Слишком

Сынкван всегда был слишком… он всегда был слишком. Слишком шумный, слишком навязчивый, слишком некрасивый. Слишком мало слов во всех языках мира, чтобы объяснить что он на самом деле чувствует, поэтому он перестал доказывать что-то ещё в детстве. Зачем, если люди не поймут? Люди никогда не поймут, что его показная громкость не попытки привлечь внимание, а искренняя открытость миру. Никому не понять, насколько сильно Сынкван влюблен в окружающий его мир и как сильно он хочет взять от него всё. Комплименты, которые он дарит ежедневно не попытка навязаться, а искреннее желание сделать чей-то день ярче, стать чьим-то светом, которого так не хватало ему самому. Шутки и громкий смех — борьба с внутренней темнотой. Избитая, но до сих пор работающая маска. Он уже привык доказывать это. Люди никогда не поймут, что интерес к жизни близких не навязчивость, а беспокойство за немногих любимых. Нет ничего такого, чтобы спросить в сотый раз как прошёл день, и он не считает дурным тоном написать посреди ночи, если внезапно становится тревожно за кого-то из них. Лучше перебдеть? Не всем такое по нраву, но он потерял слишком многих, чтобы задумываться о том, как это выглядит. Некоторым не знакомо чувство, когда за других переживаешь больше, чем за себя. Все могут стать любимыми, но любить умеют не все. Он уже привык доказывать это. Люди никогда, нет, серьезно, никогда не поймут, что быть некрасивым это нормально. Не всем дано быть красавцами с обложки и очаровывать окружающих одной улыбкой. Некоторые добиваются расположения общества годами работой над собой и характером, но все в порядке — что есть, то есть. Это единственное, с чем Сынкван смирился и не пытается доказать обратное. Он знает, что его лицо не вызывает симпатии у незнакомцев, а маленькие дети обходят его стороной. Он понимает, что пропорции его тела далеко не модельные и чтобы достичь этого, ему нужно прописаться в спортзале и сидеть на жесткой диете примерно вечность. Да, он давно для себя решил, что половина его проблем исчезла бы, будь у него симпатичная, по мнению большинства, мордашка. Все в порядке, это жизнь. По правде говоря, Сынкван за свою жизнь пришел к нескольким умозаключениям, которые повлияли на него в дальнейшем. Одно из них — осознание своей внешней никчемности. Это было так давно, что он и не сможет вспомнить конкретный момент, когда он решил для себя, что его внешность — крест, который он должен тянуть до конца дней. Но после этого все стало понятнее. Понятнее, почему с ним не хотят знакомиться другие дети; почему он не нравится девочкам, как его друзья; почему учителя обращают внимание в последнюю очередь. Понятнее, но далеко не легче. Жить с клеймом уродца, которое сам на себя навесил — тяжко. Но он привык. А в какой-то момент решил, что вариться в котле жалости — не лучший вариант жить жизнь и начал работать над своей душой. Не лицом, так манерами. Так и заработал себе образ «мальчик излишек». Слишком шумный, слишком навязчивый. Такая тактика была удобной, но не лучшей. От своих демонов тебя не спасёт ни благородство к другим, ни начитанность, ни хорошие оценки. От желания навредить своему глупому бесполезному телу не спасут даже друзья, которые тоже слишком. Но по-другому. Слишком идеальные. У Сынквана не было ни одной идеи, чем он заслужил таких хороших друзей и почему эти идеальные люди дружат с ним. Злая шутка? Он бы мог так подумать, да вот только знает их всех, кажется, со времен сотворения мира и им бы давно надоело притворяться. Жалость? Наверное, но они, снова, слишком хорошо ему знакомы: давно бы психанули и ушли от него. Так почему? Взять того же Хансоля. Того, который любимец учителей, товарищей и тайная любовь половины знакомых девчонок. Красавец, умница и пример для подражания во всем. Кажется, что Чхве Хансолем Господь извинился перед человечеством после сотворения божественно-отвратительного Сынквана. Хансоль настолько добрый, что самого Бу порой даже от этого тошнит. Не из-за друга, нет. Ему больно за то, что добротой и детской наивностью иногда пользуются злые люди. «А ты в первую очередь», — шепчет мерзкий голос в голове. Голос, кажется, снова прав. Они познакомились несколько лет назад и больше друг друга почти не оставляли. Именно тогда Кван учился бороться с демонами, которые всё не могли утонуть в собственной ненависти. Светлый и честный Хансоль подкупил его тем, что слушал. Ему было интересно всё, что выходит из невыносимо (так говорят люди, он смирился) болтливого рта невыносимо навязчивого (снова люди, снова смирился) Сынквана и… ему правда было интересно. Чем больше хансолева душа ему открывалась, тем больше вопросов почему возникало. Разве идеальные не должны общаться с себе подобными? Позже выяснилось, что даже у него есть демоны, которых Сынкван готов был душить собственными руками. Он не выдержал, если бы кто-то, чья душа восхитительная настолько, что в пору под стекло и в Лувр, сломался. И