All i wanted was you

Сколько Аарон Миньярд себя помнит, он всегда хотел иметь вещи не принадлежащие ему. Мечты любого ребёнка — любящая семья, много игрушек и друзья — это то, чего он должен хотеть. Аарон хотел всё это. Когда‐то. Он знает, что был рождён с глубокой ямой внутри — полной зависти, которая со временем только увеличивалась, заставляя Аарона хотеть заменить её чем угодно. Но это был весь Аарон Миньярд. Это въелось ему под кожу, и застряло в его голове как корни волос. Кажется, дети рождались с чистой душой, невинными мыслями и без грехов, лишь с одним желанием познать мир. Это дальнейшие события делали их душу грязной, а мысли плохими. Но сколько он себя помнит, дыра в нём была всегда. Когда‐то он смотрел на детей со своими родителями, которые покупали им мороженое и целовали в щёку, и тогда его грудь жгло, что означало расширение и ещё большее омрачение этой дыры. Он всегда хотел иметь дом, в котором ему было бы хорошо, в котором бы его любили, но этого никогда не будет, и Аарон медленно принимал это, все ещё чувствуя съедающую его зависть. Он наблюдает, как дети из его класса играют с новыми игрушками, или приходят в школу в красивой чистой одежде, и он рад что не тратит время на мечты об этом, но пульсирующая зависть в груди заставляет его ненавидеть себя. Аарон хотел, завидовал, но не мечтал. Мечты были невинны по сравнению с этим, но они были глупы, и ассоциировались у него с Луной Лавгуд из Гарри Поттера. Порой Аарон думал что просто неспособен на что‐то такое хорошее, пока не понял что это правда. Когда Аарон начинает брать чужое, за ним уже много грехов. Ничего не случится, если добавится ещё один. Ему не нравится сидеть в кабинете у директора, смотреть как обшаривают его рюкзак, как вываливают оттуда игрушки, книги и ручки. Но ему нравится думать, что на мгновение эти вещи были его. Тильда даже погладила его по щеке. — Ты можешь продолжать. – сказала она тогда, пьяная и, видимо, в хорошем настроении. Вещи, которые ему удавалось своровать, неизбежно были отобраны Тильдой. Она меняла их на деньги, приобретая что‐то своё. Может быть, в ней тоже была яма. И в конце концов, Аарон должен был от кого‐то научится воровству. Когда Аарон находит таблетки Тильды, она оказывается совсем не против. После этого мир то весёлый, то нет, то у Аарона есть смысл жизни, то его нету, но на краю сознания он всегда знал что его нет, но ему нравилось цепляться за что‐то. Ему нравилось находить оправдания своей матери, ведь она была человеком, благодаря которому он существовал, и Аарон отгонял мысль, что лучше бы это было не так. Аарон глотает таблетки, как глотает человек воздух после долгой пробежки. Тильда с радостью помогает ему в этом. Незнакомец зовёт его Эндрю, и Аарон на секунду задумывается, был ли Эндрю лучше него. Он узнаёт о существовании своего брата, о том, что в мире есть кто‐то с таким же лицом, и яма внутри Аарона немного сужается. Но это ненадолго. Эндрю оказывается безразличным абсолютно ко всему. Его голос лишён эмоций, взгляд пуст, и яма становится шире, заполняясь горечью. Эндрю было всё равно. Эндрю как‐то действует на Тильду, что её рука замирает прямо около щеки Аарона, когда она замечает Эндрю. Аарону удаётся ходить в школу без синяков целую неделю, прежде чем Тильда начнёт всё снова. Эндрю узнаёт об этом. Он принимает обещание Аарона, что теперь они только вдвоём, а Аарон принимает что Эндрю будет защищать его, если Аарон останется с ним. Экси оказывается тем, что заставляет яму заполняться. Оно не сильно его волновало. Аарон просто играл, и даже был хорош в этом, но Эндрю... Эндрю, которому было абсолютно плевать, отбивал мяч за мячом не моргнув и глазом. Эндрю зевал, лениво потягивался, будто это не забирало и капли его сил. Аарону было всё равно на экси, но его брат был рождён с талантом, и Аарон задыхался. У Эндрю было что‐то. Аарон может доводить себя до обморока, он может тренироваться пока его ноги не откажут, глаза не затуманятся, а в лёгких не останется воздуха, но у него не будет таланта. Не будет того, чем обладал Эндрю. Обида и разочарование сжигают его изнутри. Тильда погибает. Аарон плачет, пока внутри не остаётся ничего, кроме ямы. Он ненавидит Эндрю. Эндрю ловит его сначала с Таней, а потом с Аннабель. Он всё ещё помнит глаза, такие же как у него, горящие гневом. На Ники нападает группа мужчин, и Эндрю вмешивается прежде, чем Аарон успевает моргнуть. А когда он делает это, мужчины валяются в отключке, а Эндрю будто и не видя этого, продолжает наносить мощные удары по кровавому мессиву, ранее звавшемуся лицом. Под таблетками ничего не удерживает внимание Эндрю долго. Его карие глаза постоянно прыгают, а губы растянуты в скучающей ухмылке. Ничего, пока не появляется Дэвид Ваймак, и не бросает