Hug drug

Полотенчик — человек простой, а простые люди умеют радоваться мелочам. Ведь пара грамм это в самом деле сущая мелочь, пушинка практически, а он и такой крохе радуется. Пиздец как радуется... Рэнди сидит напротив него, скрестив руки на груди, да хмурится так, словно чем-то обижен. Нет, формально он, конечно, не обижался, ибо внятных причин на то у него и быть не могло, но за пару дней Полотенчик изрядно так успел его поддостать. Он все уши Маршу прожужжал о каком-то сюрпризе, который ждет их обоих, всё говорил о том, что организует им охуеннейшие выходные, но на вопрос — что же такое невероятное их ждет? — начинал с предвкушением хихикать и не отвечал. Вот и сейчас он довольный лыбится во весь рот, нетерпеливо ерзая на стуле, как младшеклассник с синдромом гиперактивности. Странный какой-то сюрприз выходит, если Рэнди последние дни только о нем и слышит постоянно, что попросту сил уже нет. Так ведь Полотенчик даже в "горячо-холодно" играть отказывался, лишая Марша и малейшего шанса на то, чтобы догадаться! Садист. Но, видать, настал-таки долгожданный час этого самого сюрприза... — Ну? Полотенчик гордо хмыкнул и наконец выложил карты на стол. Точнее не карты, а маленький зиплок с двумя круглыми таблетками внутри, тоже совсем небольшими. Но несмотря на их размеры — это ведь не главное — глядит он на них с искренней любовью и вожделением. Идеально кругленькие, совсем не раскрошились у него в кармане, а какие розовые! Как лепестки розы, как губы, которые хочется поцеловать, как облака в свете закатного солнца! Охуенно розовые, в общем. — Это что? — Рэнди что-то совсем не радуется, Полотенчика это даже слегка огорчило. — Экстази. — Молли, значит... — На одно мгновение скепсис на его лице сменился чем-то вроде интереса или даже азарта, но он тут же обратно насупился и отвел взгляд. — Я уже пробовал, думаешь, я в юности развлекаться не умел? И меня, кстати, не впечатлило! — Такого – ты никогда не пробовал, Рэнди. Изменился в лице и Полотенчик, внезапно выпрямившейся из своей вечно сгорбленной осанки и севший на стуле ровно. Тут и опухшие глаза его обрели какую-то мудрость и серьёзность во взгляде. Сейчас будет этого горе-фермера уму-разуму учить... — А ты думаешь, что я Южный Парк не знаю? Я тут тоже не первый год и в курсе, что у вас с дурью всегда беды были, если травой тут барыжат шестиклассники, а в вашем экстази — ни грамма MDMA, совершенно не то! — Будь у него на носу очки, он бы обязательно поправил их для пущей карикатурности. — Ты обязан попробовать это и прочувствовать, что такое истинная любовь и жизнь, и только потом уже будешь ворчать! Это даже удивительно, сколько знаний на самом деле таится в этой голубой, казалось бы, прокуренной насквозь голове. Он не просто кайфожорствует, знает ведь, что принимает, что да как работает. Разумное употребление, выходит? Ощутив свою некомпетентность, Рэнди стало даже как-то немного стыдно, так что он заметно смягчился. Как и видящий это Полотенчик. — Так вот, — он мягко улыбнулся, — я знаю отличных людей, а эти отличные люди подогнали мне свой отличнейший продукт. В этом экстази не слишком высокий процент амфетамина, так что это тебе не голимые стимуляторы, на которые подсядешь с первого раза. Это будет незабываемый психоделический опыт! Психоделики это как новая ачивка, новый орган осязания, тебе ее никакое счастье трезвой жизни не заменит. Марш невольно заслушался и его сомнения насчет таблеток становились все меньше и меньше, а любопытство напротив возрастало. Все-таки хорошо Полотенчик стелить умеет... — Ну, ладно... Попробуем. Не зря же ты мне мозги делал все это время, — согласился-таки Рэнди, театрально закатив глаза, все-таки человек он весьма гордый. Но Полотенчика не проведешь — он ни с чем не спутает