(Не)лишний

      Как бы Джон ни старался кутаться в одеяло с головой, как бы ни пытался думать о самых докучливых в мире вещах, это не помогало. Чужой шёпот пропарывал что пыльную тишину комнаты, что рыхлую толщу собственных мыслей о разной белиберде: о снегопаде за окном, о лопнувшей на басу струне и о том, как вчера в кафе его пытались нагло обсчитать.       — С ума сошёл! А вдруг он не спит?!       — Дрыхнет как миленький. Вон, смотри, лежит и не шевелится.       Прятаться в душный стёганый синтепон было бесполезно. Джон до цветных кругов под веками жмурился и монотонно теребил край одеяла, умоляя себя всё-таки заснуть. Как назло, не засыпалось. Свернувшись в напряжённый комок, он лежал и волей-неволей вникал в разговор, явно не предназначенный для его ушей.       — Не знаю… — Брайан ненадолго умолк, вслушиваясь в немой полумрак гостиничного номера. Дикон, сам не понимая зачем, втянул воздух и затаил дыхание. — Я так не могу.       — Да спит он, блядь, — Тейлор звучал нетерпеливо и капельку раздражённо. — Чё тебе ещё надо, а? Ломаешься, как целка.       То, как Роджер разводит Брайана на секс, определённо было последним, свидетелем чего Дикон мечтал бы стать. Увы, формула закона подлости работала бесперебойно, как Гринвичские часы: когда мы очень сильно не хотим, чтобы что-то происходило, оно обязательно настигает нас, обрушиваясь на голову ведром грязной ледяной воды.       Об их взаимной увлечённости подозревали в ближайшем окружении если не все, то очень многие. Постыдная догадка не обошла стороной и Джона — Роджер и Брайан были его второй семьёй, а за своими родственниками, сам того не желая, будешь подмечать любые странности. Если Фредди над происходящим мягко и безобидно подтрунивал, то Джон предпочитал отмалчиваться и при случае смотреть в другую сторону — двусмысленные переглядки, фразы и как будто случайные (на деле же — совсем не случайные) прикосновения не напрягали, но вызывали стойкое чувство неловкости за то, как в его присутствии ведут себя далеко не последние Дикону люди.       По собственной воле Джон никогда бы не напоролся на окончательное подтверждение того, что в их квартете он один был нормальным. Однако в ту холодную февральскую ночь отопительная система в его номере приказала долго жить, грошовый отель оказался битком забит постояльцами, а юношеская скромность не позволила отстоять границы своего минимального комфорта. В непродолжительной битве с администратором на ресепшене он с треском проиграл. Озвученные в качестве компромисса варианты Дикон вынужден был отвергнуть ввиду их абсолютной нежизнеспособности: либо он ночует в обнимку с обогревателем, либо ему возвращают деньги и он на своих двоих топает до следующего отеля три квартала, увязая по колено в свежем снегу. Джон уже готов был смириться с нищенским лоском рокерской жизни, предполагающим, по всей видимости, сон на коврике в гостиничном коридоре, когда ему на выручку пришёл Брайан, с которым он крайне удачно пересёкся у лифта.       Мэевское радушие и дважды подчёркнутая учтивость Джону претили. Миллион благодарностей и извинений по поводу и без, вежливая заинтересованность в том, всё ли у всех в порядке и не стряслось ли чего плохого. Такая благовоспитанность, выпячиваемая при любом удобном случае, в высокой концентрации могла довести до ручки. Но только не в те моменты, когда случалось что-то действительно нехорошее. Тут Мэй и его сердечность были по-настоящему незаменимы.       