение Вулкана… Всё это не располагало ни к року, ни к попсе.       Связь тоже молчала, и, наверное, впервые МакКой не был рад этому. Леонард бы не отказался посмотреть на лицо Спока, начни доктор петь что-нибудь из мультфильмов или частушки прямо во время спора. И ведь, что самое приятное, ублюдок остроухий и слова не мог сказать, ведь отчитывать подчинённого за то, что он не может контролировать — НЕЛОГИЧНО.       Но то, что родственная душа решила обойтись без песен в эти тяжелые времена, не заставило Леонарда держать рот закрытым. Как только Спок разрешил «высказаться начистоту», МакКой высказался, только чудом удержавшись от того, чтобы не назвать вулканца как-нибудь позаковыристей прямо в лицо.       Уже готовясь уйти в медицинский отсек, где, собственно, он и должен был находиться, общее внимание привлёк совсем молодой парень, сидящий на месте навигатора. Каким-то неведомым образом Кирк, недавно выброшенный за борт космического корабля, оказался вновь на этом самом корабле. И пока Спок отдавал приказы, наблюдая, как Джим и ещё один мужчина бегают по инженерной палубе, МакКой откровенно завис. Было что-то в мальчишке такое, что цепляло доктора и не отпускало. Благо, Джим всегда умел перетягивать все внимание на себя, именно поэтому, уже совсем скоро все мысли о юном навигаторе исчезли. Правда, ненадолго.       — Капитан Кирк, капитан Кирк, капитан Кирк! — мальчишка врывается в беседу МакКоя, Скотти, Ухуру и Кирка прямо во время мозгового штурма. Бесцеремонно хлопает Джима по плечу, чтобы привлечь внимание.       — Да, Чехов, — капитан недоволен, что его отвлекли. Еле сдерживаясь, чтобы не закатить глаза, он поворачивается к Павлу, явно надеясь, что чем быстрее на него обратить внимание, тем быстрее можно будет вернуться к обсуждению. — В чём дело?       — Просчитав курс, взятый на варпе у Вулкана, я выяснил, что Нерон будет проходить мимо Сатурна. Вы сказали, что мы должны оставаться для Нерона невидимыми. Если мы разгонимся до варп 4 и… — Павел остановился, вбирая побольше воздуха в лёгкие, чтобы продолжить тараторить свой план. — … И выйдем из варпа позади одной из лун Сатурна, ну… Титана… Магнитные искажения, вызванные кольцами Сатурна, сделают нас невидимыми для их сенсоров. А оттуда, если не будет помех, мы сможем попасть на их корабль!       План звучит слишком реальным, чтобы хотя бы не попытаться. Удивительно, но пока они вчетвером не могли придумать действенный план, парень не только придумал, но и всё просчитал.       МакКой, правда, большую часть плана прослушал, отвлекаясь на очень яркий русский акцент. Что-что, а за четырнадцать лет периодического звукоподражания-подпевания на русском, ему этот язык стал казаться… Очаровательным. Так же, как и акцент. А если этот акцент идет вкупе со звонким мальчишеским голосом, копной кудряшек на голове и серыми огромными глазами... Тормознув себя, МакКой нахмурился.       — Малыш, сколько тебе лет? — слова слетают сами. Он готов молиться богам, в которых никогда не верил, чтобы парню было шестнадцать, ну или восемнадцать… Но только не…       — Семнадцать, сэр! — Чехов отвечает с лёгкой улыбкой, привставая на носочки, будто желая казаться то ли выше, то ли взрослее.       — О, прекрасно! Ему семнадцать, — доктор говорил это, смотря на Джима. Леонард говорил это себе. Он ведь знал возраст, когда задавал вопрос. Знал, как и дату его рождения. Как и тот факт, что в детстве мальчишка любил «Чудеса на виражах» и «Звёздные войны». Наверное, если подумать об этом чуть дольше, то вопрос, как именно он оказался на космическом корабле в качестве навигатора, становился не актуальным.       Но времени думать не было. Отправка капитана и старпома на корабль к врагам, спасение Земли, попытки удрать от чёрной дыры… Всё это требует слишком активных действий, не оставляя времени на думы. Именно поэтому, направляясь на мостик, чтобы обработать раны Джима и Спока, МакКой всё ещё не знает, как смотреть на семнадцатилетнего мальчишку. Тем более, когда тот так открыто, со счастливой улыбкой смотрит на самого доктора.       Обработка ран проходит в тишине, изредка прерываемая шипением и жалобами Кирка. Доктор только и успевал закатывать глаза за все эти притворные охи-ахи лучшего друга. Закончив с повреждениями, он уже собирался уходить, когда кто-то из энсинов случайно столкнулся с Ухурой. Пытаясь удержать равновесие, девушка взмахнула рукой, задев какую-то кнопку. На мостике громка заиграла весёлая латиноамериканская мелодия, которую сразу же подхватил недружный хор из четырёх голосов. И если подпевающие Павел и Джим смотрелись весьма… органично, то МакКой чувствовал себя крайне глупо, напевая что-то из латины. Спок же подпевал с каменным лицом, и могло бы показаться, что это его никак не волнует, если бы его уши не зеленели всё сильнее и сильнее.       — Простите! — девушка быстро выключила музыку, и в помещении снова стало тихо. Спок поочередно смотрел на Чехова и Джима. Джим какого-то хрена переводил взгляд со Спока на Павла и обратно, будто и вправду подозревая мальчишку в любви к классической музыке. Сам Чехов смотрел на МакКоя и удивлённым совсем не выглядел.       — Этот любитель чудес и виражей — мой, — МакКой кивнул на Пашу и направился к выходу. — Энсин Чехов, проследуйте за мной в медицинский отсек.       Получив кивок в качестве разрешения от капитана, Павел быстро догнал доктора возле дверей турболифта. В него зашли в тишине и на приличном расстоянии друг от друга. Стараясь делать вид, что ничего не произошло, МакКой нажал нужный этаж. Спок и Джим, казалось, даже не сдвинулись, стоило им узнать, что являются соулмейтами друг друга, но прямо перед закрытием дверей Павел и Леонард всё же услышали:       — I wanna be your slave, получается, — даже по голосу было слышно, что Джим ни капли не смущён ни ситуацией, ни произнесёнными словами.       — I wanna be your master, — И МакКой мог поклясться что остроухий гоблин тоже звучал слишком довольным… Что было весьма нелогично, если вспомнить, какая заноза в заднице досталась ему в родственные души.       Впрочем, думать о ком-то, когда тебя невинно берут за руку — тяжело. Думать о чем-то, когда с явным русским акцентом тебе нашёптывают слова Hot love — невозможно. Всё самообладание доктора уходит на то, чтобы не прижать юного навигатора к стене лифта и не впиться в его губы.       — Чехов, если вы сейчас же не прекратите…       — Не прекращу, доктор. Благодаря вам я знаю столько интересных песен… Что теперь не терпится воплотить их в жизнь.       Впервые в жизни Леонард подумал, что, возможно, не стоило постоянно слушать рок.