—————————————
Ники набралась смелости и соорудила парню могилу. Она не была роскошной, как он, возможно, хотел, и её не было видно невооружённым глазом. Но в углу её бункера всегда будет стоять памятник юной душе. Прошло несколько недель, и она перестала приближаться к основной территории СМП. Она держалась ближе к биомам Снежной Тундры рядом с домом Техноблейда, а под рукой была база Синдиката. Одновременно с тем, как она снова начала печь, она снова начала писать. Письма. Она начала писать письма. Письма друзьям, письма далеким родственникам... письма мёртвым. Одно из этих писем было для Уилбура, а другое - для Томми. На имя Шлатта она не обратила ни малейшего внимания. В первых числах апреля, в конце восьмого, она впервые за месяц добралась до руин Л'Мэнбурга. Тяжесть от смерти погибшего солдата легла на её плечи слишком тяжёлым грузом, поэтому она не стала посещать это место. И хорошие, и плохие воспоминания терзали её разум. Она положила письмо Уилбура под его памятником в открытой каменной комнате, напротив заросших руин от взрыва. Ники не знала, где оставить письмо Томми. У мальчика в округе не было ничего, посвящённого ему. Она могла бы пойти к нему домой, но, похоже, Коннор решил сам поселиться там, так что это не вариант. В конце концов она решила пойти в свой бункер и оставить его там утром. Ночью было слишком много мобов, которых ей не хотелось убивать. Затем её взгляд остановился на руинах пекарни. Место, которое когда-то она построила с душой и сердцем. Теперь снаружи всё заросло плющом и пострадало от времени. Тем не менее, она по-прежнему чувствовала привязанность к этому месту. Возможно, она сможет что-нибудь испечь. В конце концов, там должны были остаться ингредиенты. В результате взрывов пострадала только внешняя часть. В целом это был её выбор - покинуть это место, окружённое болезненными воспоминаниями. Если она приведёт его в порядок, то сможет использовать его в качестве рабочего места. Стекло скрипело под ней и эхом разносилось по пещере, когда она шла. Ветер трепал её волосы и посылал дрожь по позвоночнику, нос стал красноватым от ночного холода. По луне, всё ещё закрытой облаками, она могла сказать, что уже далеко за полночь. Завернув за угол она тут же почувствовала, как к ней возвращаются тёплые воспоминания, и призрачный аромат свежеиспечённого хлеба затопил её чувства. Сверчки стрекотали в её ушах, трава шуршала под ногами, пока она стояла в ностальгической тишине и с трепетом смотрела на свою брошенную работу. На глаза наворачивались слёзы. Она вспомнила, как Уилбур приходил поздним утром, а Фанди следовал за ним по пятам. Они оба встречали её с сияющими глазами и принимались за выпечку и чай. Их смех наполнял её уши, и она готова была расплакаться, когда толкнула скрипучую входную дверь. Она представила себе фонари и солнце, освещающие помещение, и потрескивание печей в задней части. Щёлканье кассового аппарата и скрип дерева по полу от стульев. Дубовые доски казались ей полыми, а всё вокруг было покрыто толстым слоем пыли. Она бывала тут и раньше, в предыдущие месяцы после того, как Томми покинул округу, но она всегда была слишком напугана, чтобы прикоснуться к чему-либо. Но сегодня всё было по-другому. Она хотела сделать что-то такое, что ей запомнится. Она хотела, чтобы сегодняшний вечер стал тем первым днём, когда она снова здесь что-то испечёт. Её ноги волочились за ней, заставляя её медленно идти. Она хотела впитать в себя всё вокруг, как будто видела всё это в первый раз. В каком-то смысле так оно и было. Пекарня, которую она помнила, всегда была наполнена смехом, теплом и светом - ничего похожего на унылое, пустое и болезненно тихое здание, через которое она шла сейчас. Но всё было в порядке. Потому что она всё ещё принадлежала ей. Она прошла за прилавок на кухню. Повернув колесики на фонарях, девушка включила свет. Свет озарил шкафы, прилавки и печи, каждую деталь с любовью созданные ею. Этой ночью она испечёт торт, твёрдо решила она. После чего она взглянула на часы. 11:15. И дверь снова со скрипом открылась.—————————————