Выяснив, в чём дело и почему Дикон мрачнее грозовой тучи, Брайан без раздумий предложил ему разместиться на диване в их с Роджером апартаментах. Джон, застигнутый вереницей досадных случайностей врасплох, охотно согласился. Только спросил осторожно, не воспротивится ли Тейлор такому внезапному соседству, но Мэй лишь отмахнулся, мол, это же Роджер, ну когда бы он был против? Джон утвердительно закивал в ответ. Выбор всё равно был невелик — занять крохотный диванчик на чужой территории или остаться в собственной кровати, но напрочь околеть к утру. Фредди, с которым он делил комнату, счастливо избежал незавидной участи второпях искать себе угол — в гостинице он показывался только к обеду, а все морозные зимние ночи проводил за её пределами. Наверняка в чьих-нибудь ласковых и крепких объятиях. Зная Меркьюри, сомневаться в этом Джону не приходилось.       — Будет он мне ещё грубить. Ну тебя, — пробухтел Брайан, поудобнее устраиваясь в постели. — Ничего не хочу.       В комнате снова воцарилась тишина, и Джону с облегчением подумалось, что на этом всё, концерт закончился, краснеть больше не придётся, ведь задетый резким словом Мэй только что выстроил фортификации высотой с собственный немалый рост.       Однако Тейлор не заставил себя долго ждать. Спустя несколько минут он приступил к активному штурму соседней койки.       — Да ладно, чего ты, — Дикон услышал, как негромко скрипнул матрас и зашуршало одеяло. Судя по звукам, Роджер встал с постели и перебрался к Мэю на кровать. — Давай, Брими, подвинься…       — Куда ты лезешь!? — зашипел Брайан. Помимо натянутой рассерженности в его голосе звенели подозрительно мягкие нотки. — Кровать слишком узкая! Я сейчас упаду!       — Угомонишься ты или нет?       — Свали отсюда! Роджер! Ай!.. Ну Роджер…       Джон ткнулся лицом в одеяло и вспыхнул. Не важно, какими словами это было сказано — такой тон ни с чем не спутаешь, даже если обычно слышишь его от хорошеньких девушек, а не из уст одного из своих друзей. Надеяться на благоразумие Брайана оказалось опрометчиво. Не Роджер, сгорающий от сексуального напряжения атаковал его — Мэй собственноручно сдал баррикады при первом же поползновении в свою сторону. Пуританство и чистой воды профанация… Оказавшись за закрытыми дверями с Роджером наедине (ну почти), Брайан тотчас отбросил маску чопорности. Он с самого начала не собирался отказывать Тейлору. Он его просто дразнил. И Дикон догадался об этом слишком поздно.       «На улице метёт, вон, ветер свистит как проклятый. Струну заменю завтра, как руки дойдут, а лучше первым делом. И зачем я только обратил внимание на этот грёбаный чек… Расплатился бы, да сидел с закрытым ртом и улыбался поприветливей, может, получил бы номер официантки. Ничего такая, грудастая. Какие же у неё, наверное, мягкие титьки. И такие большие, я и обеими ладонями не обхвачу…»       Пыхтение в кровати, стоящей менее чем в полутора метрах от его дивана, назойливой колючкой впивалось Джону в слуховой нерв. Звуки давали непозволительно много информации о том, что именно происходило у него за спиной. Как шуршало второпях снимаемое, а затем сбрасываемое на ворсистый ковролин бельё. Как сбивалось дыхание, пока Мэй и Тейлор жадно влипали друг в дружку руками и губами, безуспешно пытаясь остаться не слишком громкими.       Спорить с самим собой было неблагодарным делом. Сложный моральный выбор мучительно терзал Джона — чаши весов колебались то туда, то сюда. С одной стороны, он здесь всего лишь гость, бедный родственник, которого великодушно пустили на порог, за что Дикон был искренне благодарен и не желал доставлять неудобств своим присутствием. С другой, он вовсе не был обязан, проглотив стыд, слушать, как развратничают двое его приятелей, потому что от этого становилось дискомфортно уже ему самому.       «Может быть, они просто друг другу подрочат и на этом успокоятся? Не одни ведь, в конце-то концов, здесь я ещё!.. Ну не наплевать же им на это!»       