им в лица три контракта. Ничего, пока не появляется Кевин Дэй, прижимая руку к груди. Ничего, пока не появляется Нил Джостен. *** Нил разоблачает близнецов, и Лисы приходят в восторг. Аарону Джостен не нравится. Кому нравятся острые языки? Аарон слушает заумного Джостена скрипя зубами и сжимая челюсти, всякий раз спрашивая себя, а какое ему дело? Нил Джостен – проблема, ненасытно любопытствующая об Кевине и Эндрю. Это напрягает. Аарону плевать на Нила. Всё, что ему нужно, так это играть в экси и читать. Не обращать внимание на Джостена становится сложнее, когда Эндрю принимает его. Аарон видит хорошо скрытый интерес Эндрю и поджимает губы. Ему всё ещё всё равно. Момент, когда Аарон понимает что ему не всё равно, наступает быстро. Аарон ненавидит Нила Джостена всем, что находится у него внутри. Миньярд даже не пытается подавить раздражение при виде придурка. Бросает что‐нибудь саркастичное и злобное, и Нил всегда это игнорирует. Его глаза были либо обращены к Эндрю, либо была тренировка, либо Нилу было просто плевать. Это только сильнее разжигает огонь в его груди. Это было самым сильным и тёмным, что он когда‐либо чувствовал. Оно расползалось от груди к рукам, плыло по венам, полностью заполняя Аарона. Ненависть, жгучая и пылающя. Причины этому быть, в принципе, не должно. Джостен был тем, кого можно было ненавидеть и без причины, но она была. Нил привлёк интерес Эндрю, и всё ещё его удерживал, в то время как на Аарона Эндрю даже не смотрел. Зависть не расставалась с ним ни на мгновение, она просто усилилась. Аарон всё ещё чувствует вес клюшки в руках, видит перед глазами запачканную кровью простынь. В яме появляется чувство никчёмности. Он мог предотвратить это. Аарон позволяет слезам катится, чтобы потом смотреть в стену и чувствовать сухие дорожки на щеках. Аарон смотрит на рыжие кудри. Они были яркими, безбашенными, такими, каким был Джостен, но потом он смотрит в голубые глаза. И в них ничего. Это почему‐то заставляет его сердце замереть, и он отворачивается. Ему всё ещё равно. Он продолжает смотреть на волосы Нила. Они как‐будто становятся ярче с каждым днём, или это просто солнце. Он так же смотрит на глаза Нила, пока те смотрят в совершенно другую сторону. Они напоминают ему ясное январское небо, заставляют почувствовать свежий морозный воздух, фантомное дуновение которого возвращает его на землю, и он в который раз отворачивается, чтобы завтра снова повернуться. Глаза Нила снова начинают сиять, как до Эвермора, и даже ярче. Аарон не замечает, когда и как в тёмную яму проникает лучик света. Аарон впервые видит Эндрю таким отчаянным и злым. Его руки мелко дрожат и сжимают горло Кевина, пока тот хрипя, не соглашается всё рассказать. Все слушают внимательно, не издавая ни звука, молчаливо принимая. Аарон слушает быстрый стук своего сердца, и выдыхает. Он отказывается смотреть на собственные дрожащие руки. Аарон видит его. Бинты покрывают почти всё, и Аарон задыхается, прежде чем облегчённо прикрыть глаза. А потом он слышит: —...Где Эндрю?... По непонятной причине, что‐то хрупкое, сидящее в яме, трескается. Трещины идут по этому, пока оно не раскалывается, и Аарон наблюдает за Эндрю. Они говорят на немецком, но Аарон даже не пытается вслушиваться. Всё вокруг него будто замерло, а Аарон думал. Он слышит истеричный смешок, пока не понимает, что он принадлежит ему. Эндрю с непривычной ему острожностью вертит голову Нила из стороны в сторону, а тот позволяет, и Аарон понимает, как был слеп. Глаза Нила и вправду тогда начали сиять ярче. Благодаря Эндрю. Грудь Аарона болит, когда он пытается сделать вдох. Перед глазами всё размывается, и Аарон промаргивается. Потом. Не сейчас. Зависть исчезает, и на её место приходит тоска. Через секунду Миньярд понимает что она в разы хуже зависти. Это то, когда ты видишь что‐то, ты хочешь это, оно у тебя перед глазами, но ты не имеешь права даже смотреть на это, и ты смирился. Смирение пришло быстро. Было ли это знаком того, что подсознательно Аарон догадывался об отношениях Нила и Эндрю, о своих чувствах, и готовился к этому? Как же глупо. Аарон зажмуривается. Всё, чего он хотел, был Нил Джостен. *** Аарон не пытается что‐то найти, когда смотрит на растрёпанные рыжие кудри, горящие глаза и румяные щёки. Его взгляд блуждает по крепким рукам и торсу, прежде чем из комнаты выходит Эндрю. Его взгляд останавливается на Ниле, и Аарон не знает, Эндрю не успел или просто не хотел прятать это, но Аарон ясно увидел в глазах Эндрю промелькнквшую теплоту. Нил улыбается ему ярко и нежно, и в этот момент из груди Аарона вырывают сердце. Они скрываются на кухне, и кривая улыбка появляется на губах Аарона. Несколько минут стояла тишина, и вдруг до Аароона донеслось: — Неавижу тебя, Джостен. Я тоже, Эндрю, я тоже.