***
Спустя время Клопе наконец-таки смог разобраться в собственных чувствах. И когда долгая война против Белой Звезды закончилась безоговорочной победой Кейла Хенитьюза, он уже точно знал, чего желает достичь. К тому времени и сам Кейл стал относиться к Хранителю Севера несколько иначе. Клопе доказал свою преданность и остался подле него. Кроме того, Секка старался вести себя более сдержанно, чем раньше. Понимание, что его прекрасному божеству претила его навязчивость, пришло спустя очень и очень долгое время, но определенно поспособствовало улучшению их отношений. Погрязшему в обожании и любви к своему единственному богу Клопе оставалось радоваться тем крупицам внимания, которыми его одарял юный герой. Теплые, нежные чувства развивались в нем с невообразимой скоростью по мере сближения с теперь уже бывшим главнокомандующим. Тогда же в голове стали рождаться опасные, недостойные истинного рыцаря мысли.***
Вот только противиться этим мыслям Клопе был уже не в силах. Именно поэтому практически каждая его ночь сопровождалась волшебными снами, главную роль в которых исполнял Кейл. Именно поэтому ему приходилось часто менять постельное белье, которое он пачкал горячим вязким семенем, представляя вместо своей руки пальцы, губы, бедра Кейла. И не то, чтобы Клопе хоть раз смутился после, мирно беседуя с объектом своих влажных фантазий. Неожиданной проблемой стало само возбуждение рыцаря, которое так некстати появлялось, стоило его прекрасному божеству сделать какой-нибудь совершенно невинный жест: откинуть волосы назад и невзначай оголить длинную белую шею или же сложить ногу на ногу так, что ткань легких брюк обтянет худые бедра… Господи, да одной лишь слабой улыбки хватало, чтобы несчастный мужчина неожиданно начинал искать какой-то совершенно нелепый повод прервать встречу и удалиться, чтобы, упаси его душу грешную, вездесущие товарищи и друзья Кейла не заметили (а то приближаться к Хенитьюзу запретили бы под страхом самой мучительной смерти). Но Клопе терпелив. Он готов шаг за шагом добиваться расположения своего единственного бога, лишь бы тот не отвергал его, лишь бы позволял быть рядом, а однажды позволил бы и стать ближе, чем кто-либо… Отбросив в сторону всякий стыд, Клопе ничуть не смущался, сжимая в руках большой твердый член и представляя перед собой Кейла – разгоряченного, с абсолютно невообразимым румянцем на щеках и греховным блеском в глазах, с засосами и укусами по всему телу. Красный шелк волос, вплетенный в его, Клопе, пальцы, за который бы Секка тянул – так, чтобы ослабленное после долгого процесса преклонения тело повиновалось – вынуждая оттопырить красные от жара и шлепков кожи о кожу ягодицы и сильнее прогнуть спину в попытке получить все удовольствие, которым бы его одаривал Клопе. Срывающийся на невнятные хрипы голос, просящий, умоляющий ни в коем случае не останавливаться, трахать быстрее, сильнее… О, Клопе, если бы ему только позволили, исполнил бы все прихоти своего чудесного божества. Он бы доставил совершенному телу небывалое наслаждение, вознес бы на небеса, чтобы потом вместе и рухнуть, находясь на пике блаженства. Если бы только Кейл, его единственный прекрасный бог, позволил…***
Сам же Кейл поначалу вообще ничего общего не хотел иметь с сумасшедшим рыцарем. Все рассказы о гордости, хладнокровии и величии Рыцаря-Хранителя Севера казались несусветной чушью, когда тот с нездоровым блеском в глазах преклонял перед главнокомандующим королевства Роан колени, лепетал что-то совершенно невообразимое о своем великолепном Боге и был готов костьми пасть, лишь бы «Бог» обратил внимание на него. И Кейл действительно поглядывал на чудаковатого мужчину. Сначала – с отвращением, надеясь, что тот однажды оставит свои потуги или покинет его, не выдержав пренебрежительного отношения к себе. Должна же остаться у этого рыцаря хоть капля самоуважения и гордости… Но шло время, все менялось. Секка уже не так докучал своим раболепием, не падал к ногам юноши, чуть завидев