Полупрозрачная от своей несостоятельности надежда окончательно растворилась в ночном полумраке, когда Роджер хрипло и взвинченно прошептал Мэю, чтобы тот раздвинул пошире бёдра, а затем забористо выругался, потому что «ебучий крем остался в тумбочке», и поднялся с кровати. В синтепоновом коконе вдруг сделалось очень жарко. Джон высунулся из-под одеяла и не мигая уставился в обитую плюшем диванную спинку. Прохладный комнатный воздух легонько ущипнул его за кончик носа и полыхающие щёки.       Когда Роджер вернулся в постель, Дикон всё-таки определился. Свой комфорт был самую малость, самую чуточку важнее чужого удовлетворения. Поэтому, поглубже вдохнув и мысленно досчитав до пяти, он как можно более деликатно продрал глотку. Не так чтоб очень громко, чтобы не смутиться самому, но так, чтобы о его присутствии тактично вспомнили.       Возобновившаяся возня на мгновение прекратилась.       — Слышал? Родж, ты слышал это? — осторожно спросил Брайан. — Мы его точно не…       — Вот чё ты распизделся? — голос Роджера резал комнату своим возбуждённым негодованием от стены до стены. — У меня хуй стоит, а он заладил! Можешь ты хотя бы в кровати отключать свою беспокойную башку?       — Но мне не показа-а-а…       Брайан ахнул и подозрительно резко притих. Тейлор натужно засопел, снова выругался сквозь зубы. А потом Джон услышал, как ножки кровати ритмично заскребли по ковролину.       Это оказалось выше его сил. Точка невозврата была пройдена.       — Я не сплю! — от въевшегося в кожу постыдства по лицу расползлись горячие пятна, во рту пересохло. Собственный голос сорвался и почудился Джону совершенно чужим. — Я слышу, чем вы двое там занимаетесь!       Гостиничный номер погрузился в звуковой вакуум. Где-то вдалеке, вымешивая колёсами снежную кашу, неторопливо проехала машина.       — Твою мать, Дики. Десять минут не мог полежать спокойно? — цыкнул Тейлор. От такой дерзости Джон едва не поперхнулся. — Дёрнул же чёрт тебя высунуться…       — Говорил ведь, не показалось! Ну говорил же! — заныл Брайан. К своему удивлению, Джон уловил в его словах с трудом скрываемую наигранность. — А тебе лишь бы хрен свой пристроить, вообще меня не слушаешь, гад! И к чему это привело? Позорище! — Мэй завозился в постели, демонстрируя намерение вылезти из неё. — Вот теперь я точно не смогу!.. Пусти, мне надо в ванную!       — Ну да. Так и пойдёшь с моим членом в жопе?       Дикон услышал уже знакомый скрип кровати. Брайан, секунду назад по-стариковски ворчавший о своём несогласии, сдавленно заохал.       «Они продолжают! Они просто продолжают делать это!»       — Но я же не сплю… — обалдело напомнил Джон. Осознание, что он говорит со своими друзьями, пока те бессовестно трахаются, осы́палось на него обжигающими угольями унижения. Он застал Роджера и Брайана, буквально поймал за руку. А оконфузились отчего-то не они, а он, хотя должно быть совсем наоборот.       — Сделай одолжение. Прикинься, что тебя тут нет, — тяжело пропыхтел Тейлор. Если в этот момент он и думал, что говорит, то точно не головой.       — Ро-одж… Ну Родж, не надо, перестань… Так нельзя… — захныкал Брайан с новой силой.       Джона мелко затрясло, и теперь он сам не мог понять, что именно тому виной — кислотно-едкий стыд или внезапно вспыхнувшая обида из-за пренебрежения к его личным границам. За доли секунды он припомнил всё и сразу. И порванную струну, и проблемы с отопительной системой в его номере, и языкатую пигалицу на ресепшене. И даже пышногрудая официантка, у которой ему так и не посчастливилось взять номер, теперь до чёртиков раздражала.       — Я что, блядь, пустое место!? — отчаянно взревел Джон, теряя остатки самообладания. Одеяло свалилось на пол — он подскочил как ужаленный. И замер. — Я…       Накрывшая комнату су́темь не утаила в своём чернильном пологе ни одной детали. Мэй лежал на спине, обняв Роджера и закинув худые ноги ему на поясницу. Приоткрыв рот, покусывая нижнюю губу, он во все глаза глядел на Джона и быстро-быстро дышал.       — Не смотри. Отвернись, — совершенно нетребовательно потребовал Брайан. Он вцепился Тейлору во взлохмаченные волосы, и тот с глухим стоном уткнулся лбом ему в плечо. — Родж, он смотрит… — пожаловался Мэй, задыхаясь от удовольствия.       Пригвождённый, Джон стоял и при всём желании не мог отвести взгляд. От того, как ритмично Роджер двигал бёдрами, как напрягалась при этом его задница и как острые колени Брайана впивались ему в бока. Слившись в тесный, горячий комок, эти двое упоённо наслаждались друг другом под аккомпанемент монотонных скрипов кровати. Присутствие постороннего человека ни Тейлора, ни Мэя ничуть не смущало. Скорее наоборот.       Когда Джон принял предложение Брайана о ночлеге, он наивно думал, что выгодно воспользуется его гостеприимством. На деле же использовали его самого. То, почему Брай слишком уж поспешно согласился пустить его под бок, а затем оживлённо, в красках расписывал Роджеру, с какой это стати в их номер он вернулся не один, теперь обнажилось извращённой правдой. Никто и никого здесь не уговаривал, никто ни перед кем не «ломался, как целка» и не дразнился. Дикону показали маленький и весьма правдоподобный, заранее отрепетированный спектакль, премьера которого, благодаря стечению обстоятельств, состоялась этой ночью. И Джон уже по ходу пьесы обнаружил себя совсем не в зрительном зале. А прямо на сцене.       — Чё, так и будешь стоять и пялиться? — Роджер вскинул голову, схватился за спинку кровати и резко остановился, бросив на Дикона тяжёлый, нахальный взгляд. Брайан капризно пришпорил пятками его копчик. — Ну?       Джон кинулся на выход, но вовремя понял, что на нём только футболка и трусы, а если он даже и оденется, то идти ему решительно некуда. Не будет же он, в самом деле, посреди ночи торчать в коридоре, как идиот. Выбора снова не осталось. Дикон опрометью бросился в ванную и гулко хлопнул дверью.       Холодный кафель опалил босые ступни. Открутив вентили у крана, Джон набрал в нервно трясущиеся руки воду и, зажмурившись, плеснул себе в лицо. Проточная струя звонко билась о фаянс — больше ничего не было слышно. Но даже изолированный от стонов и грязных слов, оказавшись в одиночестве и спрятавшись в собственных ладонях, Дикон понимал — не помогает.       Он долго растирал нос, лоб и щёки, небрежно разбрызгивая капли на свою футболку, на раковину и висящее над ней зеркало, в которое очень не хотелось смотреться. Чувство было такое, будто ему только что надавали пощёчин, притом совершенно безнаказанно. Втянули во что-то сомнительное, с три короба наврали по пустяку, залезли под кожу, как пронырливое насекомое… Джон схватился за всклокоченную голову и всхлипнул, мучимый мыслями до того неудобными, что их можно было осязать.       «Стоял там и глазел! Дурак, тряпка!.. И о чём только думал? Почему, почему не ушёл сразу? Зачем смотрел!? Это же...»       Джон всё-таки взглянул на своё отражение. И тут же мотнул головой.       «Мерзко. Гадко. Безумно!..       ...Горячо».       Ни студёная вода, которой он умывался, ни ледяная, щербатая плитка на стене, к которой он жался лбом, не избавляли от стойкого ощущения, что унизительное постыдство, которое его заставили испытать, было всего лишь крошечной спичкой, тогда как сам Дикон являл собой канистру, до самого горлышка, без единого миллиметра пустоты наполненную чистейшим бензином.       Джон сел на бортик ванной, взял полотенце, промокнул им мокрые волосы и лицо. Пожарище жгло, выедало живот и разгоралось всё сильней. Топлива было предостаточно.       Сколько времени он провёл наедине с собой, Джон не знал. В дверь настойчиво постучали.       — Сделайте одолжение. Прикиньтесь, что меня здесь нет, — после недолгого молчания сдался Дикон. — Десять минут.       Задница Роджера, маленькая и аккуратная, прилипчиво маячила перед глазами.