этот взгляд желающего попробовать что-то в первый раз. Решение было принято, как были приняты и заветные таблетки — по одной штучке каждому. Целая для первого раза это, конечно, мощно, но Рэнди позволяла масса тела, Полотенчику же эта радость была не впервой и он знал на что идет. Сразу после потчевания волшебными пилюлями, весьма, кстати, горькими, комната погрузилась в тишину и оба трипующих вернулись к своим прежним делам — Марш к скучной бюрократии и документам, а Полотенчик к залипанию в телефон, ну а говоря точнее, откровенному безделью. Несмотря на молчание и спокойствие на их лицах, в головах обоих роилось множество мыслей, все-таки сложно оставаться равнодушным и никак не отслеживать свое состояние, приняв наркотик. И если все, что занимало голову Полотенчика — это безграничное предвкушение и желание разделить наиярчайший опыт с Маршем, — он считал, что это будет совершенно новый уровень близости, ни с чем несравнимый и ни на что во всем мире не похожий, — то Рэнди же искренне волновался. По его спокойному выражению лица и не скажешь, но он и правда прокручивал по кругу в своем сознании классические наркоманские страшилки — вдруг плохо станет, вдруг не понравится, а вдруг он крышей поедет? Психоделики — это штука очень серьезная все-таки! Хотя нет, к черту нервоз, эта муть совсем не вставляет, сколько там времени прошло уже, полчаса? — Это хрень какая-то, — холодно заключает Рэнди, поворачиваясь в сторону дивана, на котором все это время сидел Полотенчик, и застает того за весьма странным занятием: лениво развалившись, он гладит ткань своей кофты. Взгляд у него очень расслабленный, пьяный прямо таки, и с нескрываемой увлеченностью он перебирает складки толстовки, видавшей виды, гладит, трет. Как будто с котом играется, ей-богу. Нет, кофта у него и правда прикольная, пушистая такая, но, серьёзно, чего он так залип? Сто процентов надумывает себе, что кофта волшебной стала, торчок под действием силы самовнушения... — И че ты делаешь? — Да не, ничего, — Полотенчик расплывается в широкой довольной-довольной улыбке и наклоняет голову на бок, чуть ли не роняя ее себе на плечо, окидывает Марша взглядом вроде бы опьяненным, а вроде и хитрым каким-то... — Ну, пойдем на улицу, покурим. Ты только погоди, поди сюда, заценишь, какая это хрень. Оба смотрят друг на друга, как на придурков. Полотенчик хлопает по месту на диване рядом с собой, а Рэнди послушно ступает к нему — терять ему все равно нечего, хоть посмеется с дурачка этого. Марш плюхается на диван и Полотенчик тут же берет его ладонь, прислоняя к своей груди. Ну, точнее, к кофте. На его глазах скептичное лицо того озаряется искренним изумлением, ярчайшим восторгом. Пиздец... Неужели это действительно таблетка так подействовала? Рэнди водит по голубому ворсу ладонью туда-сюда и в самом деле не может поверить — как же он раньше не замечал изысканную мягкость этой ткани? Это самая приятная тряпка в его жизни и он готов в этом поклясться. С радостью бы ее отнял и сам носил, покуда она не сотрется в дырки со временем. Она донельзя мягкая, приятная и просто кайфовая... Они синхронно отвлекаются от жмяканья этой божественной толстовки и сталкиваются взглядами, полными взаимного понимания. Кивают. Полотенчик прекрасно видит, как в глазах Рэнди постепенно загораются эти прекрасные психоделические искорки — он начинает понимать... Ну и то, как постепенно увеличиваются его зрачки, Полотенчик тоже прекрасно видит. Курить так курить! Прежде чем попасть из кабинета на улицу, нужно преодолеть коридор уже вовсю сопящего сонного дома, пройти по скрипучей лестнице... Настоящий квест. На цыпочках шагая по то и дело сипло завывающему полу и ступенькам, они не замечают опасности — на обоих без всякого предупреждения нападает