Плохой день

На карманных часах стрелки опасно замерли у цифры двенадцать, рискуя уже вскоре перевалить за неё. Торопиться уже не было никакого смысла, да и бесполезно: вереница машин двигалась со скоростью улиток, освещая тьму ночи красными и жёлтыми огнями фар. Можно было с уверенностью утверждать, что домой никто из водителей в ближайший час точно не доберётся. Айзен ненавидел подобные моменты. Особенно после проигранной битвы при Каракуре он не мог нормально реагировать на подобные события, которые не мог изменить, вынужденный лишь подстраиваться под них. Разрядившийся телефон ехидно смотрел на него потухшим экраном, отражающим свет. Он не мог даже позвонить и предупредить о задержке… Соске очень хотел удариться головой о руль, раздражённо рыча, но он всё же сдержался, пускай и был опасно близко к грани. День уже начался крайне паршиво, когда проклятый пёс, которого он завёл явно в нетрезвом состоянии и нездравом уме, решил, что зарядка телефона — очень вкусное лакомство, и разгрыз её ночью. Отчего телефон, разумеется, не зарядился, и теперь бесил одним своим присутствием. Следом его гигай почувствовал, что его время пришло, и принудительно выгнал Соске из себя, не в силах больше терпеть его реяцу и давление Хоугиоку. Прямо на чёртовой лестнице. Айзен меланхолично наблюдал, как тот кувырком летит с неё, и так до первого этажа. Из плюсов, он немного облегчил работу местным уборщицам, ведь одежда успела собрать почти всю пыль, что скопилась на ступеньках. После он забросил эту поделку Урахары на плечо и в виде шинигами, если его ещё можно продолжать звать шинигами, в сюнпо добирался до учёного, который не иначе, как мстил ему за прошлые поступки. Соске мстительно сбросил гигай прямо на него. Получив новый гигай, едва не подравшись с Киске из-за наценки, от вида которой сам Дьявол бы позеленел и почётно передал свою корону торгашу в панаме, Айзен поспешно вернулся домой, чтобы прилично одеть его, а после наконец отправился на работу. Там его уже ждал подчинённый, который испортил важные документы, на которые Соске потратил почти восемнадцать часов без какого-либо перерыва. Глаз уже начинал дёргаться. Секретарша, которая ночью явно не спала, сонно зевая, пролила на него горячий кофе. Принтер зажевал последнюю бумагу. На обед банально не было времени. Потом явилась проверка. И наконец, когда Айзен уже был готов убивать, по возращению домой он застрял в пробке. Шёл второй час. Гигай опасно трещал, грозя повторить судьбу предшественника, не выдержав мощь Хоугиоку, который реагировал на эмоции Айзена. Дыхательные упражнения не помогали ничерта. Мантры, которые он всё же выучил по совету всегда спокойного Укитаке, не работали. Разъярённый Соске серьёзно размышлял о том, чтобы покинуть тело, и позволить машинам врезаться друг в друга, сотворив прекрасный взрыв… Красиво же будет. Он тогда точно успокоится. Но тогда здесь появится куча душ плюс, припрутся шинигами, будут сновать туда-сюда, явно полезут к нему… Нет, и так нервы ни к чёрту, он же поубивает всех. Двух лет в Мукене Айзену действительно хватило за глаза, чтобы больше не идти на поводу эмоций и непомерного эго. Наконец, спустя ещё полтора часа и половину потраченных нервов Айзена, от чего переливающийся свет Хоугиоку начал проявляться сквозь гигай, рискуя всё же сдетонировать, пробка более-менее рассосалась, и Соске смог проскочить через машины. Он не гнал, резонно опасаясь, что этот день станет ещё паршивее, и он нарвётся на полицейскую машину. И правда: она действительно стояла за поворотом, но к Айзену прикопаться не смогла. Добрался он домой лишь