того. Но помогал Герою, чем мог. Старался сделать все возможное, чтобы как-то облегчить нелегкую ношу Хенитьюза, и тот, безусловно, это видел. И был безмолвно благодарен. Со временем Кейл попривык к выходкам мужчины, стал спокойнее относиться к желанию Клопе прислуживать ему и даже с легким интересом наблюдал, как далеко может простираться это желание. Насколько сильна преданность этого сильного и безжалостного на поле боя, но такого кроткого, смиренного и покорного наедине с ним мужчины? И вскоре щенячий блеск в изумрудных глазах, бесконечное обожание и абсолютное повиновение пробудили в юноше новые чувства. Кейл перестал отвергать компанию Клопе и даже сам был не прочь пригласить рыцаря к себе, дабы обсудить некоторые вопросы, касающиеся, первое время, стратегии войны. Как правило, такие вечера заканчивались уже за полночь – под ненавязчивый разговор и пару бутылок дорогого вина. И с каждой такой встречей Кейл все яснее и яснее ощущал на себе взгляд Секки –обжигающий, голодный, жадно поглощающий каждую частичку образа Кейла: расслабленная поза, небрежно собранные лентой волосы, каскадом ниспадающие на плечи, якобы из-за жары расстёгнутая до груди рубашка, покрытые ярким румянцем щеки и алеющие от вина тонкие губы. И нельзя сказать, что желание ЕГО рыцаря вызывало отвращение – скорее уж вожделение. Но Клопе не смел ничего сделать без его приказа, а потому, к чести самого Кейла, мог лишь смотреть на него, облизывать пересохшие губы, стараясь длинными одеждами прикрыть выпирающий член. Но в один момент и Кейлу эти игры надоели.***
Вино приятно грело внутренности, краской оседая на изящном лице и придавая Кейлу совершенно непотребный вид. Клопе изо всех сил старается не смотреть на своего бога, такого великолепного и желанного, но с треском в этом проваливается. Потому что взгляд сам собой возвращается к блестящим красновато-карим глазам, алым губам, острым ключицам и тонким рукам. Кейл – воплощение изящества и грации, такой соблазнительной, но такой недоступной. Слушая размеренный тягучий голос Хенитьюза, Рыцарь-Хранитель принимает единственно правильное решение, пока он может еще держать себя в руках. – Кейл-ним, – рыцарь старается смотреть исключительно в глаза бывшего главнокомандующего. – Думаю, на сегодня хватит. Уже довольно поздно. Клопе, поправляя одежды, встает с дивана с намерением закончить встречу. Но у Кейла на этот счет другое мнение. Взгляд темно-карих глаз, пронизывающий и чуть насмешливый, проходится по фигуре напротив. Уголки губ незаметно приподнимаются. – Постой. Клопе тотчас замирает на месте, уже стоя спиной к нему и боясь лишний раз вдохнуть раскалённый воздух. Кейл мысленно ухмыляется и продолжает: – Отнеси меня в кровать. Я устал. Секка стискивает зубы и, стараясь вести себя как можно более естественно, привычно отвечает: – Все, что прикажете, Кейл-ним. Он подходит вплотную к дивану, размыто смотря на своего господина, и легко подхватывает его на руки. Кейл, как бы невзначай, приобнимает мужчину за шею, едва ощутимо проходясь самыми кончиками пальцев по чувствительной коже, вызывая рой мурашек. Клопе стоически выдерживает это мимолётное и, как ему кажется, нечаянное прикосновение, стараясь ни о чем не думать. Но все старания рассыпаются в пух и прах, когда Кейл, явно разомлевший от усталости и вина, льнет к такому же разгоряченному алкоголем и близостью телу, ласково притираясь макушкой к мощной груди рыцаря. Не думать, естественно, не получается. Захмелевшее сознание подбрасывает картины, сопровождающие рыцаря вот уже несколько лет, руки сами собой чуть сильнее сжимают хрупкое тело, а стоящий колом член приносит уже вполне ощутимую боль. Виновник торжества лишь прячет широкую ухмылку в плече рыцаря, продолжая легко поглаживать открытую белоснежную кожу. «Вот ты и попался!» – думает Кейл, и его бережно, словно величайшую драгоценность мира, опускают на самый край кровати. Сам же Секка садится на колени прямо перед ним, смиренно складывая руки на