Мир любви

Первое правило построения здоровых отношений с Инумаки — это не позволять ему говорить что-то, кроме рецепта его излюбленного онигири, дабы никто, и сам Тоге в том числе, не пострадал. Юта данное правило уяснил с первых дней, как попал в «Магический техникум». Да и тяжело было что-то там не понять после того, как он воочию видел, на что способен Инумаки. Пугающий молчаливый паренек, оказывается, был таковым не из-за собственной нелюдимости или еще чего-то, а из-за способности своего клана. Он не стремился напугать Оккотсу своим взглядом и холодом, а, напротив, защищал и новенького, и самого себя. Ему повезло еще и с тем, что чуть погодя ему объяснили, как же все-таки работает проклятая речь Инумаки. Юте на момент даже стало жалко паренька, ведь на его плечах была такая ответственность как за свою жизнь, так и за жизнь остальных, но затем Оккотсу заметил одну вещь: ограниченный словарный запас ничуть не мешает ему жить, как обычный человек. Маки и Панда привыкли к нему, понимали, что хочет им сказать Тоге, по его незамысловатым «Лосось» и «Листогорчица», а вскоре и сам Юта уже привык к такой «странности» своего друга. Второе правило построения здоровых отношений с Инумаки отчасти вытекает из первого — не доводить его своими выходками и не выбивать из равновесия, чтобы он, упаси боже, не решился сказать что-то помимо рецепта. Это правило Юта вывел для себя уже спустя пару месяцев после первого, но, к сожалению, слишком поздно, чтобы не пострадать из-за его нарушения. Но нет его вины в том, что он начал считать Тоге своим лучшим другом, который ни за что в жизни не обидит его и не сделает ему больно, ведь парни и правда сблизились достаточно быстро. Годжо с понятным только ему намеком говорил что-то о том, что эти двое буквально созданы друг для друга, потому что, да, Юта порой понимал Инумаки и без слов. Они так быстро нашли друг к другу подход, что Оккотсу порой понимал своего друга и по мимолетному взгляду. Ему удалось в совершенстве ознакомиться с языком тела Тоге, чтобы понимать, когда тот напряжен, взволнован, встревожен, когда тот испытывает радость или, наоборот, печаль. Он знал, когда стоит промолчать, а когда стоит донимать Инумаки разговорами ни о чем, дабы отвлечь его после очередного задания и дать ему понять, что все проклятия, убийства и прочие прелести их жизни на время позади. Да и сам Тоге читал своего друга, как открытую книгу, хоть со временем это и становилось тяжелее. Ведь Юта поменялся после того случая с Сугуру. Стал более сильным морально, увереннее в себе. Уже не пугался при виде проклятий и твердо знал, что с ними делать, а не паниковал, как в первый раз. Но, кажется, для своих друзей он оставался все тем же неловким и глупым, но до одури сильным мальчиком, каким он был в их первую встречу. Или же Юта открывался Инумаки со своей уязвимой стороны, подсознательно считая, что только он способен полностью принять его таким, какой он есть? Однако даже с такими условиями один раз Оккотсу все-таки испытал на себе все прелести проклятой речи, но все вышло настолько сумбурно и сбивчиво, что в тот момент ни Юта, ни Инумаки не отдали отчета случившемуся, просто наслаждаясь близостью и редкими минутами спокойствия. Тогда в школе они остались лишь вдвоем: Годжо, как обычно, пропадал где-то, занимаясь своими делами, директора они в расчет никогда не брали, ибо он и не заходил в их общежитие, а Маки с Пандой были на задании. И подозрительно долго не возвращались с него, даже и на связь не выходили. Последнее как раз и стало причиной, по которой Тоге себе места не находил, будучи готовый вот-вот сорваться с места и пойти на поиски своих друзей, ибо одному только Богу ведомо, что там могло с ними случиться. Прохаживаясь по своей небольшой комнате, Инумаки уже в десятый раз набирал номер банды. Пытался хоть как-то связаться с «окнами», но все выходило из рук вон плохо. Так что, как результат, его телефон падает на кровать, а сам Тоге глубоко вздыхает и старается хоть как-то унять непонятную тревожность и охладить разум. В конце концов, ни Маки, ни Панда слабыми бойцами не были. Может, какой-то форс-мажор заставил их задержаться. Может, они по пути решили зайти в магазин, прикупить чего-то вкусного и отпраздновать очередную победу над проклятиями. — Ты чего не спишь? Время-то уже, — чужой мужской голос, раздавшийся где-то позади, за спиной, резко вырывает Инумаки из потока его мыслей, заставляет спуститься с небес на землю. Инумаки не отвечает. Молча садится на кровать, все также