Поддавки

      Он, как впрочем и всегда, без стука вошел к ней в кабинет, если это можно так назвать — скорее ворвался. Снова хотел жаловаться на безруких и безмозглых интернов, которые всюду путались под ногами, на ее сына в частности. Хотел было все высказать и уже открыл рот..       Но тут вдруг его маска наглого и надменного лицемера дрогнула, лишь на секунду, но дрогнула — она будучи сильно пьяна, положив ноги на стол, сидела в своем кресле и курила сигареты своими тонкими длинными бледными пальцами. Эта вредная привычка привязалась к ней еще студенческие годы. С возрастом она много раз пыталась уйти от этого, но окончательно бросить не удалось.       На столе стояла открытая бутылка армянского коньяка, подаренная благодарными пациентами, она довольно долго пылилась в нижнем ящике стола — как бы ждала своего часа.       На его вопрос о том, с чего вдруг женщина «такого интересного возраста», которая вовсе недурна собой, «глушит коньяк в одиночку», получил весьма исчерпывающий ответ.       Но он и без слов понял: что просто все навалилось, действительно, кому, как не ему понимать, что она вовсе не железная, что несмотря на упрямость и нежелание признавать ошибок, она женщина, ей тоже бывает трудно и одиноко. Извечные проблемы: работа, дети, мужики, что еще может быть не так? А получается что может.       Она прекрасно знала, что тот в завязке и что творит с ними алкоголь, символически пытаясь предотвратить, то что последует, но в душе она хотела этого, хотела, просто не желала признавать — она ведь гордая. Как все таки люди любят врать самим себе. Ну и пускай, иногда люди в праве позволить себе пустить все на самотек.       Она столько лет строила высокую стену, между миром и собой. Она действительно не железная, хоть и очень старательно создавала себе этот образ суровой и властной начальницы. Женщина иногда имеет право позволить себе проявить слабость, особенно когда все навалилось, как никогда: и работа, на ней ведь как никак висела ответственность за целое отделение, а это подразумевает под собой бесконечные поломки, жалобы пациентов, встречи со спонсорами и ее вроде бы взрослый сын, с бесконечными пустяковыми проблемами, прогулами интернатуры, опозданиями, какая с всем этом может быть личная жизнь. Нервы ни к черту, а ведь ей всего сорок.       Но он то видел ее состояние, он буквально чувствовал кожей. Им не нужны были слова, они были слишком похожи, хоть и не хотели признавать этого — глупо. Какие же они дураки. Люди часто врут друг другу, но опаснее всего ложь самому себе.       Знакомы давно, да и не чужие люди получается — слишком много всего было между ними. В глазах была страшная усталость, не говоря ни слова, он сел напротив нее и налил коньяк в стакан и тут же осушил его. — За тебя, Настюха!       Как бы она не убеждала себя в том, что «это в последний раз», что это просто алкоголь и просто секс на пьяную голову. Но это был чертовски хороший секс! А с этим приходилось считаться..       Еще в студенческие годы, этот смазливый хам привлек ее внимание, отрицать бесполезно. Тогда выбор был сделан в пользу Виктора, казалось, что все очевидно — настойчивый, богатый, внимательный, о чем еще можно мечтать. Но иногда, в такие редкие минуты слабости, фантазия уносила ее далеко за пределы ее рабочего места..       Он не был красив собой, но в нем было что-то, что-то такое, что заставляло трепетать. Проходящий мимо обязательно оборачивался и смотрел в след, называйте как хотите — «шарм» или «изюминка», но факт остается фактом. Ее, казалось бы, такую «правильную» девушку, незримыми силами тянул к себе этот самовлюбленный парень на мотоцикле, который бесконечно язвил, не давал подобраться близко — подпускал и тут же отталкивал, делал больно, — показывал, что ему и одному хорошо. Настя ненавидевшая его всем сердцем, никак не могла взять в толк, что из связывает.       Она так и не поняла. И вот им уже за сорок, они снова пьют коньяк, а он как известно творит чудеса. — Андрей, даже не думай об этом!! Она главврач, скромная порядочная женщина, как-никак.. — О чем ты, душа моя?) — его рот растянулся в ухмылке.       Алкоголь развязал язык, формальности были выброшены в открытое окно.       Она медленно встает из своего кресла, снимает халат, без резких движений пересаживается на стол, перебрасывает ноги, и оказывается на краю стола.       Дразнит его, сидя прямо напротив него, но он сдерживается, ведь головой то он понимает, что она пьяна, что это все не по-настоящему. Отмахиваясь от совести, ставит бокал на стол — совесть вернется уже утром.       Она нагло улыбается и болтает ногами — продолжает дразнить. Но его выдержка не железная, ведь правда, когда перед тобой такая женщина, да и еще в полном душевном раздрае, не утешить ее будет глупостью, хотя скорее просто не представляется возможным.       Поставив бокал, он берет ее за бедра и легко пересаживает к себе на колени. Левой рукой сильно сжимает бедро, а правой легонько проводит по внутренней стороне бедра. Она резко выдыхает прямо ему в лицо и поднимает взгляд. Они смотрят друг другу в глаза несколько секунд — напряжение в воздухе нарастает.       Она сдается первой, наклоняется и целует, целует, целует… да так, что просто летят искры, прокусывает ему губу, что тот даже вскрикивает и пытается отстраниться, но та не дает возможности, сильнее прижимается к нему. Его руки не перестают блуждать по ее телу. С блузки отлетает пара перламутровых пуговиц, и оголяется часто вздымающаяся грудь. Он отстраняется и замирает — любуется. Прокладывает дорожку из поцелуев от уголка губ; по шее, ниже, доходит до груди, поочередно снимает лямки темно-синего кружевного лифа, высвобождает грудь, обнажая соски. Продолжает целовать разгоряченную плоть, нежно обводит влажным языком набухшие соски, посасывая их. Она практически мурлычет, зарывая свои руки в его волосы, и тут он резко прикусывает левый и одновременно выкручивает правый сосок, она выгибается и вскрикивает. — Быков, да ты не ахуел ли?!??! Но он закрывает ей рот своим языком, чтобы заглушить стон и продолжает нежную пытку. Она же в свою очередь времени не теряет, ей не слишком хочется затягивать с прелюдией — не то настроение — быстрее хочется разрядки. Его рубашка давно расстегнута, халат повис на спинке стула, она водит руками по его торсу, изучая причудливые узоры его татуировок, которые кажутся одновременно такими родными и такими чужими — загадочными. *Раздается смешок* — Ну все Быков, как же ты меня достал со своими шуточками!! Она резко встает и как бы невзначай задевает рукой — Все Быков — тебе пора! Поразвлекались и хватит..       Казалось бы все произошло ненамеренно, но на доли секунды она задержала свою руку и легко сжала. Это стало спусковым крючком. Быков зарычал, схватил за руку и дернул на себя. — Быков, ты что себе позволяешь?!       Он разворачивает ее спиной, нагибает на стол, руки мертвой хваткой фиксирует у нее над головой, да так, что не оставляет шанса высвободиться. Резким движением задирает юбку, срывает трусики и швыряет их на пол. Она в чулках, больше ничего не мешает.       Настя пытается вырваться, на глазах выступают слезы, пытается пнуть его или укусить — тщетно, он держит крепко. — Ты тварь, да я ненавижу тебя! Что ты блять себе позволяешь!? Я тебя уволю к чертовой матери!!       Это какая-то странная игра, которая давно вышла за рамки, затянувшись, на целых 20 лет, и кто знает сколько еще продлится. И каждый раз непонятно — кто диктует правила, и пусть каждый думает по-своему. Очевидно одно: то, что это не случайность, раз это повторяется. — Засужу! Быков — ты сука, вечно ты пользуешь..сяяя.. ааа       Он резко входит в нее до упора. Она вдыхает — с ее губ срывается стон.

