Кровь

      Джин Уизли тихо плакал в своей комнате. Когда-то давно, будучи еще Томом, он думал, что любая семья лучше приюта, и только сейчас осознал, как же он ошибался — маги были намного, намного хуже магглов. Да магглы вообще казались сейчас невинными овечками по сравнению с магами.       Отчего его намертво заперло в теле девочки, долженствующей быть временным вместилищем, Том не понимал. Но теперь, осознавая произошедшее, когда-то шестнадцатилетний будущий Темный Лорд понимал, что все потеряно: ему никогда не достичь влияния с такой печатью — Предатель Крови. Кроме того за истекшие недели он полностью изменился, став мужской версией Джинни, хотя первые, самые страшные мгновения в этом доме до сих пор заставляли дрожать.       Молли Уизли, считая увиденное очередной «шуткой» близнецов, сначала попыталась расколдовать дочь, а потом оторвать, как она думала, приклеенное. Такого ужаса Том, которому попытались сменить пол травматическим способом, никогда еще не испытывал. Эта сцена снилась ему ночами, заставляя кричать от ужаса. Пожалуй, именно это действие Молли и сломало мальчика, почувствовавшего себя не просто изгоем, так еще и в такой серьезной опасности. Магглы никогда не пытались вырвать это самое… Поэтому новоиспеченный Джин теперь боялся Молли, Артура, смотревшего на мальчика с брезгливостью, и своих братьев, желая убить всех Уизли, а иногда — и всех магов скопом.       — Это мальчик, — подтвердил целитель Святого Мунго. — Он думает, как мальчик, и выглядит, как мальчик.       Расстроенная миссис Уизли не знала, что целитель известил аврорат. Обнаружив следы черной магии на бывшей девочке, колдомедик сообщил правоохранителям о возможном темном ритуале, проведенном над ребенком с неизвестной целью. У семьи Уизли моментально возникли проблемы — дом не раз обыскивали, проверяя всех членов семьи, что доброты ни Артуру, ни Молли не добавляло. Считавшие, что во всем виноват младший сын, они вымещали на нем зло с таким усердием, что рано или поздно это могло закончиться очень плохо.       Минерва МакГонагалл, прочитав о ритуале «око за око», пыталась представить, кто его инициировал, и не могла. При этом, судя по записям почившего Альбуса, надо было готовиться к Турниру Трех Волшебников, что опять означало проблемы. Но как будто этого было мало — куда-то исчез Министр, взбаламутив магическое общество, готовившееся к выборам.       — Странно, — задумчиво проговорила профессор, разглядывая бумаги. — Как-то мало стало грязнокровок… Как будто их кто-то предупредил…       Контракт заключался в самой школе, то есть в нее нужно было приехать. Конфундус и Империо отлично с этим ранее справлялись, так что проблем тут не было. Проблема обнаружилась в совершенно неожиданном месте — грязнокровки, отмеченные ранее в Книге Душ, исчезли, по-видимому, покинув страну. Это действительно наводило на мысль о том, что их кто-то предупредил, но кто это мог быть?       — Видимо тот, кто инициировал ритуал, и предупредил грязнокровок… — задумчиво проговорила профессор. — Надо его найти и заставить замолчать.       — Как бы вас не заставили замолчать, — хмыкнул портрет Найджелуса Блэка.       — Я в своем праве! — заявила свято уверенная в том Минерва. — И все будут делать, что я скажу!       — Вы молоды и наивны, — припечатала дама с отдаленного портрета. — Но до старости не доживете!       Фыркнув, профессор МакГонагалл покинула директорский кабинет. Выслушивать нотации нарисованных личностей она не собиралась. А вот общение внутри кабинета продолжилось, ибо о том, что ученик стал воином в стенах замка, все портреты знали, как и о том, что школа здесь была не изначально. А в месте, призванном изначально защищать сирот, становление воином было уже очень странно.       Магическая Британия готовилась к выборам Министра, не зная, что за ними уже очень внимательно наблюдают. Вариант, предложенный в МКМ, был очень перспективным с точки зрения полицейских сил — поставить Министром своего человека и постепенно превратить магическую Британию в адекватную страну. Это казалось намного лучшим, чем вводить полицейские силы. По крайней мере — всяко дешевле.       — Избиратели в Британии подкупаются легко, — сообщил наблюдатель МКМ. — Кто-то на льстивые речи, кто-то на глупые обещания, даже не требуя подтвердить клятвой.       — Да, это вам не Швейцария, — вздохнул мсье Лежер, координировавший всю операцию.       — Если все пойдет по плану, к сентябрю Робин будет Министром, — международник ухмыльнулся. Новое имя, взятое мсье Лежером, наводило на мысли о Шервудском лесе.       — Очень хорошо, — кивнул маг с основной квалификацией в метаморфизме. — Продолжим.       Абы кого на пост Министра назначать было нельзя, тут нужен был человек с опытом. Вот опыта у мсье Лежера было достаточно. Как, впрочем, и имен.