своих бедрах и ожидая дальнейших указаний. Не смея поднять глаз на своего бога, он невольно весь сжимается, стараясь удержать последние капли здравого рассудка. Хенитьюза даже забавляет реакция Клопе. Сверкая красноватыми в неясном освещении глазами, он вскоре прерывает тишину: – Клопе, подними на меня глаза. Рыцарь беспрекословно повинуется, винный взгляд встречается с изумрудным. И Клопе пьянеет от невообразимой смеси оттенков в очах его бога, от вида алых изогнутых в легкой усмешке губ, яркого румянца на лице куда быстрее, чем от вина. В реальность его возвращает сладкий тягучий голос: – Клопе, мой верный рыцарь, – Кейл проходится довольным длинным взглядом по вздрогнувшей фигуре мужчины, – Такой сильный, самоотверженный… – наконец глаза останавливаются на довольно заметной сейчас выпуклости между ног, – Такой вожделеющий и трепещущий, – Клопе с трудом давит пробирающий его озноб. – Ты так давно меня хочешь. – звучит не вопросом, а утверждением. – Но не смеешь сделать ничего против моей воли… Как же мне повезло с тобой, мой прекрасный рыцарь. Клопе вновь вздрагивает от похвалы, которой неожиданно награждает его бог, и глядит туманно, уже будучи не в состоянии что-либо сказать. Разум полностью затмевает образ его божества. Последней каплей становится следующая фраза Кейла, окончательно разрушающая все рамки между ними: – Поцелуй меня. Кейл в тоже мгновение ощущает на своих губах чужие, сминающие мягко и бережно. Клопе, рывком поднявшись с пола, оказывается ровно напротив него, поставив колено между бедер юноши и слегка их разведя. Одной рукой рыцарь зарывается в шелк кроваво-красных волос, с трепетом перебирая их. Вторая же придерживает юного героя за поясницу, еле ощутимо поглаживая. Сквозь поцелуй Кейл довольно улыбается, прикрывает глаза и закидывает руки на сильную шею. Распускает слабый хвост, зарывается тонкими пальцами в белоснежные длинные волосы и тянет ближе. Хенитьюз утопает в нежности и ласке, которыми его одаривает Рыцарь-Хранитель, и льнет ближе, трется всем телом, словно кошка. Чувствуя, как хватка на его боках становится чуть сильнее, Кейл слегка прикусывает губу мужчины. Он встречается глазами с Клопе – тот глядит уже куда более осмысленно, чем раньше, но все также восхищенно, любовно и трепетно. Рыцарь едва отстраняется, чтобы провести тыльной стороной ладони по бархату кожи, почувствовать жар лица напротив и заправить выбившуюся прядь за ухо. Кейл ощущает, как, по непонятным для него самого причинам, к щекам приливает кровь. Губы напротив расплываются в нежной улыбке, и Хенитьюз спешит вновь приникнуть к ним, дабы скрыть непонятно откуда взявшееся смущение. Он довольно ощутимо кусает Клопе, но чувствует его улыбку и краснеет еще ярче. Секка перемещает руку на талию и легко приподнимает своего бога, устраивая того поудобнее. Но бог его хитер и своеволен – воспользовавшись положением Клопе, он ловко опрокидывает рыцаря на себя, не отрываясь от сладких губ. Секка всего на мгновение теряется, но встретившись с довольным, насмешливым взглядом, чувствует, как остатки выдержки стремительно покидают его. Поставив обе руки по бокам от головы своего божества, он отстраняется: – Кейл-ним… – сформулировать фразу получается не с первого раза. – Вы уверены? Хенитьюз смиряет его долгим взглядом и тянет руку к лицу напротив, невесомо оглаживает мраморную кожу. – Не заставляй меня это произносить. – в привычной манере отвечает юноша, даже не пытаясь выглядеть раздраженным. Клопе глядит на него всего секунду, после приникая в уже более напористом поцелуе к губам героя. Героя, который отныне принадлежит Клопе Секке. Приятное щекочущее чувство подогревает рыцаря действовать увереннее, и он легко проходится своим языком по губам Кейла. Тот безропотно приоткрывает рот, куда тут же врывается Клопе. Горячий язык проходится по кромке зубов, небу и в конце концов сплетается с чужим в страстном танце. С уст Кейла срывается первый глухой стон. Одной рукой благоговейно оглаживая