смешинка. Помещение погружено в темень и ночную тишину, только несколько торшеров во всем этом большом домище освещают пару углов мягким тусклым светом – видимость все равно никакущая. Ну и эти дурачки хихикают шепотом, боясь расхохотаться во весь голос. За плотно закрытыми окнами гуляют черные и синие облака с крапинками звезд, холодные сумерки, так и зовущие выйти и разделить с ними компанию на время перекура. В комнатах сейчас мирно спят трезвые члены семьи, чей покой тревожить совсем не хотелось — и по шапке некоторые из них могут дать, особенно за зрачки-пятицентовики, и просто незачем другим настроение портить. Всем ведь сейчас так хорошо, кому в только-только взявшем свое начало трипе, а кому в сладкой дреме. И нет причин портить эту прекрасную идиллию. Распахнув входную дверь, Полотенчик с Рэнди отдаются лапам холода, что мгновенно окутал их с ног до головы, стоило им выйти на крыльцо. Воздух был влажный, совсем как поутру, свежий и холодный-холодный. Ветра совсем не было и улица была спокойна, но морозной волной отчетливо обдало все тело, отчего в голове почувствовалась какая-то невероятная ясность ума и бодрость. Прохлада будто сдула все лишнее из разума, и холод улицы совсем не мешал. Рэнди оглядел темный двор и улыбнулся так, словно видит его впервые, с искренней радостью, словно он только-только купил этот участок. Они сели на ступеньках, и Полотенчик достал из кармана пачку сигарет. Вообще-то Марш подумал, что курить они собираются траву, но знаток дела тут явно не он: можно и табак, отчего же нельзя? Давно он не курил. Сигарета была великолепна. Табачный дым словно перестал быть ядом, он был чем-то столь же свежим и ободряющим, как и морозный воздух, заполняющий собой все пространство. Рэнди затягивался жадно, как будто он астматик, схватившейся за ингалятор. И так приятно было сидеть, дымить. Он выдохнет — облако густое и серое рассеется, смешиваясь с сумерками. Выдохнет Полотенчик — и его дым полетает-полетает, да станет такой же частью тумана. — Пиздец... — Ага, — Полотенчик хохотнул, докуривая свою сигарету. — Курить на приходе это и просто традиция, и реальный кайф. Марш внезапно вспомнил, что на Полотенчика все еще надета та кофта, невероятной пушистости и нежности творение. Свободной рукой он снова потянулся к ней, мягко сминая голубую ткань, чему Полотенчик нисколько не препятствовал. Даже наоборот — наблюдал из-под полуприкрытых век с нескрываемым интересом. И все-таки он ни на секунду не пожалел, что накормил Рэнди этим экстази — действительно, кстати, качественным. Спать не хотелось совершенно, да и какой тут сон на таком морозе, но Марш столь сосредоточился на сминании кофты, что не заметил, как сомкнул глаза и слегка сполз, почти заваливаясь на плечо Полотенчика. Сигарета, почти докуренная, выпала из его руки, приземлившись сначала на ступеньку, а с нее — в гущу травы под их ногами. Благо, все вокруг было покрыто свежей росой, так что пожар ферме не грозил. Рэнди расслабленно выдыхает, прислоняясь щекой к груди Полотенчика. Тот же заботливо поворачивается так, чтобы им обоим было удобнее сидеть. Кожей лица еще отчетливее можно ощутить мягкость этой богоподобной толстовки, а прижимаясь так плотно, Марш может почувствовать размеренное дыхание Полотенчика, немного даже сердцебиение, и очень сильное приятнейшее тепло. В окружающем холоде это дарит какую-то особенно ценную нежность, и отлипать от товарища ему совершенно не хочется. К величайшему счастью, никто и не заставляет. Полотенчик сначала приобнимает его одной рукой за плечо, вызывая на лице Рэнди появление непроизвольной предовольнейшей улыбки. Другую же он опускает на его черную макушку, кажется, самым наимягчайшем, нежным движением, какое только можно совершить. Внутри Марша все замерло