Бета

Юнги не сильно рад перспективе того, что должен ходить куда-то и учить маленьких надоедливых детей игре на фортепиано, серьёзно. Однако напряжёнка с деньгами заставляет принять то, что это скоро войдёт в его постоянную жизнь, потому что на горизонте не маячила какая-то подходящая работа или хотя бы подработка, перспектива того, что его универ выдаст ему приятный билетик на работу тоже не появлялась. Поэтому Мин Юнги, студент музыкального факультета, стоит около двери в какую-то квартиру, желая чтобы это был хотя бы не сварливый подросток или гиперактивный ребёнок. К сожалению, не всегда мечтам удаётся сбыться. — Привет! — говорит голос снизу, Юнги приходится наклонить голову, чтобы увидеть, хоть и сам он был не очень-то высоким. Ребёнок с рассыпанными волосами и ободком с ушками, которые свисали чуть ли не до колен. Приплыли, — Вы пришли меня учить играть на моём пианинке? — и самое милое, что могло произойти сегодня с ним это мальчик, применяющий уменьшительные приёмчики к словам, которые даже будут неуместны. — Пианино, — поправляет Юнги, догадываясь, что ребёнку в принципе будет совсем наплевать. — Гук-а! Нельзя открывать двери самому, чему учил тебя папа? У Юнги немного отвисает челюсть, потому что тень, в которую мальчик попадает, когда к двери подбегает молодой парень, также прекрасна. У него ровный нос и красивая родинка, необычно тонкие запястья и такие же лодыжки. — Извини, пришёл дядя, который научит меня играть. — Здравствуйте, — мило приветствует его парень нереальной красоты. У Юнги впервые сожаление насчёт того, что он не очень заморачивался в одежде и вообще выглядит невыспавшимся, потому что кажется, что этот парень может быть чудесным в любое время, — Я Хосок. Проходите. Юнги кивает, оглядывая квартиру большую и дорогую, смотря на то, что там есть пианино, а также средства на репетитора, хоть и такого как Юнги, не то что он был не профессионалом, играл с семи лет, но отсутствие какого-то музыкального образования сильно утяжеляло ситуацию. Юнги знакомится с мальчиком, которого между прочем зовут Чонгук и ему шесть. Он отмечает, что Хосок слишком молод для роли родителя, но момент в виде ребёнка, которого он учит, что с весельем тыкает на клавиши, перебирая с осторожностью, объясняя тем, что: «Папа не разрешает трогать моё пианинко», отрезвляет его. В таком случае надежда на то, что шанс всё же есть как-то его не отпускает, потому что Хосок оказывается великолепным не только внешне, но и с чудесным характером, предлагая напитки, а позже заносит фрукты на двух тарелках. Юнги теперь любит киви, потому что они пахнут апельсинами, прямо как Хосок, смешиваясь так вкусно, отчего оскомина набивается и кислота во рту вообще ему не мешает, поэтому: — А где твой папа? — Юнги знает на все сто, что такого позволять себе не должен, особенно со своим любимым учеником, хоть и единственным, но от этого не менее любимым, даже не из-за Хосока, потому что Чонгук оказывается очень способным и внимательным. — Папочка мой работает в ресторане и готовит самую вкусную говядину, — Чонгук увлечённо рассказывает, пытаясь нажать маленькими пальцами по нескольким клавишам одновременно, — А папа работает в большом здании в центре около ларёчка с хот-догами. А ты любишь хот-доги? Юнги не слышит ничего, потому что это странно для него. У них что-то наподобие полиаморных отношений? Теперь шанса вообще нет? — Что? — Любишь хот-дог? — Чонгук оказывается таким любвеобильным ребёнком, что трётся к Юнги, дёргает за майку и смотрит в глаза пристально, настраивая контакт. — Да, очень, — Юнги их ненавидит, — Позови, пожалуйста, папу, Чонгук-и. У Юнги улыбка интересная и немного зажеванная, когда мальчик смотрит на него удивлённым видом, как будто тот рассказал самую непонятную вещь на свете на другом языке. — Папа на работе. — А тогда, — Мин начинает неуверенно, сам превращаясь мыслями в ребёнка. Потому что, что? — Кто тогда.. — Я не родитель, — с улыбкой говорит Хосок, облокачиваясь о дверной косяк, а Юнги стыдно после секундного осознания его тупости. Можно же было предположить о том, что они хотя бы братья, но нет! А спросить для Юнги вообще немыслимо! — Хоби мой супер-нянь! — у Чонгука милая улыбка, когда он подбегает к парню напротив, смотря так по-детски и невинно, даря улыбку всем. — Хотя я тоже Чон, как и Чонгук. Классно, правда? Юнги может только кивнуть, потому что его голову озаряет только одна мысль: «У него есть шанс!»

