Саймон и Море

Нарождающимся утром солоновато-кислый запах с моря кажется особенно невыносим. Поверх смеженных век Саймон рисует, как мертвенно-бледная дымка густого тумана вползает на берег, окутывает его удушливым коконом, забирается под рубаху колючими лапами оставшегося с ночи холода. Саймон слышит, как волны перебирают прибитую к кромке гальку, как шепчутся те ленивыми переливами, баюкая утонувший в белизне берег. Проворной змейкой крохотные ветряные потоки перекатываются в пальцах — пока лишь нищие тени дремлющей силы. Саймон сплетает их косами, собирает мозаикой ручной ураган и разрывает его лентами, и так по кругу, пока не перестает чувствовать от холода пальцы, пока движения не доходят до автоматизма. Он знает, как собрать воедино превосходный вихрь, какое плетение подходит для легкого ветерка, а какое — для разрушительного шторма. Он знает, каких усилий стоит разорвать море надвое — и какие усилия приложит море, чтоб обратить ветер против него. Саймону думается, что это достойно, бабуля ведь призывала ураганы, а он вот — пронзит море, и предки, что смотрят на него с безжизненных звезд, признают в нем истинное величие Виндов. Может быть, этого будет достаточно, чтобы поверил и он сам. На короткое мгновение Саймон хмурится, но этого достаточно, чтобы ветряные змеи расползлись по ладони, теряясь в тумане, а море собственных переживаний — такое же бездонное и синее, как и то, что шепчет ему колыбельные в нескольких метрах впереди, — вновь тянет его вниз. Он может лучше, он должен быть лучше, он не хочет проигрывать. Эти бесхитростные мысли срываются с его ладоней острыми росчерками ветра, взрезают молочную дымку тумана и устремляются прочь. Нехорошо. Саймон долго вдыхает и мысленно начинает отсчет до выдоха, вслушиваясь в едва различимые напевы волн. Мелодия моря успокаивает его горящее сердце, берет в свои соленые объятия контроль, когда Саймон уже готов его потерять. Ветер признает владыкой лишь холодное сердце, но разве будет оно у того, кто последние годы живет в лабиринте интриг. Он думал, что в академии всё станет проще, но встрял в главную передрягу своей юности почти сразу же, как покинул родные места. Передряга сама была подобна непокорному морю — сильная, своевольная, такая близкая — лишь протяни руку — и парадоксально недосягаемая. Саймон умеет укрощать ветра, он знает, как найти подход к любому, но море раз за разом противится и ускользает, подобно предрассветной тени, подобно тому, как разбитые в пену волны сползают по гальке вниз. У его моря — безбрежная синь в оленьих глазах, скупая бледность тумана отпечаталась в лице и темные вороновы локоны вьются у тонко очерченных скул. Ветряные змеи ползут к нему, оставляя за собой на песке причудливые ленты узоров. Саймон глубоко дышит, задыхаясь солью и кислиной гниющих водорослей. Он думает о море — и сила, что бездумно кипела внутри, складывается сложным плетением. Далеко-далеко, куда не залетает ни одна птица, над чернеющим морем воздух вдруг приходит в движение, тревожа беспечную гладь. Один, другой, третий — Саймон не видит, но знает, чувствует, как ветра по всему побережью стекаются в его руки невидимой взору плетью. Кажется, взмахни он — и само море расступится перед ним, наконец признавая того равным, сдаваясь. На самом дне темных глаз Саймона пляшут молнии, взрываются и умирают целые вселенные, где есть только он, море и укрощенный ветер в крепких ладонях. Скрипит песок — и буря стихает, разлетаясь холодными вспышками. Саймон вновь задерживает дыхание. Он выдыхает лишь когда его море подбирается близко-близко, пыхтит, опускаясь подле него наземь — и устало кладет голову на плечо. Внутри Саймона что-то неумолимо ломается каждый раз, когда начинается эта игра. На самом деле, он готов закончить ее до объявления очередного раунда. Кристофер нарушает тишину первым: — Ты знаешь, не обязательно приходить сюда так рано. — В этот раз почти получилось. Кажется, Кристофер едва ли верит. Запоздало Саймон понимает, что тот и не проснулся толком, но забывает дышать, когда слышит, как прорываются сквозь вязкую дрему чужие слова: — Я бы на твоем месте оставил. Ты и без моря крутой. Хриплый со сна голос теряется во внезапно налетевшем ветре, и он наконец будит Кристофера. Тот дергается, фыркает, но не отлипает от плеча Саймона, лишь немного поворачивается, чтобы видеть его лицо и заключить безапелляционное: — Ну вот и зачем ты это сделал. У Саймона на самом деле нет ответа. Он наконец смотрит в заспанное лицо Кристофера и выдает бесконечно усталое: — Знал бы ты, как я тебя ненавижу. Кристофер мгновенно вспыхивает и отодвигается, сверкая праведным гневом во взгляде. Удивительно, как эта уловка до сих пор работает. — Мне достаточно знать лишь то, что ты лжешь. Саймон беззвучно смеется. Дрожь окончательно покидает его. Конечно, Кристофер знает, что он лжет — но знает ли, что скрывает за ложью?.. Саймон не хочет знать ответ. Он хочет лишь навсегда остаться здесь — со своим морем.