Томми нравилось думать, что он прекрасно осведомлён о своём окружении. Особенно ночью, когда всё может пойти не так. Будь то член клуба, который хочет его схватить, или бродячий скелет, стреляющий в него из лука. Весь конец января и весь февраль он не мог отделаться от ощущения, что за ним следят. Он не обращал на это внимания; оглядываясь по сторонам, парень не чувствовал никакого злого умысла. Поэтому он был доволен тем, что кто бы ни находился там, на руинах его страны, он сидел с ним в тишине. Томми не обращал на это особого внимания, это чувство было тусклым и отходило на второй план по сравнению с теми эмоциями, которые переполняли его тело, когда он шёл к могиле старшего брата. Иногда это было для него слишком тяжело, и он уходил, не выдержав. Отвернувшись он чувствовал, как пристально провожает его чей-то взгляд. Томми не был полностью уверен, в том, что это мёртвые возвращаются, чтобы преследовать его. Наблюдая за ним на своих лошадях, пока он рыдал. В марте он поехал, чтобы покончить с этим. Чтобы завершить свою историю с Дримом, чтобы положить конец боли и страданиям. Второго марта он думал, что стекло под его ногами выглядит великолепно. Это был также последний раз, когда он долгое время ходил по нему. ... Когда он умер, у него было много времени, чтобы всё обдумать. Не так долго, как Шлатт, не так долго, как Уилбур и даже Мексиканский Дрим - но он все ещё мог всё обдумать. Он не мог спать - или создать себе иллюзию этого. Он не мог делать ничего другого. Просто его сознание плавало в тёмной бездне пустоты. Он пробыл там месяц, затерянный в пространстве. Он проиграл смерти. Он думал о каждом случае, когда был близок к смерти. Каждый раз, когда он должен был умереть. Он не был таким тупым, как всё хотели думать. Он лишь предпочитал не замечать всего, потому что эта красивая ложь, невежественные мысли и воображаемые совпадения были гораздо менее болезненными, чем правда. Один из случаев, который пришёл ему в голову - возможно, примерно в середине месяца - произошёл, когда Ники попросила его собрать с ней дрова. Во время их совместной прогулки дров было много, но она всё равно подталкивала и торопила его, заставляя двигаться и идти в определённом направлении. Она постоянно проверяла свой коммуникатор, даже когда он был пуст. Как будто она ожидала чего-то - ждала кого-то. Когда они наконец остановились, то оказались у гигантского кратера, который образовала ядерная бомба Таббо во время испытания, упавшая за несколько минут до того, как они туда прибыли. Он слышал раздражение и разочарование Ники. Он услышал недовольство и ненавистный тон Джека. Однако он отмахнулся от них, подскочив к Таббо, чтобы ликвидировать повреждения. Теперь, когда он окончательно всё осознал, его осенило. Ники - девушка, которую он воспринимал как старшую сестру - одна из единственных людей, которые, как он думал, у него остались, когда весь сервер, казалось, был против него - пыталась убить его. И ей было грустно, что у неё не получилось. ... Когда Томми вернулся и наконец смог покинуть тюрьму после более чем недельного пребывания в ней, он замкнулся в себе. Его обычный общительный и тёплый характер потускнел, и он не мог прийти в себя от всех событий, произошедших за предыдущие недели. Он чувствовал себя одиноким, как будто всё его предали, бросили, продолжили жить без него. Они все просто смирились с тем, что он