The Fallen Kingdom

Чем страшны монстры? У них бездонные, затягивающие в пучину ужаса глаза. В них невозможно проглядеть каплю света, в них невозможно увидеть душу, хотя бы ее след. Они улыбаются, но это улыбка – оскал, обнажающий верхние резцы и клыки, что вгрызутся в глотку, дай только подойти поближе. Охотятся не ради пропитания, скорее из ощущений азарта. Напасть на низшего или окружить сильного стаей, напасть из-под тишка или устроить диверсию, воткнуть когти и клыки в плоть, ощущать, как стекает кровь по рукам и упиваться слабостью и угасающим огоньком жизни в глазах жертвы. Разрушать постройки, нападать на караваны и путников. Чем страшны люди? А разве я уже не ответила на этот вопрос?

Женщина слегка пригубила вино из бокала, наслаждаясь осадком черники и малины на нёбе. Ее алые волосы спадали водопадом по оголенным плечам, скользя по обивке дорогого кресла и опадая на пол, на ковер под ногами. Она изучала меня сквозь ресницы, скучающим и хищным взглядом. Огонь в камине тихо трескал и сверкал, и ее глубокие карие глаза на его фоне, отливали настоящим золотом, которое плавят люди глубоко под недрами земли. Еле заметное, но столь плавное и легкое движение руки – и бокал вновь наполнен алой жидкостью. Тварь, что появилась с бутылкой элитного “Флёр 1… г.”, слегка покачивалась, стоя за креслом и ожидая нового приказа. Белые глаза неотрывно смотрят прямо в душу, хотя по факту не сфокусированы ни на чем. Я стоял на коленях, низко склонив голову, боясь шевельнутся и издать слишком громкий вздох. Страшно. Нет, не стыдно признаться, что я испытываю животных страх перед женщиной. Вы просто не знаете, что это за женщина, какая сила и аура чувствуются в каждом ее движение, изгибе, вздохе. — Люди ни в чем неповинные создания, не стоит пятнать их. Слишком резко, слишком громко. Голос правительницы Эроны звучит крайне звонко и громко, в отличии от ее гласа. Ее речь напоминает благоверный шёпот, глубокий и мягкий, он обволакивает, заставляет слушать ее против воли. Склонив голову набок, ее уст коснулась еле заметная улыбка. Она перевела свой взор на мою госпожу, глядя на нее как на ребенка, не понимающий, что говорит. Возможно, она и права. — Почему появляются злодеи? Не бывает, что человек рождается с определённой целью, ты сама уверяла меня в этом. Не так ли? Госпожа поджала губы – ей нечем ответить, нечем отбить атаку. — Люди сами создают и взращивают своих палачей. На потеху. Злодеями не рождаются, их взращивает общество на убой. Как и героев. Эрона вскочила, чуть не опрокинув свой фужер. Глаза гневно смотрели на фигуру в кресле, мышцы лица ходили ходунами. — Нет. Это лишь Ваши доводы и помыслы, ничем не подкрепленные колкие слова! И вновь эта улыбка. Мягкая, добродушная, как у матери. Но глаза не светятся той добротой, они зеркально противоположны улыбке – холодные, расчетливые. И в самой глубине, пляшет черный огонь ярости и мудрости. — Посуди сама. Приведу пример, для наглядности. Перед ними на столе появилась площадка с шашками. Две фигуры – Черный и Белый короли. — У нас есть два ребенка. Оба проживают с малых лет в детдоме, но одного постоянно защищают… Рука плавно огладила верхушку Белого — …другого лишь принижают, ставят в тень первого. Пальцы аккуратно скользнули по глянцевой поверхности Черного. — Они ничем не отличаются, но все что делает первый, презирается если это делает второй. Но если младший создает что-то новое – это считают недостойным или опасным. Если что-то создает старший – это признают гениальным. Правительница поджала губы. — Банальное неравноправие и некомпетентность сиделок, ребенок вырастет и сам выберет сторону. Легкий взмах руки, и огонь в камине, что до этого стал гаснуть, разжёгся с новой силой. — Нет. Он не выберет сторону. За него это сделало общество. Ему ни дали ни одного шанса стать обычным. Пройдут года, и эта пропасть будет все больше и больше. И если до этого его ставили в тень только старшего, то с годами его просто убирают на задний план всех действующих лиц. Не важен статус, рост, возраст и пол. Важно лишь, что он худший. А знаешь, что самое смешное? Она приподняла бровь и посмотрела уже с усмешкой. — Если бы ему протянул руку хоть одно живое существо – план общества пал бы крахом. Именно поэтому таким детям пришивают клейма – монстр, чудовище, страшила, изгой. Взгляд потяжелел. На лице уже не играла озорная улыбка. Тени сгустились, стали темнее, гуще – живее. Правительница слегка отшатнулась, но поспешила вернулась в исходное положение. — Обществу скучно – оно развязывает войны, взращивает злодеев и героев и травит их друг на друга, ради зрелищ. Заметь, никогда еще знать не умирала при таких сражениях, они всегда оказывались где-то далеко, в укрытиях, будто знали, что так и будет. Толика раздумий и сомнения промелькнула на лице. Я внимал каждому слову Княгини и понимал, что все ее слова не имеют никакого подтекста. Она говорила правду, и эта правда ранила веру