спиной к Юте, который еще несколько секунд стоит в проходе, а затем все-таки закрывает дверь. Начинает понимать, в чем дело, ведь и сам, честно говоря, переживал за друзей, так что уйти сейчас и бросить Тоге он попросту не мог. Вместо этого садится рядом, не нарушает возникшую между ними тишину, но напряженно думает о том, что сказать. Как успокоить человека, который и сам прекрасно знает, какой опасности они подвергают себя каждый день и как очередное задание может стать последним? — Они, наверное, просто… — Замолчи и обними меня, пожалуйста. Тоге понял, что он только что сказал, только в тот момент, когда почувствовал чужие прикосновения. Юта обнял его крепко, прижался всем телом и не говорил ни слова, просто наслаждаясь их близостью и теплом, исходящим от друга, пока тот в удивлении приоткрыл рот, чувствуя, как от использования проклятой речи горло неприятно саднит, а щеки приятно горят. — Не молчи… — Ты милый, Тоге. Юта тихо посмеивается, даже не пытаясь отстраниться, ведь Инумаки, как не странно, обнял его в ответ, если можно было так сказать, конечно же. Просто положил свои ладони поверх его рук и прикрыл глаза. Старался игнорировать мысли о том, что здесь и сейчас, в объятиях Оккоцу и с его дыханием где-то под ухом, ему невероятно спокойно и хорошо. — Я, если что, и не планировать молчать, — после минуты молчания, неуверенно говорит Юта, а затем добавляет, только уже в разы тише предыдущего. — И перестать обнимать тебя тоже. Тоге всеми силами пытается бороться со смущением, но не выходит. Не тогда, когда твой вроде бы как друг говорит тебе такие вещи. Не тогда, когда после своих слов он крепче прижимат Инумаки к себе, как бы доказывая твердость своих намерений. Сердце Инумаки с силой стучит в груди, как загнанный в клетку зверь, но уже далеко не из-за страха за своих друзей, а из-за дикого смущения и желания просидеть так как можно дольше. Из-за мысли продолжать использовать проклятую речь несмотря на все последствия, ведь объятия Юты хотелось ощущать как можно чаще и как можно дольше, даже если отдача приложит и самого Инумаки, причем неплохо так. В конце концов, Оккотсу был в разы сильнее него, и Тоге даже сейчас может чувствовать неприятную тягучую боль в горле, которая отчего-то отходит на второй план, словно он не начнет кашлять кровью, если еще хотя бы пару раз скажет что-то, кроме заученных обычных фраз. — И лучше помолчи, не насилуй себя проклятой речью, тебе же достается тоже, — словно читая мысли друга, шепчет Юта, и Тоге тяжело вздыхает. Без этого и правда можно было бы обойтись, ведь Оккотсу мнение Инумаки разделял. Тоже до безумия хотел прижать его к себе, сказать, что все будет хорошо и просто слушать размеренное биение его сердца. Ведь сейчас весь мир, наполненный невзгодами и опасностями, резко сократился до комнаты парня. Сократился до них, сидящих так близко друг к другу. Сократился до двух влюбленных подростков, которые пошевелиться даже не решались, боясь, что стоит совершит хоть одно движение, как картинка мнимого спокойствия и умиротворения рухнет, как карточный домик, и они вернутся в реальность, которая их совсем не радовала. По этой причине вместо того, чтобы разорвать объятия, намекнуть, что все это — ошибка, Инумаки предпочел опустить голову на плечо друга. Полностью расслабиться, как бы давая тому зеленый свет, и чуть улыбнуться, когда Оккотсу неловко и неуверенно начал поглаживать того по спине, пытаясь через жесты дать ему понять, что он всегда будет рядом, что бы ни случилось. И в доказательство своего желания стать своеобразным рыцарем для Инумаки, Юта оставляет на макушке уже полусонного друга легкий поцелуй, который тонет в его шепоте и словах «Я всегда буду рядом». Маки и Панда, пришедшие буквально через час, застанут их двоих уже на кровати. Все также в обнимку и все также крепко прижимающимися друг к другу. Их планы отпраздновать очередную победу канули в лету, когда умиротворенные лица этих двоих, а Маки, обычно строгая и спокойная, только улыбнулась и покачала головой, говоря Панде что-то о том, что их бы лучше не будить и не беспокоить. Ведь завтра все вернется на круги своя. Хрустальный замок умиротворения рухнет, а бедным подросткам придется идти по его осколкам, борясь за свою жизнь и спасая чужие. И только ночью, оставшись наедине в пустой комнате, они могут побыть слабыми, влюбленными друг в друга мальчиками, которые готовы бороться только ради того, чтобы оказаться в объятиях друг друга и спрятаться от жестокости и опасности в своем мире. Мире любви.