умер. Они просто продолжили жить дальше. Поэтому он пошёл туда, где чувствовал себя в безопасности. Туда, где он чувствовал себя как дома. Он не вытерпел и пошёл туда примерно через неделю после того, как его выпустили. Его ноги всё ещё чувствовали слабость, и он всё ещё постоянно испытывал голод и жажду от недоедания. Но стоило ему пойти туда, как его ноги заскребли по стеклу, и он снова почувствовал, как его тянет к смерти. До неё оставался всего один блок и одно падение. Но он продолжал идти. Он поднял голову и отказался смотреть вниз, потому что боялся мыслей, которые приходили к нему, когда он это делал. Томми не хотел туда возвращаться, там было холодно, темно и удушливо, и он чувствовал, что его тело разрывали на части и снова собирали вместе. Он просто не мог отделаться от мысли, что там ему будет легче, чем тащить себя по жизни. Парень пришёл к выводу, что так оно и есть. Хотя он не хотел возвращаться туда снова. Ему говорили, что он всегда всё усложняет, не так ли? Томми вглядывался в звёздную ночь. Мимо его взгляда пронеслась звезда. Ники однажды сказала ему у тихого камина, что падающая звезда означает, что кто-то загадывает желание. Он улыбнулся про себя, потому что это означало, что кто-то загадал что-то счастливое, как и он в свои самые тёмные часы. Он не знал, куда ведут его ноги, его глаза слезились и просили сна, но он не мог себе позволить. Не здесь, не там, если он хотел проснуться утром. Это было слишком открытое пространство. И для толпы монстров, и для людей, которые могли бы напасть на него. Его разум работал на автопилоте, направляя его туда, где, по их мнению, было лучше всего. Когда его рука почувствовала камень, он понял, что сошёл со стеклянной платформы, закрывавшей кратер, и опустился в траву длиной по щиколотку. Она мягко шуршала под его ногами. Ветер трепал его волосы и вызывал дрожь в спине. Он напевал про себя. Это помогало ему чувствовать себя живым. Его глаза обнаружили грязь и отпечатки ног, отчего он тут же привстал. Поскольку следы были свежими, это означало, что рядом кто-то есть. Томми показалось странным, что настойчивые глаза, наблюдавшие за ним раньше, исчезли. Блондин повернул голову и осмотрел своё окружение. Он был... возле пекарни Ники. И свет был включен. Потому что... Она была внутри. В животе у него запорхали бабочки. Может быть, это из-за его вновь обретённого страха перед людьми или из-за того, что она пыталась убить его. Но он остановился на чём-то другом. Он остановился на том, что она выглядела как дома, с улыбкой на лице. Потому что она выглядела счастливой. Парень сделал глубокий вдох. Потому что, к чёрту, сейчас или никогда. Она всегда избегала главного СМП. И сейчас у него был единственный шанс получить ответы. Возможно, это был его единственный шанс спросить её, что он сделал не так, и почему она тоже бросила его и отдала волкам. Он сделал несколько шагов вперёд и толкнул красную дверь со сколами.————————————
Глаза Ники метнулись к двери позади неё, разглядывая посетителя из-за прилавка. Её сердце заколотилось при виде пушистых светлых волос, потому что не может быть, чтобы мальчик, которого она знала - мёртвый мальчик, которого она знала, - стоял у дверей её пекарни. Его лицо украшала глупая, почти нервная и неловкая улыбка, пока он закрывал за собой дверь. Он потёр ладонями руки, пытаясь согреть их. Подняв глаза парень встретился взглядом с Ники. Он был похож на оленя, попавшего в свет фар. На секунду стало тихо. Их дыхание было единственным звуком в здании, а сердцебиение обоих стучало в ушах. Вздохнув с облегчением, Ники тепло улыбнулась ему в ответ и разорвала зрительный контакт. Она сказала настолько громко, насколько позволял ей голос - боясь, что он треснет и