***

      Мужчина на вид лет пятидесяти вошел в палату к детям, предварительно постучавшись. Одет он был не во врачебное, на нем была клетчатая рубашка и обычные серые брюки, поэтому незнакомец, чему-то грустно улыбавшийся, никого не напугал. Попросив разрешения присесть, он взглянул на девочку, которую сейчас гладил ее мальчик. Постепенно отраставшие волосы ребенка были седы, что вызывало грусть у всех это видевших.       — Здравствуй, — поздоровался по-французски этот мужчина. — Меня зовут Николас Фламель.       — Маг… — упавшим голосом произнесла номер девять-ноль-четыре-пять на том же языке. — Вы нас убьете… — это не было вопросом.       — Клянусь всем, что мне дорого, что не причиню вам никакого вреда! — воскликнул Николас, и магия зафиксировала его клятву. Дети удивленно переглянулись. — Я… Девочка, ты не видела…       Фламелю было трудно говорить, но это был шанс узнать судьбу Мари. Сестра его супруги когда-то давно вышла замуж за русского, оставшись в той, казавшейся варварской, стране. Когда началась война, ее потомок написал Николасу, моля спасти хотя бы ребенка, но Фламель не успел — девочка бесследно исчезла и с той поры он искал ее, но никак не мог найти. Поэтому сейчас он описал ребенка таким, как видел на фотографии, глядя в глаза девочки и чувствуя, как сердцу становится больно от тех картин, что проносились перед глазами леди Росс, почему-то называвшей себя номером.       — А! — улыбнулась вспомнившая номер девять-ноль-четыре-пять. — Она была с нами в последний раз. Это номер девять-четыре-ноль-пять! Из всех только Варя и помнила, как ее зовут, ну, номер девять-три-три-пять.       — Можно… — голос Фламеля прервался, он откашлялся и тихо попросил. — Можно я взгляну?       — Смотрите, — пожала плечами девочка, явно не понимая, о чем речь. — Мне не жалко…       Осторожно, стараясь только тронуть явно страшные воспоминания, чтобы не мучить лежащего перед ним ребенка, Николас погрузился в ее память. Голые люди, бегущие по снегу, умирающие дети, рвущиеся с поводков бешеные звери, в которых совершенно не угадывались обычные собаки и… Деревянный вагон. Сказки, песенки… Лежащая перед ним девочка пела песенки и рассказывала сказки детям, зная, что их везут на смерть!       — Мама, а там точно не будет палачей? — тихо спросила совсем малышка, в которой угадывались знакомые черты. На ее платье был нашит номер — девять-четыре-ноль-пять.       — Там будет только молочко, хлебушек и много солнышка, — улыбнулась та, чьи воспоминания смотрел древний маг. — Палачей больше не будет. Только чуть-чуть потерпим…       А потом Николас смотрел на то, как жизнь покидала малышку, в последние свои минуты молившей Бога спасти маму, ту самую маму, которая сейчас почти ничего не видела из-за хлынувших слез. И Фламель плакал, видя, как жизнь покидает такие знакомые глаза… Точно такие же, как и у жены.        «Спи спокойно, малышка, — подумал, сглотнув вставший в горле комок, Николас. — Я спасу твою маму».       Он полез в карман за приготовленным уже зельем. Оно могло излечить почти все, кроме души. Фламель за века видел множество людей — и хороших, и плохих, и праведных, и подлых, но к детской смерти привыкнуть не смог. А совсем ребенок, что отдавала себя малышам, пыталась спасти маленькие жизни… «В прежние времена тебя бы назвали святой, девочка», — вздохнул маг.       — Клянусь, что это лекарство! — воскликнул Фламель, протягивая детям два небольших флакона. — Выпейте, это излечит ваши тела…       — Спасибо, — слабо улыбнулась номер девять-ноль-четыре-пять, считая это каким-то быстрым ядом. Пожить еще хотелось, но девочка понимала, что их все равно заставят, и это ее понимание Николас тоже видел.       