в одно мгновение, стоило чужой ладони лечь на его голову. Пиздец, как же это... Мило? Трогательно? Просто приятно? Волной чего-то доброго окатило все его тело и, кажется, сознание тоже. Рэнди с радостью так бы и остался познавать дзен в теплых объятиях Полотенчика и его охуенной кофты, но тот через пару минут убрал от Марша руки и собрался встать со ступенек. Явно расстроенный этим фактом Рэнди одарил его, наверное, самым жалостливым взглядом, каким смотрел на кого-либо за всю свою жизнь, но Полотенчик был непреклонен: — Это не пик, нам надо прогуляться, — и умиленно улыбается улыбкой, внушающей максимальное доверие, ну просто самой-самой лояльной и доброй. — Потом спасибо скажешь. Опять же, не Рэнди тут опытный употребитель. Гулять так гулять! Подниматься с лестницы было все еще страшно лень, но стоило ступить ногой на влажный газон — и обоих охватило какое-то невероятнейшее чувство. Величайших масштабов эйфория окатила все тело Марша, словно бы он услышал какую-то прекрасную новость, влюбился как в детстве или ему вручили набитый чемодан наличных. Это был огромный выброс эндорфинов, или какой там гормон за это отвечает? Не суть, ему было охуенно! Ноги даже подкосились, ему казалось, что стоит ему сейчас вздрогнуть, на секунду дать слабину — и он упадет не в силах справляться с тяжестью этих эмоций. Счастье как будто овладело его телом и сознанием — оно разгорелось в его сердце, что желало только лететь и лететь куда-то вперед, а всей остальной оболочке оставалось лишь волочится вслед за неугомонным сердечком. Они просто ступают по дороге, повезло, что участок на ферме огромный — броди сколько хочешь и куда хочешь, полная свобода. Полотенчик раскидывает руки в стороны и вдыхает ночной морозный воздух полной грудью. Каждое подобное действие, казалось бы, совершенно простое и обыденное, дается с огромным удовольствием, потягивание приносит вселенское расслабление, свежий воздух — ободряет лучше любого кофе. Хотя о каком кофе вообще может идет речь, когда они на огромной ферме марихуаны закинулись экстази? Детский лепет. Полотенчик протягивает Рэнди сначала одну руку, потом вторую. Крепко взявшись друг за друга, они начинают просто крутиться волчком как дети малые, довольно быстро разгоняясь. Без особой заботы о риске падения. Ощущение, что собственным телом ты совсем не владеешь, появляется вновь. Они как будто полностью отдались власти туманного воздуха, который ловко подхватил их в свои руки как опавшие по осени листья. И теперь они кружатся-кружатся... Будто эти листья утянуло в густой мощный смерч. У Рэнди на лице написан детский восторг. Зрачки у него огромные, бездонно-черные, голубой радужки совсем уже не видать. А взгляд сияет счастьем, в силу и степень которого он все никак не может поверить, по ощущениям и выдержать его будет тем еще испытанием... Но если он станет первым человеком, умершим от чрезмерно сильной эйфории — он не против откинуться прямо здесь и сейчас, желательно в объятиях Полотенчика. Своим телом он совершенно не владеет, словно и правда бултыхается сейчас в холодном-холодном водовороте или эпицентре урагана. Но по ощущениям и он, и Полотенчик стали сейчас такими легкими, что может и падать будет не так уж больно. Все окружающее пространство мелькает перед глазами так быстро-быстро, что успеваешь усомниться в том, что оно вообще реально. С другой стороны, оно даже слишком настоящее и живое — сложное противоречие. Глаза, видать, совсем привыкли к темени, а потому даже так быстро вертясь, взгляд успевает зацепиться и за зарево в небе, которое разлилось где-то близь горизонта, за маленькие огоньки-звезды рядом с заревом, за дом, что стоял так спокойно-спокойно, будто и сам спал вместе с оставшимися в нем Маршами. Кусты каннабиса вокруг