покажет слёзы, набухающие у неё на глазах. - Добро пожаловать домой, Томми. Затем снова наступила тишина. Она быстро перевела своё внимание на кухню, когда мальчик у двери начал всхлипывать. Она не обращала внимания на то, как сильно ей хотелось пробежать мимо стойки и крепко обнять Томми. Потому что Томми не хотел, чтобы она видела. Так что она отвернулась и принялась за выпечку. Раскладывая деревянные миски, половники и ложки, она услышала, как позади неё задвигался стул, и поняла, что Томми остался. Они вместе наслаждались своей безвыходной ситуацией. Не неловко но и не комфортно. Они просто были вдвоём. Разбив яйцо, она смешала его с сахаром, мукой и молоком. Все эти ингредиенты были вызубрены ею в памяти, чтобы знать, как испечь торт. Мышечная память взяла верх, и она закружилась в танце, который день за днём исполняла в прошлом. В старые добрые времена. В те дни, когда Томми приходил и пел во всю мощь своих лёгких по утрам, пока она пекла первые партии, и она хвалила его, советуя попросить Уилбура дать ему ещё несколько уроков. Дни, когда они с Туббо валялись в углу с бумагой и карандашами, избегая Уилла и его военных планов. Томми никогда не любил всю эту бумажную волокиту, в конце концов. Томми наблюдал за Ники со своего места в углу - где они с Туббо обычно сидели целыми днями, пока им не надоедало. Он наблюдал, как её трясущиеся руки - несомненно, последствия взрывов и многонедельного минирования бункера - всё ещё сохраняли изящество, чтобы разбить яйцо. Она закружилась, пошатываясь. Тем временем на Томми накатила сонливость. Зов сна наконец увлёк его за собой. Он скрестил руки на мягкой и пыльной столешнице и улёгся спать, утешаемый светом ламп, светивших в комнате, и убаюкиваемый напеванием Ники, уверявшей его, что он не один. Неважно, что она пыталась убить его - а кто не пытался? Ему было всё равно. Парень просто хотел знать, почему. Его глаза были опухшими от её слов. Из них он понял, что какая бы причина ни заставила её убить его, она простила его. Благодаря этому он чувствовал себя в безопасности. Достаточно безопасно, чтобы заснуть. Достаточно безопасно, чтобы сказать, что нет, он не один. Ники с любовью смотрела на него из-за стойки. Было удивительно, что он вот так просто заснул. Девушка улыбнулась про себя: он совсем как младший брат. Она снова посмотрела на часы. 11:50 После чего она уставилась на тесто для пирога, думая только об одном. Выложив тесто на противень и приступив к глазури, она вытащила ящик, которым давно не пользовалась. Томми проснулся неожиданно. Перед ним стояла женщина с мягкими, блекло-розовыми волосами. Она присела рядом с его спящей фигурой, и на её лице легко играла тёплая улыбка. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, где он находится. Блондин отогнал сон и окинул взглядом дубовые полы и каменные стены, успокаивая себя напоминанием о том, что его больше не окружает толстый, острый обсидиан и стена лавы. Наконец его взгляд упал на Ники, которая с нетерпением смотрела на него. Она выглядела взволнованной. - Доброе утро, соня, - сказала она ему, вставая во весь рост. Она отряхнула свои колени, измазанные в муке. Томми вытер засохшую слюну со стороны рта, прежде чем ответить, чувствуя себя полным идиотом без всякой на то причины. - Доброе утро, - по инерции ответил он. Ники улыбнулась. Он видел боль в её глазах, но от чего, он не знал. Он лишь ценил то, что она смотрела на него как на человека. Не как на научный эксперимент или что-то неестественное. Она просто приветствовала его. Это было всё, о чём он мог просить. Она выглядела немного нервной, словно не в своей тарелке, в данный момент - её глаза метались по комнате, а её ноги шаркали по полу. - Итак, - начала она. Томми