пунцовую щеку, другой Секка начинает осторожно расстегивать пуговицы на легкой рубашке Хенитьюза. Добравшись наконец до оголенного торса, мужчина воздушно ведет ладонью по алебастровой коже, упиваясь ее мягкостью, легонько пощипывает чувствительные соски и с упоением слушает блаженное мычание Кейла. Настойчивые поцелуи осыпаются на тонкую шею Кейла, то порхают и дарят приятную щекотку, то терзают и выбивают тихие всхлипы, оставляют темные отметины. Клопе восторженно ловит каждую реакцию прекрасного тела, записывает в подсознании, желая больше – видеть, слышать, чувствовать. Желая развратить свое божество, утопить в наслаждении и довести до пика блаженства! Не переставая терзать шею и ключицы, Секка неожиданно скручивает между пальцев горошинки сосков, вынуждая Кейла издать звонкий всхлип. Удовольствие смешивается с едва ощутимой болью, и Кейл утопает в греховной, сладкой неге. Дрожащими руками он тянется к телу напротив, дергает за воротник белоснежной одежды, недвусмысленно намекая. На мгновение Клопе отвлекается от груди Хенитьюза и ловит его взгляд. Мутные багряные глаза смотрят на него выжидающе, и Секка, чуть заметно усмехнувшись, стягивает верхнюю одежду, обнажая крепкий торс. Кейл еле сдерживает короткий выдох, когда его взору предстает сильное, закаленное в множестве сражений и войн тело. И впервые он чувствует столь сильное желание прикоснуться к кому-то, ощутить движение литых мышц под собственными пальцами и почувствовать это самое тело максимально близко к себе, так, чтобы между ними и миллиметра пространства не оставалось. Явно довольный произведенным эффектом, Клопе тихим глубоким голосом просит его: – Кейл-ним, пожалуйста, прикоснитесь ко мне. Словно только этого и ждавший, Кейл протягивает руки и ведет по мускулистому телу, царапает острыми ноготками, оставляя алеющие полосы. Хенитьюз беззастенчиво наслаждается ощущением чужой влажной, гладкой, словно атлас, горячей кожи. И видит, как ведет от его действий Клопе. Тот на пару секунд прикрывает глаза, прикусывает нижнюю губу, будто стараясь сдержать внутренний стон. Тогда Кейл резко подтягивается на руках, ухватившись за стальные плечи, и приникает губами к шее рыцаря. Невесомо целует челюсть, а после ведет влажную дорожку языком до самого уха, балдея от дрожи тела над собой. Шаловливая рука скользит вниз, и стоит юноше весьма ощутимо провести по виднеющемуся сквозь плотные брюки члену, как Клопе словно с цепи срывается: соединяет их губы в настойчивом поцелуе, языком вылизывает рот Кейла, не давая ему и вдоха сделать. А Хенитьюз и не против, притягивает Секку ближе за шею, слегка грубо хватает за платиновые волосы, впутывая в них тонкие пальцы. Клопе тем временем проворно расправляется с брюками и нижним бельем Кейла, оставляя того полностью обнаженным. Он отстраняется от желанного тела, но только для того, чтобы как следует все рассмотреть. И, чтоб ему провалиться, это стоило всех дней ожидания, каждого мгновения, проведенного в мучительных фантазиях, и всех усилий, потраченных на сближение с его прекрасным богом. Белоснежная кожа словно светится изнутри, переливается влажным блеском в слабом освещении комнаты, алые пятна засосов и следы его собственных зубов, уже наливающиеся краской, ярко выделяются на ней, так и манят провести языком, раскрасневшиеся соски притягивают взгляд, плотно прижатый к впалому животу красноватый член судорожно дергается, будто желая привлечь внимание. И кем будет Клопе, если не одарит каждый участок своего божества вниманием? Оставив короткий поцелуй на замученных губах, Секка вновь отстраняется, разводит ноги своего бога и глядит совершенно бесстыдно, так, что Хенитьюз в то же мгновение старается свести их обратно, но с грохотом проваливается и в бессилии лишь прикусывает губу. Тут юноша, будто о чем-то вспомнив, тянется к изголовью кровати, недолго роется в подушках и простынях и достает небольшой бутылек, протягивает его Клопе. Тот смиряет Кейла каким-то уж чересчур