вроде и стояли так же смирно и понуро, будто сонные, но словно были готовы пуститься в триповый пляс вместе с употребившими в любую секунду. Все вокруг искрилось, — не буквально, конечно, — но искрилось какой-то приветливостью и благосклонностью. Все было абсолютно правильно, стояло ровно на своих местах. Только фигура такого же убитого Полотенчика прямо напротив оставалась для Марша статичной, не мелькала и не сливалась с общей гущей пространства. Как будто все вокруг находилось на одной плоскости, на отдельном слое, а они вдвоем — на другом. Его лицо было куда более спокойно, но также преисполнено безграничным счастьем. Он слегка улыбался, закрыв глаза и наслаждаясь потоком прохлады, что летела в его лицо. Он-то знал на что шел, по нему видно, что он не новичок в этом химическом развлечении и так кайфовать ему не впервой. Это он толкнул их с Рэнди в пучину эйфории, — морозную и всеобъемлющую, — и спасибо ему. Не было ничего сверхъестественного и необъяснимого в том, что они двигаются синхронно, тем более если рука об руку держатся так крепко, но нет, как же это, блять, удивительно! Словно вцепившись друг в друга, они смогли преодолеть какую-то грань трезвости и адекватности, теперь они уже и не совсем два разных человека. Они часть чего-то единого. Пиздец, как же дало в голову, пора заканчивать... Бам. Мерцающая яркими цветами карусель резко прекращает свое движение, проигрыватель барахлит и музыка выключается, лампочки гаснут. Кубарем и Полотенчик, и Марш сваливаются на землю, шмякаясь с такой силой, будто их кто-то с размаху туда кинул. На траве очень сыро и холодно, скорее всего, они еще и в грязи оба испачкались. Ну и ладно! Звонкий смех Полотенчика разносится раскатистым эхом по территории фермы. Он засмеялся отчего-то сильно-сильно, приподнявшись на локтях — как бы он не разбудил никого... И Рэнди шикнул бы на всякий случай, но бля. Тяжело дыша, он поворачивает голову в сторону товарища и глядит прямо ему в лицо мутным пьяным взглядом. То ли это глаза Рэнди так привыкли ко тьме, то ли луна и звезды вдруг засветили ярче обычного, но профиль заливающегося хохотом Полотенчика так идеально освещался холодным ночным светом, контур лица, носа — все вдруг такое четкое, очерченное лунным сиянием. И криво окрашенные голубые пряди его волос вдруг такие яркие, словно Марш на картинку нарисованную смотрит. Может, кого-то этот смех и способен разбудить, но в сердце Рэнди он пробуждает только безграничное чувство покоя и доброты. Хочется разрешить ему смеяться сколько влезет — лишь бы не грустил. Марш расплывается в сладостной улыбке, а от накатившего чувства теплоты ему снова кажется, что он вот-вот заискрится как бенгальский огонь. Того и гляди мультяшные глаза-сердечки появятся, честное слово. Он молча заключает Полотенчика в крепкие объятия, обнимая за шею, и они оба валятся обратно на землю, продолжая хихикать уже в унисон, но совсем тихо. И помятый ими самими сырой газон совсем не кажется грязной и холодной землей — скорее мягкой и прохладной лужайкой, на которой, ну, просто идеально вот так полежать, отдохнуть после столь веселой, но утомительной игры в карусель. И боль в горле от усталости и избытка морозного воздуха кажется чем-то приятным, немного даже кайфовым. Теперь они оба зато как заряженные: щеки так и горят, сердце колотится в грудной клетке бешено, отчего обниматься приятнее вдвойне, а то и втройне. Так тепло. И здесь было более, чем неплохо, но Марш четко ощущал: надо бы им приложить немного усилий, подняться и перебраться с земли куда-то, где риск отморозить почки или в хлам измазаться грязью был немного меньше — на качели. Встать вроде надо, а отлипать друг от друга как-то не очень хочется, поэтому на них с Полотенчиком нападает новая волна смеха, пока