выжидающе посмотрел на неё. - У меня есть несколько вопросов. Ты, вероятно, предполагал, что я их задам, - он кивнул в ответ. Он был бы больше удивлён, если бы она этого не сделала. Она встала так, чтобы оказаться прямо перед ним, и сказала с самыми честными глазами и голосом, которые он слышал, извиняющимся тоном. - Мне... мне жаль, Томми, - Он был, мягко говоря, шокирован. Потому что из всех вещей, извинение было не тем, чего он ожидал. - За всё, что я сделала тебе плохого за последние несколько месяцев. Прости, что бросила тебя, - её голос застрял в горле. - Прости, что пыталась убить тебя, и прости, что не пришла за тобой, когда тебе нужна была помощь. И... это было то, что он мог принять. В её голосе не было жалости. Это были её честные слова. Она говорила ему о своих ошибках и признавалась в своих промахах. - Я не жду, что ты простишь меня за всё это, потому что я была ужасна по отношению к тебе. Я просто хочу попросить у тебя шанс загладить свою вину, - она смотрела ему в глаза, в которых стояли слёзы, и он не мог найти в себе силы сказать ей "нет". Даже если бы он захотел, он бы никогда этого не сделал. - Хорошо, - сказал он. Его голос звучал так, будто он ломался. Он внутренне проклинал себя за это. - Спасибо. Для них это было всё, что нужно было сказать. Они понимали, что не могут сказать больше, чтобы не испортить момент. Они осознавали, что Томми не простил Ники и что он даёт ей ещё один шанс. И они были согласны с этим. Она выглядела такой облегчённой, что Томми больше ничего не нужно было в тот момент. Ему нужна была только она. Посмотрев в окно парень увидел, что на дворе по-прежнему темно, солнце ещё не приблизилось к горизонту, а луна всё ещё над головой и не видна. Он нахмурил брови и посмотрел на Ники, показывая ей своё замешательство. Девушка улыбнулась ему. - Верно, - сказала она. - Я собиралась дать тебе поспать, но не хотела, чтобы всё остыло. - Она подмигнула ему и снова скрылась за прилавком. Он услышал звук кремня и стали, и его брови нахмурились ещё больше. У неё не было хороших историй с этим инструментом. Затем она появилась из-за угла с чем-то, чего он никак не ожидал. Было не больше двух часов ночи, а в руках у Ники был торт. Именинный торт. Из верхушки торчали зажжённые свечи с цифрой "17". Вдруг она начала петь. - С днём рождения тебя, - она подошла ближе. - С днём рождения тебя, - продолжила петь девушка, - с днём рождения, Томми, - поставив торт на стол перед ним, она широко улыбнулась, и в её голосе звучали нотки радости, - с днём рождения тебя. И снова по щекам потекли влажные дорожки слёз. Он не думал, что кто-то, не говоря уже о Ники, помнит о его дне рождения. Торт был самым хорошим поступком, который кто-то совершал для него за долгое время. Он хотел насладиться каждым его мгновением. Он будет вечно благодарен Ники за тот вечер. Парень встал со своего места, подбежал к Ники и крепко обнял её, плача в её объятиях. Он будет благословлять её сотнями "спасибо" в течение всего вечера. Они смеялись и делились историями вместе за идеальными кусочками торта и тусклым освещением фонаря, а когда на горизонте показалось солнце, она внимательно слушала, как мальчик рассказывал о своей смерти и событиях, последовавших за ней. Она слушала, как он рассказывает об Уилбуре и лимбо, обнимала его и позволяла ему плакать. Утром она нашёптывала ему, что любит его, как своего младшего брата. И он крепко сжимал её руку в своей, не желая отпускать. А позднее утром он уходил с улыбкой на лице и с тортом в руках, его сердце было немного менее тяжёлым и немного более полным. В полдень Ники закончила подметать и собирать ингредиенты и перевернула давно не тронутую закрытую вывеску на открытую. И Ники снова начала печь.