По надеждам в рай — привыкай. По обидам в рай — привыкай. По изменам в рай — привыкай. По их трупам в рай — привыкай. Я больше здесь не вижу смыслов продлеваться без тебя.
Джерард размазывал злые слёзы по скулам. Перед мутным взглядом мелькали переписки, переписки, переписки. «Я люблю тебя», «Скучаю», «Ты нужен мне», «Ни с кем не чувствовал подобное», «Красивый», «Не уходи», «Родной», «Я рядом», «Думал о тебе сегодня», «Навсегда», «Не отпущу». Враньё. Всё ложь. Врал всё это время. Было ещё одно «люблю», было ещё одно «ни с кем», ещё одно «навсегда». Было столько всего, что больно дышать. Столько, пока он был так глух, так ослеплён своей преданностью, своей верой. Раскалённый прут, что он вручил ему сам, — безжалостно вставлен между рёбер, чтобы затем, словно рычаг, поддеть, вскрывая, грудную клетку, как старые прогнившие половицы, обнажая ввалившуюся от заражения им, разложившуюся по краям зияющую дыру на месте сердца — то, что осталось от больного, наивного и нелепого счастья, когда обнаружились другие переписки, другие обещания и признания. Не ему.—
Рассчитать количество таблеток невероятно сложно. Он заслужил, чтобы быстро и не больно. Хватит с него боли. Хватит. Руки дрожат, словно ему очень холодно или страшно, плохо слушаются. Предатели, всё трясутся, мешая сделать всё правильно и быстро. В горле сухо — вся влага на щеках, но стакан воды уже поблёскивает рядом, дожидаясь своего часа, — вот кто исправно будет рядом, сколько нужно. Даже после. Никаких записок, нет. Он ничего не хочет говорить. Только не теперь — кажется, и так сказал уже больше, чем стоило, чем он того заслуживал. Столько достаточно? Или мало? Больше, чем трепетных «Иди, устал, поспи», «Буду здесь утром», «Увидимся во сне», или примерно столько же? Нет, меньше. Значит, ещё — пока не скроются все линии на ладони. «Хочешь закончить всё? Вот так?» — последнее, что можно прочитать в их чате. Что он читал сотню раз, прежде чем понять — нет, не хочет, не сможет. Значит, придётся по-другому. Возможно, он уже не ответит на это сообщение — когда некому ответить, рассчитывать на что-то сложно. А может передумает — слишком сильно прыгают таблетки в руке, и сердце грохочет в ушах как локомотив, следующий без остановок в никуда. Пожалуйста, пусть всё окажется неправдой. Пусть он проснётся, а на экране будет светиться: «Уже жду тебя здесь» и «Говорил же лечь раньше, не встанешь». Пожалуйста, пусть всё это он придумал себе сам, гадая, почему только с ним и больше ни к кому. Улыбаясь, как беззаветно влюблённый, — какой и есть — и вместо завтрака печатая слова, одно за одним — «Я здесь», «Скучал» и «Ты мне снился». Пусть снится ему вечно. Стакан холодный и тяжёлый, вода покрыта рябью — никак не успокоиться. Тяжелее только «Закончить всё, да», горьким осадком осевшее на корне языка. Невысказанное, застывшее под лунками от ногтей. За окном занимается утро. Серое, немое, сразу уставшее — целая ночь для него сравнялась с мгновением. «Говорил же лечь раньше»…