***

Оказывается, Хосок учится на третьем курсе университета искусств на хореографа, просто обожает есть перемолотую клубнику с базиликом и всегда носит с собой гигиеническую помаду с ароматом кокоса. Они быстро сближаются, начинают общаться, вместе смотрят фильмы и готовят что-то для вечера кино, говоря о том, как это чертовски заезжено. — Молоко или кефир? — Хосок, это разные продукты, как можно из этого выбрать? — Хосок вздыхает, убирая пачку с молоком и кефир за спину, выжидающе смотря, — Ладно, правая. — Это.. кефир, но я возьму молоко, потому что я хочу. Чёрт возьми это всегда так! И Юнги не может удержать эмоции от того, как ему тепло и хорошо с Хосоком. Хосок, который одним своим видом убивает наповал всех на своём пути, а если улыбнётся, то есть вероятность того, что планета взорвётся. А ещё у Хосока есть рандомные мысли, которые никогда никому непонятны. — Посмотри, там дегустация сыра! — Нам не нужен сыр. Есть в холодильнике ещё. — Но это же бесплатный сыр! Хосок пробует, склоняя свой выбор, разыгрывая шоу перед милым парнем-продавцом, даёт пробовать Юнги, но тот отнекивается, Чон улыбается, что-то говоря себе под нос, но втюхивает по кубику каждого варианта. Они уходят через пять минут и второй круг не получается удачным, потому что им дают от ворот поворот. — А чего ты ожидал? Дай волю, ты съешь всё. — Но хён, эти варианты три и пять такие вкусные, слушай! — он катит перед собой тележку, тяжело вздыхая. И кто бы мог подумать, что его так легко расстроить. Юнги останавливает его, протягивая те насаженные на шпажки кубики сыра, смотря на горящие глаза, — Я так тебя люблю, Юнги. — Перестань. — Так чертовски сильно.

***

Они начинают встречаться через две недели после того случая в молочном отделе, когда всё вокург остановилось и они на пару ели сыр со шпажек, пытаясь посчитать – хватит им или нет денег на продукты. Через неделю после официального признания Хосок утягивает хёна в кровать, запирая дверь на замок, забывая о том, что это не так уж и обязательно в этом случае, потому что его дни в общаге отмотаны, а квартира Юнги довольно просторная для них обоих. У Юнги случается эмоциональный сбой на фоне неожиданных ситуаций и необдуманных решений, но когда самый сексуальный и красивый парень не только своего потока, но и точно всего мира, тянет его за собой, прижимая крепко руки к груди, когда Юнги падает на кровать, переводит дыхание и сдувает с глаз чёлку, то становится сложно не то что думать, а дышать невозможно. Крутится, целует, прижимаясь ближе, пока не разогревает тело под собой своей кожей до чувства полыхания снизу, скользит животом о бедро, спускаясь ниже. Стонет низко, выгибаясь в спине будто пластилиновый, закусывает губу и откидывает назад надоедливую чёлку. Юнги лишь тяжело сглатывает, приоткрыв рот в предвкушении, ловя сладкие стоны, как мёд, облизывая губы, пока те покрываются корочкой сухой. Хосок утыкается головой в простынь, слышит как скрипит кровать, разливаясь прекрасным звуком. — Юнги, — и Юнги отмирает постепенно, когда смотрит на ноги Хосока, оглаживая руками пышные бёдра и мягкие ягодицы, пробегаясь пальцами и вызывая мурашки. Хосок завораживает горящими глазами, что светятся даже в темноте и гнусавым голосом, который разрезает тишину на пару со шлепками, когда Юнги безудержное, не слыша просьб остановиться, сказанных не по правде, двигает бёдрами, взмахивая вверх и вниз, рассекая губу, когда кусает сильно. Меняет их местами, думая, что должен позаботиться должным образом о своём чудесном парне. Это даже звучит хорошо. Лучше становится только тогда, когда приближающееся сильное расслабление, кажется, собирается на кончиках его пальцев, делая толчки беспорядочными, скользящими, такими рваными, а сердце бешено колотится, посылая темноту в глаза. В темноте белые капли, которыми был усыпан живот Хосока словно светились, а бёдра плыли в сперме. И всё бы хорошо.. — Юнги, дай мне ещё, — в полудрёме шепчет Хосок, потому что физическая нагрузка всегда выбивала его из сил. Юнги пристально смотрит за прикрытыми глазами, а потом опускает взгляд на дрожащие бёдра, слышит скулёж, когда полностью выскальзывает и как мышцы Хосока сокращаются, пытаясь удержать в себе всё, что так беспощадно вытекало.