довольным и даже чуть насмешливым взглядом, отчего Хенитьюз уже желает не то зарыться в одеяла от стыда, не то разразиться язвительной бранью и как следует попинать Секку, да вот только не успевает и звука издать. Клопе проходится влажными – когда только успел – подушечками пальцев между ягодиц, и Кейл забывает, как дышать. В первые секунды он судорожно сжимается, боясь лишний раз пошевелиться, чувствует, как в него проникает первый палец – совсем немного, но достаточно ощутимо. Но Клопе видит напряжение, сковавшее его бога, и склоняется ближе, вновь накрывает его губы своими и начинает мягко поглаживать ладное тело, как бы невзначай задевая чувствительные горошинки сосков и проходясь по оставленным ранее следам. Хенитьюз немного расслабляется, и внутрь проскальзывает уже два пальца, к которым вскоре добавляется третий. Клопе удается балансировать на грани: он массирует сжимающийся проход чуть грубо, не растягивая процесс, с деликатной, осторожной силой давит на чувствительные стеночки, быстро находя точку сладкого наслаждения. Кейл почти плачет – ему непозволительно хорошо. Сила, демонстрируемая Секкой, ничуть его не пугает, но приносит райское удовольствие, доселе невиданное. Горячие слезы льются из карминовых глаз, из груди доносится громкий стон, спина выгибается, и Клопе приходится надавить на чужую грудную клетку, чтобы удержать на месте. Он до дрожи в руках хочет плюнуть на все и просто вставить, выбить дух из своего развратного бога и довести до исступления! Схватить за узкие бедра, оставляя синяки на фарфоровой коже, натянуть на свой стоящий член и брать до тех пор, пока сам Кейл не кончит от ощущения чужого члена в себе. Хочет заставить кричать его имя в экстазе, чтобы только Секка занимал все мысли его божества и ничто другое… Рыцарь с трудом закрывает глаза на несколько долгих секунд, не желая ни на миг отрываться от своего развратного божества, и со звонким хлюпом достает пальцы из сокращающегося прохода. Хенитьюз под ним тихонько всхлипывает и с трудом фокусирует мутный взгляд на мужчине. На его уверенных движениях, на том, как Клопе хрипло выдыхает, покрывая смазкой горячий член, уже успев избавиться от брюк и нижнего белья. Кадык Секки дергается, брови хмурятся, и Кейл, облизывая саднящие губы, открыто наслаждается видом такого Клопе. Еще больше юноше нравится мысль, что довел Рыцаря-Хранителя до такого состояния именно он. Чуть сменив позицию, Кейл придвигается к любовнику ближе, притирается бедрами к чужим, всем своим видом демонстрируя нетерпеливое желание. Для Клопе это становится последней каплей. Довольно грубо вцепившись в мягкую кожу бедер, он приставляет горячую головку к растянутой дырочке и плавно входит, наблюдая за изменениями на раскрасневшемся лице. Изящные брови в напряжении изгибаются, по бархатным щекам скользят хрустальные слезы, но уже очень скоро Кейл дрожащими руками притягивает Клопе за шею, хрипло шепча в ухо: «Начинай». Секка тут же начинает исполнять «приказ»: медленно покачивается, больше растягивая узкое лоно, нежели действительно толкаясь. Голову сносит от того, как жарко сжимаются вокруг него бархатные стеночки. Хочется резче, быстрее, сильнее, но Клопе не посмеет навредить своему богу. А потому лишь спустя время наконец толкается во влажную глубину по-настоящему, так, как давно мечтал, представлял в самых смелых фантазиях. И его бог ничуть не против: выгибается всем телом, стонет высоко, уже не в силах сдерживать рвущийся наружу голос. Короткие ногти впиваются в мощную спину, оставляя глубокие царапины, а длинные ноги сцепляются на пояснице рыцаря, не давая никакой возможности отстраниться. Но Секка и не думает о таком. Он бьет бедрами резче, полностью погружаясь в горячую тесноту и вынуждая тело под ним крупно содрогаться с каждым мощным толчком. Перемещает руки, с силой сжимает чужие бедра, слегка приподнимая, и выходит, оставляя лишь самый кончик головки потираться о сокращающиеся края входа. Кейл сипло хнычет, потеряв