в третьем часу ночи, когда даже охранник на своём посту дремал. За что он вообще платит? Заходи кто хочешь… Соске хотел уже лишь доползти до своей квартиры, не впервые жалея, что выбрал себе обитель на самом, мать его, верхнем двадцатом этаже, но спасибо Королю Душ, что оказался достаточно милосерден к своему недоубийце, и в здании был лифт, до которого он, увы, добраться безопасно не смог. На него налетела незнакомая девушка, по-видимому дочь одного из жильцов. И какого чёрта в такой час не спит дома?! Разум, ищущий выход безумному гневу, и хотел бы сконцентрироваться на девушке, да только Соске действительно слишком устал, чтобы банально думать о чём-либо больше четырёх секунд. Мозг лишь выдал краткую характеристику «душа плюс» и «надо покормить Широ». Как связаны эти две вещи — и сам Айзен в тот момент сказать бы не смог. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы не убить окружающих давлением своей реяцу. Девушка открыла рот, неизвестно что собираясь сказать, но так и застыла, кожей ощущая угрозу своей жизни. Чертовски красивый сосед, которого она всегда видела спокойным и собранным, и на которого запала не одна из её подруг, сейчас смотрел на неё так, словно уже размышлял, что сказать на её похоронах, чтобы высказать соболезнование безутешным родителям. Мол, она была хорошей девочкой, да только ночью зря гуляла… Ей было не занимать благоразумия, и девушка поспешно извинилась и скрылась, срочно меняя планы, и возвращаясь домой. Айзен наконец смог доползти до дома. Ключ встал в замок только с третьего раза, так что Соске едва не сломал его. Сбросил обувь в прихожей, привалившись к стене, кинул куда-то в угол сумку, не находя никаких моральных сил поставить хоть что-то аккуратно, на своё место. Утром он об этом пожалеет… В гостиной, неожиданно, горел свет. Гнев, почему-то, начал успокаиваться, как медленно усмиряется море после страшной бури. На диване в обнимку с большим белым псом дремал Ичиго, уткнувшись лицом в шерсть. Широ, проснувшийся сразу, как услышал ключ, поворачивающийся в замке, завилял хвостом, но не вскочил и лаять не стал, не желая будить второго хозяина. Порой пёс был безумно раздражающим, но периодически проявлял признаки невиданного для животного ума. Не зря именно его из всех щенков выбрал Соске. Айзен провёл кончиками пальцев по его мягкому лбу, следом переходя на рыжие локоны. Такие мягкие… Гнев окончательно расстворился, сменившись бескрайней нежностью, когда Соске думал о том, что его маленькое солнце стоически ждало его весь вечер, но по итогу не смогло сопротивляться силе притяжения подушки. Айзен не собирался скрывать то, что ему это нравилось. Он осторожно приподнял чужие руки, выпуская Широ, который вновь проявил неживотное здравомыслие, сразу спрыгнув, уходя на своё место. Соске аккуратно поднял своего мальчика на руки, прижимая к груди, в которой пылало небольшим сгустком лавы Хоугиоку, согревая их обоих. Светиться оно прекратило, но всё ещё горело, как маленький костёр. Ичиго сменил положение во сне, уткнувшись носом в его шею, потеревшись о неё, как маленький котёнок, прижимаясь поближе к источнику тепла. Слишком мило. — Соске? — раздался тихий сонный голос, но Ичиго не открывал глаз. — Ты вернулся? — Да. Я дома, Ичиго. — Ужин на столе… Разогрей и поужинай… Слишком, чёрт возьми, мило. Айзен действительно больше не злился, зачем беситься, всё же на самом деле так хорошо. Всё на самом деле просто прекрасно. Он опустил лицо к лицу Ичиго, нежно касаясь губами его губ. На грани сна и яви его солнце всё же автоматически ответило, поднимая руки, и обвивая ими