В заведении играла спокойная новогодняя музыка, какой-то известный рождественно-новогодний хит. Я плохо разбираюсь в этом, не смогу сказать точно или даже напеть. Нет, в теории, напеть я, конечно, могу, только из-за моего знания иностранных языков это будет походить на неразборчивое мычание, а не на речь взрослого человека.
Интересно, как долго я уже жду свой заказ? Время для голодного существа всегда течёт немного иначе, нежели для сытого и вполне довольного собственной жизнью. Уже через час на меня будут смотреть пронзительные глаза психолога, спрашивать, почему я до сих пор не в больнице у врача, и почему я вообще существую в той форме, в которой существую. Со всеми своими тараканами и другой, не особо приятной для обычного обывателя живностью. На самом деле всё, конечно же, не так. Глаза специалиста всегда сверкают добротой, однако в этих чистых сапфирах я вижу собственный взгляд, давящий и противно склизкий. Ну вот, на голодный желудок мне вечно приходит всякое разное в голову — то, с чем мне приходится бороться.
В кафе не так могу народу, чтобы так долго готовить мне мою солёную картошку. Думаю, все уже просто устали и не хотят двигаться с места лишний раз, а тем более спешить утолить голод не менее уставшего человека. Работники, словно ленивые коты, вальяжно вышагивают по своей территории, нарочито медленно шевелят конечностями и, ехидно смотря в мою сторону, издевательски ухмыляются. Но вот уже мой номер появляется на табло. Это забавно. В такие моменты я чувствую себя заключённым в этой паутине обыденной жизни. Как самому отпетому преступнику, мне присуждают номер, обезличивают мою душу, подавляя моё сознание. И тут уж, поверьте, совсем не важно, что номер этот — на самом деле вовсе и не мой, а моего заказа. Это не имеет никакого значения, и никогда не имело. Когда я подошёл к прилавку, дабы получить долгожданную картошку, меня ждало огромное разочарование. Они её ещё не приготовили, но уже вселили мне жалкую надежду, отвратное чувство, тревожащие мой покой. Садиться на место достаточно глупо, особенно под взглядами скучающих от безделья людей. Придётся стоять около прилавка и сверлить голодным взглядом ленивых работников.
Свершилось чудо, и уже через пару вечных, мучительных мгновений, я получаю свою еду, но случились непредвиденные проблемы. Абсолютно не осталось не занятых людьми столиков. И дело даже не в отсутствии стульев — если говорить честно, их было крайне мало, в основном, слегка потертые диванчики — а в самих поверхностях, куда можно было бы поставить картонный стаканчик с едой. Столы были достаточно длинными, но вокруг одного такого стояло сразу несколько мягких устройств для сидения. В теории, можно было бы подсесть к кому-нибудь, попросить подвинуться, так как, окинув взглядом помещение, я ясно вижу, что места есть, но с физической точки зрения это было невозможно. Просто представьте этот ужас: подойти к незнакомому человеку, побеспокоить его невнятным трепетом. Просто мороз по коже даже от одной только мысли. Самое страшное — получить отказ или высказывание, которое бы описывало непонимание заданного мной вопроса. Возможно, люди действительно редко слышат, что я говорю им, но мне кажется, что это лишь один из способов отказа — грубого, всеобъемлющего. После их ответных вопросов я хочу буквально провалиться под землю, словно меня приковывают к тяжелой гире с надписью «тупица» и кидают в пропасть, не давая мне ни единого шанса к сопротивлению. Но я-то знаю, что я не тупица, по крайней мере, не всегда. Другими словами, никакой возможности поесть в тёплом помещении у меня не осталось.
Сжав горячий кулёк покрепче в руках, я открываю дверь на улицу, где мороз за считанные секунды обжигает мои щёки. Однако стоит отметить, что благодаря ещё горячей еде мои руки не подверглись заморозке. Даже теперь, когда мне удалось выбраться из-под давящих взглядов, я всё равно не смогу насладиться солёной картошкой. Дело вовсе не в морозе, а всё в тех же людях и в неограниченном количестве пространства. Больше нет защитных стен, визуальной крепости, укрытия, где я обычно прячусь, прячусь от кого? Я не смогу ответить на этот вопрос, по крайней мере, сейчас. Кафе располагается в центре города, недалеко от моего ВУЗа, что, несомненно, накладывает отпечаток на количество людей, идущих, бегущих, спешащих по своим делам. Данные люди отличаются от себе подобных, обитателей помещений, даже если они смотрят на тебя, ещё совсем не значит, что они тебя видят, что ты им интересен. Их взгляды, направленные на тебя, чаще проходят мимо, не замечая. Однако, если вдруг ты по той или иной причине посмеешь выделиться из этой текущей массы, на самом деле привлечь к себе внимание, то тебе не поздоровится. Острые, ядовитые, презрительные и просто брезгливые взгляды уничтожат тебя, нарушителя их порядка. Именно по этим причинам: страх нарушить покой потока и отсутствие укрытия от их гнева, я и не могу просто поесть здесь, на открытой улице рядом с заведением. Иногда мне кажется, что именно для этого и были созданы помещения — спрятать неугодных нарушителей подальше от их глаз. Я иду в сторону, мимо площади, в укромный уголок во дворе, где я потеряю ясный облик, где смогу спокойно поесть солёную картошку, не привлекая внимания.
Как только мои ноги добежали до укромного места, которое каким-то чудом было никем не занято, в мою голову пришло осознание того, что у меня не просто осталось крайне мало времени, но и мой перекус уже совсем не греет мои руки, он полностью остыл. Спрятав еду в карман куртки, вечно дырявый и полезно бездонный, я иду дальше, почти добровольно, на очередную встречу, возможно, с единственным человеком на земле, который хотел мне помочь, помочь разобраться в себе.
***
Ну, вот и закончилась встреча, я всегда так много плачу на них. И вот сейчас, идя по заснеженным улицам, я продолжаю прятать слезы в большой клетчатый шарф, больше походящий на плед. Дорога до дома прошла для меня быстро, что неудивительно. Мысли, они кружились, бились о черепную коробку, не давая мне сосредоточиться на другом, внешнем мире. Они заставляли всё больше и больше погружаться в себя, копаться в своих проблемах и в том, почему это все происходит именно сейчас, как давно это со мной происходит.
***
Придя домой, я оставил одежду на полу, под вешалкой. А моя долгожданная картошка оказалась с другими такими же, долгожданными и желанными, солёными, когда-то вкусными и согревающими кулёчками еды, на холодной и безжизненной полке холодильника.