***

После их совместной ночи, всё становится будто другим в мгновение ока. Хосок — самый важный человек в жизни Юнги и тот, кого он обожает больше всего. Это правда, что у Юнги плохо с чувствами. Хосок также иногда жалуется, что почему это должен быть Юнги, потому что он всегда настолько не впечатлён и всегда носит такое простое лицо, что Хосоку большую часть времени трудно понять, что чувствует другой, поэтому когда проскальзывают слова, он не очень может считать реакцию: — У меня скоро начнётся течка, — говорит как бы между делом, сотрясаясь всем телом, когда они вместе смотрят фильм. Трётся лбом о плечо, вдыхая полной грудью. Юнги на это лишь кивает головой, кажется, интересуясь больше фильмом. Проходят два дня, Хосок, кажется, даже забывает этот разговор, гуляя с Юнги везде, где только можно, пытаясь отделить хоть кусок времени для уединения потому что с ними всегда ходит друг Юнги, они смеются, говорят о том-сём, но это не так хочется проводить время со своей второй половинкой. И если это немного смешалось, то следующий разговор вообще шарашит Хосока. — Хочешь провести течку с кем-то ещё? — у Юнги спокойные движения, когда он наливает молоко в кружку небольшими порциями, переливами, но глаза всё выдают – боль и печаль. — Что ты только что сказал, Юнги? — у Хосока полные руки не то от злости, а может от волнения, Юнги ненароком бы загляделся на чуть пополневшие бёдра, — Ты что за бред сморозил? — если Юнги был эмоционально замкнутым, то Хосок наоборот, под натиском эмоций мог раздавить голову человеку. — Потому что тебе так будет лучше. — Да что мне будет лучше? Что? — Хосок не может почему-то поймать взгляд напротив, который смотрит за молоком. Кружка что, на литр? — Убери своё ебаное молоко! — и он швыряет его в стену, не обращая внимания на вчерашнюю уборку. Семнадцать часов назад всё шло хорошо. — Лучше для тебя! Ты что не понимаешь? — Я же не в доисторической эре живу? У меня, блять, нет первобытности в крови, в отличие от тебя! Я нормально могу контролировать свои потребности! — Но нет, лучше конечно же корчится от боли. Чудесное решение, Хосок! — Ты думаешь я с пятнадцати лет в эти три дня веду себя как шлюха, прыгаю по членам только потому что мне необходимо? Ты ничего не понимаешь! Вообще, даже каплю! — Я даже не должен тебе нравиться! Я даже не думал, что мы продержимся так долго, Хосок! — Юнги сжимает руками волосы сильно, пытаясь повыдёргивать их к чёрту потому что ничего сейчас не заменит боль. У него внутри болит. — Ты так думаешь? Так ты веришь в наши отношения? — Хосок не отличается особой вспыльчивостью, а в компании он всегда та самая зажигалка веселья, но сейчас это буквально не он, — Почему ты молчишь? Скажи мне хоть что-то! — Что мне сказать? О чём говорить? Неужели правда думал, что, блять, я смогу заменить альфу? Это же абсурд! — Значит я для тебя что-то наподобие прихоти? Отметил в календаре, чтобы меня бросить из-за своих чёртовых принципов? — за окном вечереет, а на глазах Хосока крупные слёзы, потому что больно. Вот тебе и любовь с первого взгляда. — Не говори так! Ты лучшее, Хосок, — и он не знает – уместно сейчас обнять Хосока, своего парня или уже нет, — В том-то и дело, что я слишком сильно тебя люблю. Так сильно, что не хочу видеть твоих страданий. Я их не облегчу. — Да почему? Откуда ты это взял? Почему ты решаешь за меня? — и в стену летит уже не коробка расплескавшегося молока, а тёмная тарелка, которая никогда ему не нравилась, а может злобу легче будет выместить на красивой посуде, разбивая вместе с ней чудесные отношения? — Я не