его шею, прижимаясь крепче. Соске всегда нравятся поцелуи с Ичиго, но есть что-то сладкое в том, когда его мальчик слишком сонный и усталый, чтобы реагировать как обычно. Он аккуратно скользит язычком, медленно двигая губами, дышит его дыханием, пока они не отрываются друг от друга, опаляя лица горячим воздухом. Ичиго после всегда тянется за добавкой первым, он не любит долго терпеть и ждать. По взгляду Айзен понимает, что тот уже проснулся и явственно начинает желать продолжения. — А как же ужин? — смеётся Айзен. — Если ты не возьмёшь меня сейчас, то спать на диване будешь весь следующий месяц, — сладко улыбается Ичиго, и Соске верит ему, потому что улыбка на лице мальчика — точь-в-точь, как у него, когда он обещал Урахаре изгнание, после пустофикации Хирако и его компании… — И не пытайся делать из меня жестокого и бессердечного человека, я знаю, что еда тебе вообще не нужна, тебе просто нравится чувствовать её вкус. — Кхм… Я испортил тебя… Он вновь целует его с силой, подчиняя себе вновь и вновь, не в силах даже сейчас сдерживать свою натуру Владыки, как называет подобные моменты в их жизни, смеясь, Ичиго. Айзен не собирается отрицать, он не видит смысла прятать себя и свои желания от того, с кем живёт и спит, но Ичиго и не против, он принимал его даже таким. Иначе бы они не сошлись. Его мальчик посасывает его язык, скользит по нему своим, пока его руки стягивают одежду с плеч Соске. Приходится помочь ему, разрывая поцелуй. — Воздержание в неделю оказалось таким тяжёлым, солнышко? — Ещё один комментарий, и точно отправишься на диван, дорогой. Соске усмехнулся, опускаясь к чужой шее, с которой только сошли прошлые следы. Он всегда оставлял их огромное колличество, а его мальчик никогда их не скрывал, порой даже специально выставляя на показ. Им обоим доставлял почти физическое удовольствие вид перекосившихся лиц знакомых. Обычно он не стеснялся оставлять глубокие укусы, после которых проступала кровь, сильные засосы с расцветающими пятнами синяков, но сегодня он не желал травмировать Ичиго. Сегодня Соске испытывал редкое желание быть нежным. Он медленно провёл влажными губами по его плечам, скользнул по шее, оставляя короткие поцелуи. Выдохнул и оставил слабый засос под ухом. Ичиго тихо выдохнул. — Какой ты… М-м-м… — Не нравится? — Непривычно… Продолжай. Его ладони оглаживают тело под собой, задерживаясь на чувствительных местах. Обо всех Айзен прекрасно знал, как и то, что обычно Ичиго не любил долгие прелюдии. Но сейчас он тихо дышал, постанывая, принимая всю его нежность, которая, как и гнев, не могла вместиться в тесный гигай, рискуя вновь его сломать. В таком состоянии было бы весело, конечно, но крайне неловко объяснять ситуацию Урахаре. Они действительно давно не были вместе. Соске был слишком занят последнюю неделю, возвращаясь домой заполночь, успевая лишь урвать пару поцелуев, прижать к себе тело, пахнущее солнцем и апельсинами, и уснуть до звона будильника. Раньше он не любил цитрусовые так сильно… Ичиго многое изменил в его жизни. Вскоре Соске уже двигается внутри, на редкость медленно, внимательно наблюдая за каждым выражением, возникающем на лице своего мальчика, найдя в себе силы лишь наспех растянуть его. Ичиго ничего не говорит, лишь принимает, привыкший в постели с Соске к подчинению. Айзен едва заметно улыбается, ощущая от этого новый приступ удовольствия. В их повседневной жизни Ичиго часто шёл на некоторые уступки, желая потешить его эго, но Соске никогда не злоупотреблял этим. Он не сможет вынести, если его солнце рано или поздно не выдержит этого, и покинет его. Одни мысли об этом