они пытаются в обнимку принять стоячее положение, но путаются и ногами, и руками, падают вновь и вновь... Кое-как найдя баланс между адекватностью и безграничной взаимной тягой друг к другу, они-таки встают и ступают в путь — надо отойти чуть дальше от дома, ближе к амбару и конопляным полям покорно ждут качельки. Шаг у этих двоих удивительно бодрый и ровный, даже слишком, и к своему трону они шли марширующей походкой, крепко приобнявшись за плечи. Шагать давалось удивительно легко, будто земля под ногами сама помогала по ней брести или стала упругим батутом. Вместе они бухаются на подвесные качели, заставляя их протяжно заскрипеть. Рэнди заваливается в самый угол, куда сразу же тянет и Полотенчика, сгребая в охапку своих объятий. От перевеса конструкция все еще тихонько завывает и ненадежно покачивается, но как-то совершенно не до этого сейчас. Полотенчик довольно потягивается, пряча лицо в складках чужой теплой кофты, и от счастья, кажется, вот-вот замлеет. Рэнди выдыхает, отчего вверх поднимается еле заметное облачко пара, и устремляет мечтательный, даже какой-то изумленный взгляд вдаль к звездам. Качели находились на небольшом возвышении, да и местность тут сама по себе холмистая — так что вид открывался просто охуенный. А сейчас все вокруг еще и окрасилось дополнительными, совершенно новыми, яркими и свежими цветами. Несмотря ни на туман, ни на ночную темень, все видно совершенно отчетливо, слишком отчетливо и слишком красиво. Он совсем ни о чем не волнуется, да и дыхание давным-давно восстановилось, но отчего-то сердце в груди продолжает барабанить в бешеном темпе, что в целом не очень-то и мешало. Марш утыкается носом в лохматую макушку Полотенчика, руки тоже мягко запускает ему в волосы. От него пахнет травкой, что вообще-то весьма приятно, и ещё каким-то косметическим ароматом — очевидно, шампунем. Пряди его волос пусть и спутанные местами, но такие, блин, теплые. Рэнди аккуратно перебирает их прядка за прядкой и искренне удивляется. Будто все тепло мира взяло и сосредоточилось на этой голубой голове. "Ну что сказать, молодец, что согревающий такой!" — рассуждает Марш где-то в своих собственных мыслях и в знак похвалы гладит Полотенчика. — Бля, вот... — Рэнди слегка отстраняет его от себя, опуская ладони на щеки Полотенчика, хочет установить зрительный контакт. Может так у него получится покачественнее собрать мысли в кучу... Только сейчас он понял, как долго они уже молчат. — Ты просто понимаешь, так звучит, будто дело в экстази, но дело-то вообще не в этом, нет, мы конечно знатно упоролись, но суть-то не в этом, просто так хорошо, не из-за таблеток, а просто потому что все это происходит. Вот прямо сейчас происходит, ты понимаешь? Полотенчик улыбается ему улыбкой, преисполненной блаженством, и смотрит совершенно нетрезвым, совершенно счастливым взглядом. Как будто то ли он тут святой мудрец, познавший любовь ко всем и всему, то ли сидящий перед ним Рэнди — ангел. — Ага-а... — Ничего ты не понял, — Марш слегка огорченно вздыхает. — Просто этот момент, вот этот самый, прямо сейчас! И все, что было до него, — тоже... Ты просто не представляешь, как я счастлив. Как я дорожу, как я благодарен. Насколько это все... Бля... К сожалению, умение формулировать свои мысли и чувства Рэнди оставил где-то там же, где и свою трезвость. В кабинете, наверное. Отчаявшись, он отпустил лицо Полотенчика и тот рухнул обратно Маршу на грудь. Они снова обнялись крепко-крепко. — Ничего ты не понял. — Не-е, ты просто на самом деле не представляешь, насколько я все понял!.. — Многозначительно протянул Полотенчик. — Даже больше тебя. И они вместе лениво захихикали, оставляя свою пьяную полемику без однозначного ответа: кто же в большей мере понял чудо этого незабываемого вечера?