опору, цепляется за подушки, одеяла – да за что угодно, хоть бы немного заземлиться и вернуть остатки разума. Но познавшее греховное удовольствие тело не желает его слушаться, притирается к горячему стволу, стараясь насадиться самостоятельно. Секка не в силах долго мучить ни себя, ни своего прекрасного бога. Одним слитным движением он полностью проникает внутрь и начинает с силой бить по чувствительной точке, заставляя Кейла снова и снова проливать горячие слезы удовольствия, снова и снова шептать его имя и умолять трахать его сильнее и жестче. И реальность оказывается куда лучше любых фантазий…***
К тому времени, как оба кончили уже по два раза, Кейл полностью срывает голос. Из приоткрытого рта доносятся лишь невнятные скуления, на губах саднят мелкие ранки от яростных поцелуев, что не прекращают обрушиваться на юного героя. Заласканное тело до сих пор с готовностью принимает все удовольствие и любовь, которыми его одаривает Клопе. Рыцарь проводит по влажной спине – такой тонкой, изящно прогнутой – ловит кончиками пальцев дрожь; мягко, совсем легко проходится по собственным меткам, алеющим на фарфоровой коже бутонами роз. И эти незамысловатые ласки так сильно контрастируют с жесткими движениями его бедер, что Кейл не сдерживает сильной дрожи, чувствуя, что ему хватит еще пары точных толчков, чтобы кончить даже без стимуляции сочащегося соками члена. Он непреднамеренно сжимается вокруг трахающего его ствола, отчего Клопе широко усмехается и наклоняется, прижимаясь горячей грудью к такой же горячей спине. Пальцы кольцом смыкаются у основания аккуратного члена, и Кейл громко всхлипывает. – Ну уже нет, в этот раз я не позволю Вам закончить так рано, – тянет Секка и ускоряется. Череда мощных толчков прошивает ослабевшее тело, и Хенитьюз обессиленно закатывает глаза. Ему слишком хорошо – непозволительно охрененно. И он думает, что, возможно, скоро не выдержит и свалится без чувств. Но Клопе проявляет привычную, когда дело касается его прекрасного бога, жадность. Одной рукой Секка подхватывает послушное тело под грудь, второй все также сжимая текущий член. Он плотно прижимает чужую спину к себе и продолжает с силой вбиваться в покладистое тело, действительно натягивая его на свой член. – Ну же, Кейл-ним, скажите мне, чего Вы хотите? – грязный шепот обрушивается на алеющее ушко, зубы несильно прикусывают нежную кожу. Юноша безостановочно плачет, хныкает, теряясь в ощущениях, но его мучитель не позволяет ему дойти до пика, кольцом смыкая пальцы вокруг дергающегося в судорогах члена. – Пож-жалуйста, К-клопе! – Кейл почти вскрикивает, когда Секка вонзает зубы в чувствительное местечко между плечом и шеей и тут же зализывает, заставляя своего бога содрогаться и извиваться еще сильнее. Толчки ускоряются, попадая точно по сладкому местечку и даруя пьянящее, болезненное наслаждение. – Что же, вы мне не скажите? Я ведь совершенно не понимаю, чего Вы хотите. – он длинно проходится языком по шее, слизывая капельки пота и глубоко вдыхая яркий запах своего божества. Запах удовольствия. – П-пожалуйста… дай мне кончить… На лице Клопе растягивается широкая довольная ухмылка. Он крепко прижимает подрагивающее тело к себе, наконец отпуская горящий член. Кейл особенно протяжно скулит, кончая, и сильно сжимается вокруг трахающего его члена. Клопе не выдерживает жаркой тесноты и со стоном изливается внутрь горячего лона. Кейл жалобно хрипит, чувствуя горячую вязкую жидкость внутри и вздрагивая под последними толчками чужих бедер. Сознание медленно уплывает, но Хенитьюз из последних сил тянется назад, запутывая непослушные пальцы в длинных волосах, и мягко целуя своего рыцаря. Тот, не покидая горячей тесноты, любовно оглаживает разомлевшее тело, целует нежно, невесомыми касаниями губ одаривает лицо своего господина и глядит в карминовые омуты, утопая в их глубине, нежности и страсти. В эту ночь господин и его рыцарь, бог и самый верный последователь выжгли в сердцах друг друга свои имена. Раз и навсегда.