удовлетворю тебя, потом ты захочешь нормальные отношения с альфой, детей и семью! А что я дам тебе, обычный бета без запаха! Что я дам? — Любовь! Ты даёшь мне свою любовь, которую не даст мне в этой жизни какой-то альфа, потому что у него есть чёртов узел, который не нужен мне. Мне этого не нужно! — Ты просто не понимаешь, не понимаешь, – тихо повторял из раза в раз бета, слоняясь по квартире, проявляя нервозность. На часах стрелки словно остановились, ссора затянулась, — Ты покончишь с нами, как только найдёшь кого-то лучше меня. И мне будет не жаль, потому что ты будешь лучшим в моей жизни, но твоё зря потраченное время. Я не верну тебе его. — Мне это не нужно. Мне это не интересно. Как будто я не знал на что иду, как будто не знал, что мы не будем обычной парой, но мы особенные, Юнги. Просто особенные, не ненужные. Имеющие право на существование, — и было правда больно смотреть на то, как Хосок опустился по стене, кажется, смотря на творившийся беспорядок вокруг. Счастье превратилось в сон, — Я имею право на голос в наших отношениях! Если так любишь, почему не слушаешь меня? Всё было обречено на провал, но тем временем пока Хосок собирался наслаждаться этим, несмотря ни на что, Юнги считал время до их расставания. — Тебя больше заботят глупые вещи, Юнги. Всё, но только не моё мнение и чувства. Каково мне будет сейчас, когда ты уйдёшь? — это звучало нелепо. Потому что они были буквально в квартире Юнги, но это не важно. Важно то, что все трещало по швам, — Каково мне будет, когда мой любимый человек будет где-то, пока какой-то чёртов альфа трахает меня только из-за того, что может хоть чуть облегчить мою боль? Ты об этом не подумал? Говоришь, что ради меня делаешь всё это, но что за результат? Я в бешенстве, подавлен, чувствую себя ненужным пазлом! Юнги не мог смотреть, потому что эти глаза никогда не смотрели на него так: с чёртовым разочарованием и обидой. — Прости, Хосок. Прости меня, — Хосок кивает сам себе, наверное, не утешаясь извинениями. — Ты всё решил, решил за меня и за нас. Уже всё посчитал с самого начала. Зачем тогда дал себя любить? Зачем дал мне надежду? Что я должен теперь делать? — и Хосок падает будто некуда ниже, яростно хватая ртом воздух, которого категорически не хватает, кажется, сжимает в руке край футболки, хочется до боли, до искорки в глазах. — Хосок, прости. — Ты мне нужен! Так мне нужен, я не жалею даже. — Прости, ты ценнее всего и всех на этом свете, во всех возможных мирах и планетах. Ты пахнешь как самое нужное для меня, всем, что нравится, сочетаешь всё чудесное в себе. Ты стоишь и достоин всего. Я не могу дать тебе это. — Ты мне нужен, мне нужен ты! Ты! Ты, придурок! — и он будто плюёт слова, пытаясь держаться и понятнее говорить, — Не знаю, что ты придумываешь в своей голове, но мне всё равно. Ты мне важен, а не то, кем ты родился, сколько у тебя денег в кошельке и всё остальное. Пойми меня! Ты единственный, кто пытается, пытался, меня понять. Хосок звучит абсолютно отчаянно, упираясь щекой в стену, не стараясь даже выглядеть более-менее приемлемо, Юнги понимает, что он зашёл слишком далеко. Он сжимает туго губы и кусает зубами до крови. Хосок такой прекрасный, но сразу же в мгновение видно, как он тускнеет после этих слов, после одного неправильного действия, скручивая несколько раз внутри тугие верёвки от безнадёги. — Милый, — шепчет Мин, пытаясь пробиться голосом сквозь тихие всхлипы и громкие думки в голове парня напротив. Он готов падать на колени, выпрашивать прощение за глупые, совсем идиотские слова, и он падает, касается, не боясь