***

      Он одернул юбку и крепко прижал к себе. Она молчала и смотрела в пустоту. Он просто хотел ее обнять — укрыть от всех проблем, спрятать, уберечь, взять на себя хотя бы малую часть той боли, которую она испытывала.       Настя потянулась за сигаретами, долго не могла нащупать на столе зажигалку, она оказалась под кучей бумаг. Вспыхнул огонек — она затянулась. Он взял из ее тонких пальцев сигарету, затянулся и поморщился — его всегда раздражала эта ее привычка. Андрей вернул сигарету, она сделала еще пару затяжек и потушила. В окно рвался холодный ветер, она озябла, и потому прижалась крепче.       С ним было как-то легко, непринужденно, все проблемы, которые так волновали ее, становились какими-то далекими и уже не такими важными, важным был только человек рядом. — Ладно, будет тебе новый аппарат МРТ, но учти, на рентген можешь даже не рассчитывать, и смей так больше делать. — Мы же оба знаем, что тебе понравилось. Так сложно это признать? — Мне подать заявление об изнасиловании!? — обиженно сказала она, стукнув его кулачком по плечу. — Признай, что приятно, когда порой правила диктует кто-то другой? — ухмыльнулся он. — Ты так в себе уверен? Если бы я была против, то не далась бы тебе. — Так и знал! Минутку и ради рентгена готов на все! — он не смог сдержать смех. — Не поясничай, Андрей, я тут не торгуюсь! — она тоже улыбнулась.