***
— Нифига себе!!! Кацуки, ты видел?! — Электропацан ткнул в лицо подрывника экраном своего телефона. Тот попытался сфокусировать взгляд на картинке, но из-за близости экрана так ничего и не разглядел. — распродажа в секс-отделе в том интернет-магазе!!! Бери сколько влезет! Или на сколько денег хватит. Сэро заржал при словосочетании «бери сколько влезет». Бакуго, однако, счел шутку несмешной. — Ты охуел, пидрила?! Нахуй мне твои резиновые члены не сдались!!! Да и вообще, у меня уже есть девушка. А вот и нет, подумал Киришима. Ее у Кауки никагда не было и нет. Он сам об этом проболтался. Зато с тех пор не избегал помощи, если касалось просвещения в делах любовных. И то только потому, что когда-то в далекой средней школе у Дерьмоволосого была девушка (позже ушедшая к другому за сто иен и пару шоколадок). — Правда? — рядом материализовался Минору, — ну и какая она, дама твоего сердца? — Тебя, стафилококк, ебать не должно! — его выперли из-за парты, угрожая взрывами и шумом по всему помещению. Иида, будучи старостой и просто человеком с гипертрофированным чувством ответственности, поспешил успокоить Бакуго и привести все в порядок. Но тот ожидаемо разбушевался, и молодым людям пришлось просто дожидаться учителя и молиться, чтобы их ничем не задело. Получасом позже все прозябали на весенне-холодном стадионе. Особенно плохо пришлось женской половине класса — их функционал костюма явно не рассчитывал на то, чтобы согреть тело, и потому Яойрозу на бегу распечатывала теплые пальто. — Раз-два-три, закончили, мелкие пиздюки! — крикнул Айзава-сенсей, не особо заботясь о морально-этических правилах и Всемогущем, что стоял рядом. — Тебя ничего не смущает? — откуда-то с двухметровой высоты спросил герой номер один. — Абсолютно. — он повернулся к ученикам, плотнее закутавшись в бинты-шарф, — вы все, разделитесь на пары по двое в указанном порядке. Начнете пятиминутный спарринг, а потом разбор полетов. Все будет записываться на камеру во избежание серьезных последствий и грязных приемов. Все поняли? Киришима сам не поныл, как очутился в паре с Мидорией. Уворачивался от мощных, но по-детски неумелых ударов без какой-либо тактики. Укреплял защиту, почти не чувствуя, как кулак дробит камень. И с грустью смотрел на второй участок стадиона, где дрались Бакуго и Иида. Ему, скоростному, наверняка повезло больше. Может осмотреть пышущее жаром прекрасно сложенное тело. Даже обхватить руками, будь то контратака или простой прогиб. Дотронуться до насквозь пропитавшейся нитроглицерином ткани, что тут же взрывается, не давая противнику и шанса на успех. Две минуты кажутся то секундами, то растягиваются до часов. И свисток звучит будто сквозь воду, глухо и еле различимо. Четверо покидают площадку. Позже Киришиме указывают на неправильную тактику ведения боя и какую-то отвлеченность. Что, мол, смотрел куда-то вправо все время. Подумаешь, любовь шею свернула, ничего серьезного. Но на оценках это хорошо не скажется, если продолжать в таком духе. Особенно если Каччан будет стоять рядом и прожигать своим звериным взглядом. Красная, как у альбиноса, радужка как-то странно сияла, а ухмылка то и дело расползалась по его лицу. Эйджиро не смотрел — он чувствовал это, улавливая каждые движения тела. Когда девочки начали спарринговаться между собой, парням разрешили переодеться, отдохнуть, и, наконец, душ принять. Киришима снимал штаны, параллельно наблюдая на силуэт за запотевшей шторкой. Вдруг — грохот, возня вперемешку с матами. Эйджиро подскочил, так и оставшись в одних трусах. Секунда — и из-под шторки вылетело… мыло. Обыкновенное мыло. Его десятками тысяч покупают и продают. Оно розовое, со слегка различимым клубничным запахом. Светлое и невинное, как душа младенца. Кто бы мог подумать, что за ним, обычным предметом чистоты, нагибаясь, теряли свою анальную девственность мужчины? Терпели, сквозь боль и слезы в анальном отверстии, но теряли