даже дурацкая драма, растянувшаяся на два года от их детских отношений не испортила мнение Сынквана о нём. Он благодарен за то короткое время счастья, которое ему показал Хансоль. Искренне радуясь за то, что тот нашел кого-то достойного себе, Сынкван продолжает бороться с чувством вины за то, что позволил показать идеально-чистому его мрак и глубину самоненависти. Бу как никто знал, что Хансоль всегда помнил о его внутренней борьбе и корил себя за слабость, которая однажды вырвалась наружу. Ему жаль, ведь он знает, что его хотят спасти. Но как спасти того, кто не готов быть спасённым? Хансоля Сынкван любит, как выросшие дети любят сладости. Раньше казалось, что нельзя без этого жить, что главная мечта — оказаться на шоколадной фабрике и остаться там навечно. А потом появляется кариес и оказывается, что сладкое становится вкуснее, если его кушать в меру. Вот и с Хансолем у него не было будущего «дом, коты, дети», зато есть редкие вечера близкого единения и ностальгии по прошлому. Хотя, иногда Сынкван позволяет себе окунаться в мечтания о шоколадной фабрике и «дом, коты, дети». Но всё это несерьезно. Лечить кариес больно и дорого нынче. Джошуа он знал ещё дольше. Знакомы почти с самых пеленок, но друзьями стали только в средней школе. Кто же знал, что тот крутой одноклассник со Шварцнегером на тетрадке согласен с тобой, убожеством, дружить? Не просто дружить, а делить любимую музыку, фильмы и всё-всё, что так важно маленьким школьникам. Сынкван - его полная противоположность, но Джошуа все равно. Тот, в противовес истеричке Бу, тихий, спокойный и очень щедрый. А ещё безумно красивый. Настолько, что вообще все, кого они встречали на своем жизненном пути обращали внимание на приятное лицо Шуа, что его самого порядком заставляет грустить. Ведь какой смысл, если за красивой обложкой никто не видит ничего? Но Сынкван видит. И все видят, что Хон Шуа не только писанный красавец, но и чистейшая душа. В отличие от Хансоля он не чурается крепких слов в отношении некоторых и честно говорит, если ему кто-то не нравится, но делает он это так изящно, что даже после того, как их отвергли, люди продолжали восхищаться им. Ангельская природа, похоже. В отличие от Хансоля, к Джошуа у Сынквана никогда не было романтических чувств. Но глубина любви к нему не меньше. Для него он — родной брат, ради которого сделаешь что угодно. Единственная надежная стена в шатком мире Сынквана, на которую он может опереться. И он очень благодарен этому. Джошуа тоже в курсе внутренней борьбы Бу, но они не обсуждали это никогда. Он привык делать, а не говорить. Принюхиваться к запаху гари в комнате, отбирать зажигалки, замечать шрамы. Делать без слов — вот его потрясающее умение, которому стоит научиться многим. Иногда слова — корм для пресловутых демонов. Иногда не стоит искать причину. Иногда просто можно минимизировать последствия и сказать без слов «ты важен, ты нужен, а я здесь для тебя». И от собственного эгоизма Сынкван готов залезть в петлю. Пользоваться добротой тех, кто не может отказать? Молодец, герой. А вот с ним уже видится то пресловутое «дом, коты, дети», но дружески. Те семейные пары, которые строят отношения на уважении и привязанности, а не на быстротечной страсти. Если бы Сынквану сказали прямо сейчас выбрать человека, с которым он бы прожил жизнь, он бы выбрал надежного Шуа. Надежный, потому что сам он точно выбрал бы Квана. Вероятно, это то, что называют соулмейтами. Больше, чем друзья, но не в сторону романтики. Единение душ и абсолютное принятие друг друга. Неидеально настолько, что по-другому нельзя. Любовь к Шуа — луговая ромашка. Незаметная, потому что это настолько родное, что перестаешь видеть, но без нее совсем не то. Помимо Шуа с Хансолем у него есть и веселый Мингю, который всегда готов вытащить его, загнивающего внутри себя, из дома; и молчаливый интеллектуал Вону, который не очень много говорит, но много слушает и всегда молча рядом; и пугающий внешне Дино с плюшево-мягким сердцем. У него есть и Минхао, который отбыл за несколько тысяч километров уже несколько лет как, но все равно поддерживает с ним тесный дружеский. У него есть много друзей, ради которых стоит бороться. Много тех, кто плакал бы, если бы однажды он дошел до конца. У Сынквана есть те, кто заставляют его пересмотреть свое главное жизненной открытие. Сынкван правда не понимает почему эти люди раз за разом напоминают ему о его значимости и важности. Он правда не понимает, чем он заслужил потраченное на него время этих людей, у которых есть более крутые друзья, чем он. Без тонны уничижительных шуток, без невроза по поводу внешности и без тяги к самоповреждению. Однако, плавая в котле бесконечной рефлексии, он не замечает, что помогает другим стать лучше. Чутче к себе, к другим. И люди это ценят. И пытаются помочь ему в ответ. «Возможно, я не урод», — иногда задумывается Сынкван. Возможно, когда-нибудь он поймет, что это действительно так.