заставляют Хоугиоку в груди вновь гореть. Он тянется к Ичиго ближе, обнимает крепче, начинает вбиваться сильнее, желая вплавить мальчика в себя, чтобы наверняка навсегда оставить его рядом. Айзену кажется, что это желание навеяно Хоугиоку. Оно знает лишь подобную модель поведения, искренне и по-животному наивно считая, что это закономерный итог их любви — стать единым целым. Разумеется, он не позволит подобному произойти. Иначе он не сможет видеть это лицо, которое так сильно любит, не сможет касаться тела, на котором безумно обожает оставлять свои следы, чтобы каждая дворовая собака знала, кому этот не сидящий на месте мальчишка принадлежит. Иначе он не сможет слышать голоса, который, в принципе, единственный слышать и желает. — Соске… — Я часто говорю, как люблю тебя? Ичиго смеётся. — Каждый день? — Я люблю тебя. — Я люблю тоже. Что-то случилось? — Просто… Ичиго тихо вздыхает, и прижимает его голову к своей груди. Он спокойно и нежно перебирает волосы Соске, отчего тот просто растекается лужей, забывая удерживать вес. Но Ичиго сильный, он даже не морщится. Он знает, что Айзен устал. Он знает, что тому, кто был почти богом, было крайне тяжело влиться в обычную человеческую жизнь. Тяжело менять тяжесть клинка на лёгкость ручки, металлический запах крови — на въевшийся в ткань аромат кофе. Но тот старается, и старается ради него, Ичиго, чтобы оставаться рядом, чтобы не злить Куросаки, чтобы тот не дай Король душ, не решил, что хватит с него этого дерьма, и не ушёл. Ичиго, конечно, не уйдёт, но знает, что говорить это было бесполезно. Соске не доверяет даже самому себе, чтобы верить кому-то другому. Он всё ещё боится его мыслей о себе, беспокоится о его мнении, только Ичиго, на остальных бывшему Владыке всегда было наплевать. Он готов терпеть всю грёбанную человеческую жизнь, лишь бы тот был рядом с ним, лежа вот так, и перебирая его волосы после отвратного дня. Неужели Ичиго не способен понять и принять редкие вспышки собственничества и проявить нетипичное ему подчинение? — Знаешь, Кеораку-сан заскакивал на чай… Он буквально ощущает, как Айзен морщится. — Не говори о других мужчинах в такой момент, пожалуйста. — Соске, — смеётся Ичиго. — Он не для того пришёл, не ревнуй меня к каждому шинигами на нашем пути. — Мгм, — не соглашается Соске, потираясь щекой о его грудь. — Он предложил интересную идею. Готей хочет создать опорный пункт в Уэко-Мундо, полевую лабораторию для полного изучения Пустых и пустыни. Им бы не помешал человек, что знаком с Уэко-Мундо, и знаком с Пустыми. Айзен резко поднимает голову, смотря на него таким редким удивлённым взглядом. Ичиго смешно. — А если простым и не бюрократическим языком, то они хотят, чтобы ты пошёл, так как ни один шинигами в здравом уме в Уэко-Мундо торчать не желает, а тебя им... не жалко. Нужно будет буквально то, что ты делал раньше, будучи Владыкой, но без Эспады, войны и придётся писать еженедельные отчёты. И ещё вместо арранкар будут шинигами, но Кеораку-сан не сомневается, что ты и их построишь. — Он предложил это сам? — Ну почти. Кажется, его всерьёз обеспокоил вариант того, что если один временный шинигами станет вдовцом по причине того, что его муж умер от переутомления или другой естесственной причины, то Яхве покажется им не самым страшным бедствием, которое переживал Готей. Соске смотрит на него, не моргая и, кажется, даже не дыша. Ичиго первый целует его. — Я люблю тебя. — Я знаю. Но диван всё ещё в силе, если ты не отнесёшь меня в ванную. — Жестокий. — Ванная, Соске. — Я тебя испортил… — Бесповоротно, да. Ичиго смеётся, а Айзен не жалеет ни о чём.