девственность. Ну хоть с кем-то. И сейчас, стоя со скользким мылом в руках, Киришима думал, что с ним делать. Кинешь за шторку — прилетит обратно, больно ударившись о лоб. Дашь, не заглядывая за мокрую ткань — немного обидно. Вот и весь романтик. Мыслительный процесс продолжался бы вечность, если бы не тихое бурчание Бакуго: — Хули стоишь, мыло дай. Киришима, стиснув зубы, зашел в душевую кабинку, сняв трусы. А что, промокнут, потом сушить надо где-то. Секунда — Кацуки смотрит нахальными глазами в лицо. Вторая — острый взгляд спускается вниз, рассматривая бодрый и свежий стояк. Третья — потемневшие алые радужки смотрят на поднявшийся член подрывника. Остальные секунд пять проходят в немом осознании. — Пиздец, — да и только. Каччан стоял под вдруг ставшей отвратительно прохладной водой. На Эйджиро летели мелкие брызги, впиваясь в кожу и въедаясь в крашеные красные волосы. Киришима несмело подошел ближе. И, поскользнувшись на плитке, упал, вмазавшись губами в губы напротив. Бакуго прижало к стене. И он, находясь в неустойчивом положении, не мог даже кричать. Отчего-то боялся нарушить эту всрато-романтичную тишину. — Так… сейчас… — попытался объяснить все Киришима, — я сейчас встану, а потом… — Заткнись, заебал. Вечно пытаешься мне помочь. Бакуго попытался оттолкнуть Киришиму. Тот поддался, отлетев в мокрую стенку. Подрывник стыдливо накрыл свой стояк рукой, собрался выйти… — Не надо. Побудь здесь еще немного. — Схуяли? Эйджиро подошел к Кацуки, осторожно ступая по предательски влажной и скользкой плитке. Тихо шепнул на ухо: — Я люблю тебя так, что скоро взорвусь. Бакуго промолчал. И вышел из душа, босыми ногами ступая по кафелю. Зашуршал одеждой, застегнул сумку — ее молния взвизгнула, съезжаясь зубчиками воедино. И дверь тут же хлопнула, оставив Бунтаря наедине со своими мыслями.***
Между ягодицами неприятно мокро и натирает внутри. Киришима подготовился окончательно — ногти пострижены, волосы уложены, одеколон использован, пробка в жопе имеется. И сейчас он стоит у двери комнаты, будто сжимая в кулаке злополучное мыло. Неловкий стук в дверь. — Кто? — недовольным тоном кричит Каччан. — Я. Дверь открылась. Комната пока совсем пустая — все только переехали, и из вещей и мебели стояла только кровать, все остальное лежало в коробках, неаккуратно сложенное и местами то смятое, то вовсе поломанное. Стены и потолок непривычно белые, явно не в стиле Каччана, его любви к красно-черным оттенкам. Из освещения — стандартные шесть лампочек, в две полоски растянувшиеся по потолку. Холодный оттенок бьет фотонами по макушкам обоих. Вынуждает прерывать тягучее молчание. — Зачем пришел? — Бакуго смотрит внимательно, не упускает ни одного движения мускулов что на лице, что на теле. Знает, как выглядит ложь и как прячется в теле, скрывается за нервным перебиранием пальцев и закатыванием глаз на левый верхний край. Но Киришима не собирается врать. Потому что бессмысленно. Потому что основную суть он сказал еще неделю назад, в душевой. — Объясниться хотел. Перед тобой. Перед нами обоими. По-человечески чтобы. И потрахаться, в конце-концов. Подрывник аж воздухом захлебнулся. Тут уже не просто кричать надо. Тут уже — надрывать связки, херачить своим хриплым тенором скриминг, орать так, что все легкие наружу. Вместо этого из груди выходит какой-то сиплый хрип. — Признайся, ты охуел? — Да. Пизда. — Ты влюбился в меня?! — Да. — И теперь хочешь разрешения конфликта? — Конечно. Бакуго сильно задумался. С одной стороны, он был зол. Очень сильно зол. Как это — лучший друг хочет стать еще и любовником? Это невозможно, да еще и как-то по-пидорски. Но геем Бакуго себя не считал. Потому что сексом дружбу не испортишь. Да и вообще, один раз не пидорас. Киришима обреченно плюхнулся на кровать. Но не учел, что пробка внутри может надавливать на простату. И поэтому он протяжно застонал вместе с пружинами матраса. — Ты чего? Он тактично промолчал. Потому