госпожи Эроны. Ее веру в людей и их безгрешность. Сам того не осознавая, приподнял голову, устреми свои глаза на Княгиню. И встретился с лениво изучающим меня взглядом золотых глаз. На минуту я забыл, как дышать, забыл, что запрещено смотреть Дьяволу в глаза – но сейчас прекрасно осознаю, что за этот взгляд готов продать душу, лишь бы она смотрела на меня. Удар в спину. Я упал, уткнувшись лбом в мягкий ковёр на полу, слыша гневное шипение совсем рядом. — Тебе было велено сидеть смирно и не привлекать внимания! Зажмурил глаза, готовясь к еще одному удару. Но его не последовало. Почувствовав, как что-то бархатное и теплое коснулась моей щеки, приподнимая мою голову. Я устремил свой взгляд вперед – Княгиня оглаживала мою щеку большим пальцем, увлеченно, с детским любопытством разглядывая, будто видит впервые в жизни. — Ты так дорожишь своими людьми, так возносишь их выше Нас с тобой, но поднимаешь руку на одного из них. Госпожа скривила губы. — Он не более чем безбожник, отказавшийся от веры. Грязный вор и разбойник, связавшийся с такими же отребьями. Княгиня засмеялась. Тихо, мелодично, слегка наклонив голову, все еще держа меня за подбородок. Руки за спиной ощутили легкое тепло, а после веревки коими я был связан, просто растворили в воздухе. Она убрала свою руку и сидя напротив меня на коленях, смотрела как я потираю руки, неверующе оглядываюсь, не понимая, что происходит. — И все-же, для тебя есть разница. Граница, которая разделяет твоих все обожаемых людей, и тех, кто не входит в рамки. Я смотрел на двух высших существ в непонимании. Княгиня встала на ноги, выпрямив спину. Тряхнув копной волосы, она слегка наклонила голову к плечу – глаза горели золотым огнем. Краем я заметил, как Правительница сжала кулаки. Боится. Правильно делает. — Я заберу его. Ты ведь с этим пришла ко мне – отдать тех, кто не угоден твоему Императору и супругу. — Ты должна казнить их… Секунда – огонь в камине потух. Комната погрузилась во мрак, и лишь лунный свет освещал комнату, сквозь кристальны окна. Такую красоту на деле может позволить себе не каждый – даже у Императора подобное стоит только в покоях, и лишь главная стена Церкви получила такое. Я чувствовал, всем своим нутром – животный страх. Но не сколь свой, сколько свиты Императрицы. Я же был спокоен. Княжна дала понять, что я теперь принадлежу ей. И это не подлежит возражениям. Я не прикосновенен. Пока. — Не стоит указывать мне, что я должна делать. Я не давала тебе право говорить со мной на равных. Будь добра вспомнить, где ты находишься. Скользко, но не мокро. Гладкая, блестящая чешуя аккуратно обвивает мой торс, плечи, руку, подбираясь все выше, укрывая и приобнимая. Я как завороженный, смотрел на существо – нечто среднее между человеком и вараном –, что аккуратно и так легко подняло меня в воздух, и опустило уже у ног самой Княжны. Она вновь восседала на своем кресле, подперев одной рукой подбородок, смотря на меня сверху вниз. Ее алые волосы слегка шевелились, словно змеи лениво копошились на тонких, фарфоровых плечах, ниспадая ниже. Твари, появившиеся из темноты угрожающе шелестели и шипели за ее спиной, поочередно обнажая клыки, множественные рты, когти и ядовитые жала. А я сидел у ее ног, испытывая благословенный трепет. Такой, какой испытывают по отношению к Господу. Я был крайне далек от религии, никогда не верил во все это. Но если бы мне сказали, что Она – Богиня, я бы поверил. Беспрекословно. Она протянула ко мне свободную руку, и я как слепой котенок, уткнулся в нее щекой, жадно вдыхая запах ее тела. Она улыбнулась. Звери за креслом утихли. — Я сказала своё слово. Это не обсуждается. Остальных заберет Хегмот. Я позже решу, что с ними делать. Она перевела взгляд на притихшую и бледную Эрону. Более не Императрицу и Госпожу. Просто Эрону. Огонь в камине вновь зажгли, но уже не обычными спичками – я проворонил момент, когда одна из тварей дыхнула на обугленную древесину, и она зажглась ровным красным огнем. Неестественным. Женщина стояла, пытаясь держать достоинство, но выходило это из ряда вон плохо – бегающие из угла в угол зрачки, сбитое, тихое, слегка загнанное дыхание, испарина на лбу, и – я точно это слышал – громкий, бешенный ритм сердца. Тряхнув волосами, она низко опустила голову, не решаясь поднять взгляд, чтобы не встретится с хищными и пожирающими глазами тех, что стояли вплотную со мной. — Ваш кортеж полностью готов – я добавила вам новой провизии, ваши лошади ухожены и накормлены. Уходите. Я не благосклонна на ваше дальнейшее нахождение в моих землях. Сталь в голосе, холод во взгляде. Но в разрез с ее голосом, рука все еще поглаживала мою щеку, так нежно и мягко, что я готов был забыться прямо сидя у ее ног. Послышался тихий топот – солдаты и императрица покинули гостевой зал, уходя по коридорам вглубь замка. А я остался, худой, потрёпанный, в лохмотьях что нацепили на меня королевские псы, но со странным спокойствием и умиротворением в душе...