Зелье оказалось каким-то терпко-сладким, после чего обоих детей потянуло в сон. Считая, что умирает, номер девять-ноль-четыре-пять покрепче обняла Алешеньку, а рядом с ними сидел и не утирал слез Николас Фламель. На душе мага было не просто тяжело, а будто бы огромный камень придавил его сердце. Он погладил на прощанье девочку, ставшую мамой малышам в аду, и аппарировал прочь.       А номеру девять-ноль-четыре-пять не снился лагерь. Девочке снилось, что она бежит с Алешей по высокой траве, громко смеясь от счастья. Потому что это же он… Совершенно неожиданно для себя номер… Миона поняла, что ни за что и никогда не расстанется с мальчиком, поэтому проснувшись, она некоторое время просто улыбалась в потолок, только затем сообразив, что жива.       — Алеша! Алеша! — позвала номер… Миона по-русски. — Мы живы, Алеша!       — Это хорошая новость, — кивнул мальчик, думая о том, что маг, похоже, не обманул. Привычной слабости не ощущалось. — Надо взрослых позвать, пусть проверят.       — Интересно, почему он нам помог? — задумчиво спросила девочка.       — Он тебя расспрашивал о девочке, видимо, родственница, — напомнил Алексей, нажимая кнопку на пульте рядом с кроватью.       — Номер девять-четыре-ноль-пять… — задумчиво проговорила номер… Миона. — Она такая славная была, улыбчивая, несмотря ни на что…       Обнявший Миону Алеша прижимал девочку к себе и вспоминал, вспоминал, вспоминал… Сколько таких детей убили проклятые палачи… Чтобы отвлечься, мальчик решил сменить Мионе повязку, поэтому уложил девочку на бок. Номер… Миона смотрела на мальчика, улыбаясь, отчего тот погладил ее, осторожно разматывая бинт. Сразу же заметив что-то необычное, Алексей аккуратно снял пропитавшуюся сукровицей повязку и замер. Перед ним была чистая здоровая кожа. Не веря своим глазам, он погладил девочку рукой, ощутив то, что видел, после чего медленно подтянул белье на Мионе.       — Он не солгал, — почти прошептал мальчик. — У тебя все зажило. Все-все!       — Ура! — обрадовалась девочка       Обнявшихся детей и нашли врачи, спешившие в палату. Сразу же начавшиеся обследования поставили многих в тупик — не было полиорганной недостаточности. Точнее, наблюдались ее последствия — в основном, для мозга, но вот почки, печень, сердце… Из-за этого нужно было заново повторить все обследование. Пожалуй, это было чудо.

***

      Николас Фламель обнимал жену, рассказывая ей о Мари. Последние часы совсем малышки заставляли немало повидавшую женщину плакать. А ее муж все рассказывал — он очень многое увидел в памяти девочки.       — Девочка совсем была им мамой, представляешь? — Николас не хотел утирать слез. — Их везли на смерть, а она рассказывала сказки о волшебной стране, где нет палачей.       — Эта девочка оказалась здесь? — проницательно заметила Пернель.       — Ее отсюда отправили туда, и она вернулась, — кивнул Фламель. — Ученик оказался очень мерзким человеком. Ты представляешь, Мари знала, что умирает, и в последние минуты молила спасти маму!       — Эту девочку? — грустно улыбнулась женщина.       Своего мужа она знала хорошо, поэтому даже спрашивать не стала. Малышка, которую муж искал более полувека, была убита палачами, но, даже в последние дни у нее было тепло… В жутком, страшном месте, которое и представить-то сложно, у малышей была мама. За одно это девочке, вернувшейся оттуда, надо было помочь.