что если откроет рот — точно спалится, что в его жопе есть посторонний предмет. — У тебя хуй стоит, ты в курсе? Приехали. — Ну да… — Киришима знает, что стояк — странная херня, которая может возникнуть без видимой на то причины. Бакуго тоже знает. Но зло молчит. Выжидает, будто хищник в засаде. Оценивает, прикидывает в уме, угадывает наперед действия противника. И когда тот кладет руку на ткань растянутых штанов напротив, Каччан сдавленно стонет, порыкивая. Следом — поцелуй, действующий как удушающий прием. И финальная атака — Киришима вовсе наглеет и усаживается чуть ли не между ног одноклассника. — Можно я тебе… отсосу? — Ты меня угробить хочешь?! Охуел совсем!!! — Только один раз. Я умею. Назрел логичный вопрос: «откуда?», но он тут же испарился, когда Эйджиро прикоснулся к члену уже через трусы. Горячие, непривычно мягкие ладони опустились и на кожу члена, двинулись вверх по лобку, покрытому тонкими светлыми волосами. Следом последовал язык. Киришима, усевшись поудобнее, лизнул языком твердый фаллос, прошелся им от поджавшихся яиц до кончика головки. Аккуратно губами поддел уздечку, сомкнул их на границе крайней плоти. И, раскрыв челюсти, насадился до упора. Бакуго вздрогнул, судя по звуку, прикусил руку до крови, лишь бы не стонать. Лишь бы не палиться, что нравится, когда умелые руки елозили по влажному стволу, а вакуум высасывал все мысли. Киришима знает, что делает. Очень хорошо знает. Он тренировался. На чищеных бананах, огурцах, резиновых членах всех форм и размеров. Сдавливал горлом холодный силиконовый ствол, выдавливая из него искусственную сперму. Вытягивал обледеневшие губы трубочкой, прокачивая навык на мороженом. До слез и рвотного рефлекса трахал себя в рот фаллическими предметами, читал инструкции в интернете, дрочил только на порно с подборкой отсосов. Потому что знал: сто раз поможешь — забудут, один раз отсосешь — запомнят. И Каччан, стремящийся к тому, чтобы его имя выгравировалось у всех на подкорке сознания, этого правила явно не знал. По крайней мере, так думал Киришима. И слава Богу, что на знал этого, а то его глотку точно опробовали все, кому не лень. Бакуго закрыл глаза. Откинул голову, точно у него случился припадок и он сейчас помрет. Лишь бы не смотреть вниз. Лишь бы не встречаться взглядом с радужками цвета спелой вишни. Лишь бы не кончить при виде Киришимы. Да, у подрывника периодически вставал на его фотки. Да, сердуе слегка так подскакивало, когда Дерьмоволосый, упражняясь, оттопыривал задницу. Подумаешь, гормоны, сказал бы тогда Бакуго. Но сейчас — нет. Это уже не гормоны. Это ебучий коктейль Молотова из серотонина, вазопрессиена, окситоцина, адреналина, дофамина, эндорфина и половых гормонов. В учебниках это было написано сухими черными чернилами, беспристрастными иероглифами и кандзи. Но ощущать это в собственном теле… Киришима, пользуясь положением головы Кацуки, надавил между своими ягодицами. Там все изнывало от нетерпения и истекало соками. Парень скользнул ладонью под пресс, подразнив рукой болезненно возбужденный член, коснулся пластикового стоппера пробки. Потянул его, заставив стенки ануса расшириться, а самого Киришиму поперхнуться количеством слюны и естественной смазки во рту. Игрушка начала ритмично двигаться, стимулируя будто раскаленную добела простату. Та отзывалась на каждый миллиметр движения, посылая электрические разряды по всему телу. Киришима стонал, пускал вибрацию по члену во рту, подавался вперед, навстречу грубым животным толчкам, кончая, сильнее сжимал горло. Наконец почувствовав неприятный солено-пряный вкус спермы на языке, Эйджиро выпустил горячий орган изо рта. Выпрямил спину, сел ровно. И увидел обмякшее тело друга, все еще изредка бьющееся в конвульсиях. Пользуясь случаем, он оставил легкий поцелуй на вздымающейся потной груди. И тут же почувствовал шершавую потную ладонь на загривке: — У тебя есть секунда, чтобы убежать нахуй отсюда.