быть оттолкнутым, потому что будет не так больно, как это противное ощущение внутри. Юнги чувствует себя чертовски глупым. — Я буду любить только тебя. Хочу только тебя! — Знаю, я знаю, Хосок-а. Ты пахнешь как любовь для меня, ты как чертовски недостающая вещь моей жизни, ты всё для меня. Я так тебя люблю, — Хосок кивает, горько улыбаясь через силу, смотря на нечёткие контуры перед собой, — Твой запах как желание и единственное что мне нужно. Ты выше всех и важнее, любовь моя. Юнги не до конца понимает, как они оказываются около дивана, то ли подойдя, то ли подползая, пока целуются, смешивая на щеках слёзы в общее месиво. Не запоминает момента, когда Хосок стучит зубами не от холода, крадущегося по обнажённому телу, а из-за предвкушающих мурашек, когда тянется к одежде Юнги, полностью её срывая, пока не замечает на своих бёдрах, руках и пальцах чужого взгляда. Диван оказывается не таким уж удобным, когда они смотрели фильмы или ели пиццу на пару с друзьями, он будто жёстче сейчас, поэтому царапает словно невидимыми пружинами лопатки Чона, соскребая кожу и мышцы с костей. Чешет и хватается за свои же запястья, когда чувствует с бёдер капающую смазку, стонет, пытаясь привлечь внимание и оторвать взгляд, приковав только к себе и глазам. Юнги чувствует себя таким разбитым и ничтожным именно сейчас, когда видит как его тело прилегает к начертанным прорезающимся мышцам напротив, как Хосок выгибается, ловя каждое прикосновение. Чувствует себя таким грязным, когда пытается ухватиться за тёплые ноги, пробираясь ближе к бёдрам, проникая внутрь пальцами, задыхаясь от охватывающего, будто в первый раз, жара. Хосок, кажется, хочет что-то сказать, но предпочитает молчать, понимая о бессвязности речи. — Мой милый-милый. Самый невероятный, — шепчет, прижимаясь лбом ближе к шее, когда Чон откидывает голову назад, кружа глазами взад-вперёд, — Всегда такой прекрасный для меня, — откидывая волосы парня напротив, вторит тот как в бреду, сотрясая внутри всё. — Только для тебя, Юнги! Только для тебя, — переходя на полушёпот, говорит Чон, сминая под собой покрывало, приподнимаясь на руках, когда чувствует Юнги ещё ближе, внутри себя. У Юнги кружится голову от мыслей, неправильных идей, который почему-то, каким-то образом осмелились опорочить его намерения к Хосоку. Он хотел только любить и предъявлять всему миру, кричать всем о том, что они вместе навсегда. Мин так резко вздёргивает бёдрами, стараясь угодить, задыхаясь от положительных ощущений, улавливая с губ громкие стоны, чувствуя только от этого удовлетворённость. С каждой минутой Хосок звучит так ненормально, заставляя голос разными тембрами переливаться, разжигая в горле от этого боль, слюни стекают по подбородку, заплывая в ямку ключиц. Мысли нечёткими отпечатками плыли в голове и всё, что он хочет, это угодить. — Я так тебя люблю, Юнги. Теперь считай с этого момента каждое моё признание и не забывай, — всё мешается в неразборчивых звуках и нечётких буквах, которые пытается выкрикнуть Хосок. Пауза между ними виснет, когда не один из них не может что-то сказать. Юнги нежно касается, не смотря на резкие толчки, целует шею, смазывая вниз губами пот и слюни по телу, с этого момента он будет таким эгоистом, что невозможно, — Люблю только тебя. Всегда тебя, — Юнги уверен, что видит, как его щёки блестят и почти светятся от худобы и блеска. Хосок небрежно тянется вперёд, утыкаясь лицом в грудь, тихо шипя и охая от стимуляции внутри, сжимаясь сильнее и подгибая пальцы. — Только тебя. Всегда тебя и никого другого, только я и никто другой, любовь.