Когда Микки потел, как ублюдок, покупая эту гребанную портупею у какого-то странного ботаника с красными волосами и пирсингом даже, блядь, в щеках, он рассчитывал на жаркий чемпионский трах или хотя бы на ролевую игру в гладиаторов.
Брюнет никак не ожидал, что при этом на нем будет больше одежды, чем он обычно любит носить, находясь в собственной квартире в виде, который должен был настроить секс-компас Йена в направлении сказочных оргазмов.
— Йен, ты…
— Шшшш…, — его обнаглевший муж показал ему палец, продолжая ползать на коленях по кровати в поисках нужного ему ракурса.
— Не мог бы ты…
— Тише, тише, тише, — проворчал Йен, наведя камеру телефона на Микки и, удовлетворенно кивнув с тихим "угууу-м", продолжил свои пытки, — Еще пару кадров…
Да, это был определенно не тот эффект, который он думал произвести на Йена: Микки стоял у свободной светлой стены их спальни, одетый в свои темные джинсы с рваными коленками и обтянутый нагрудными ремнями из черной кожи, как римский полководец, пока его муж делал миллион фотографий, словно они тут на гребанном комик-коне.
Микки возмущенно вздохнул и повернулся вполоборота, как ему повелели, думая, что он заслужил хотя бы минет за свое терпение и старания. Но все же это, чем бы оно ни являлось, не было так уж и плохо. Йен сиял от энергии, включенный в процесс становления Милковича, как модели и прерывался, чтобы провести по Микки взглядом, наполненным чем-то похожим на обожание и желание.
Когда Йен наконец-то доволен результатами, он тяжело выдыхает через приоткрытые губы, листая получившиеся фотографии. Микки на всякий случай пока не двигается с места, смотря, как возбуждение явно ударило по его мужу: румянец разливается от щек по шее и по груди, живот подрагивает от сбитого дыхания и, черт, он такой твердый, Микки видит отчетливые очертания жесткого члена мужа под пушистым полотенцем, обвязанным вокруг его талии.
— Я могу послать парочку в семейный чат? — спрашивает Йен, и это очень неожиданный вопрос.
— Пошел ты нахрен…нет! — закричал Микки, — Что ты вообще там…нет!
Йен лишь усмехнулся, смахивая что-то пальцем на дисплее, а после заблокировал телефон и отшвырнул его на другую сторону кровати. Перемена почувствовалась мгновенно, и сердце Микки забилось в предвкушении, когда дикое либидо Йена вышло на сцену и заставило спину брюнета вытянуться по струнке.
Он с необъяснимым волнением наблюдал, как его муж сел на пятки и раздвинул ноги, приподнимаясь на секунду, чтобы эффектно избавиться от полотенца, словно топовая порнозвезда. Рыжеволосый наградил Микки ухмылкой, той самой идеальной улыбкой со смесью власти и распутства, которая всегда предшествовала их бурной ночи.
Он подвинулся к краю кровати и снова занял позу, умудряясь даже с колен смотреть на Микки сверху вниз; солнечный свет, струящийся из окна позади Йена, сделал его красивее, чем это вообще можно было воспринять: мягкие кудри медного цвета, лицо, которое Микки мог описать только как "родное", сильные плечи и грудь, покрытая рыжеватым пушком, мягкость живота, твердый член с отчетливой венкой сбоку…
— Иди сюда, — прохрипел Йен, и это всегда работало, просто действуя, как какое-то заклинание, побуждая Микки сорваться с места и подчиниться без капли раздумий.
Он постарался сохранить лицо и немного самомнения, двигаясь медленно и осознанно до тех пор, пока Йен не смог протянуть руку и дернуть его на себя с помощью петель на поясе джинс. В следующую секунду губы рыжеволосого были на ключице брюнета, а большие ладони сжимали талию, чертя круги пальцами.
Возбуждение так сильно обрушилось на Микки, что он слегка задохнулся, наслаждаясь мягкими чертовски приятными наплывами этого, расцветающего в паху и внизу живота, удовольствия, которое заставляло его медленно выдыхать и пытаться прижаться ближе к мужу.
Кто-то может подумать, что после такой продолжительной истории, как у них с Йеном, секс становится тусклым, лишенным яркости и остроты.
Это такая чушь.
Большую часть их отношений они были ограничены во времени, лишены уединения и банального комфорта, когда дело касалось секса. Та же тюремная камера не очень-то способствовала их близости, даже если они буквально были заперты с друг другом: отменная слышимость, чертово окно в коридор и сортир под боком не что иное, как убийство романтики, стоит ли говорить, что и после их выхода картонная дверь-гармошка, вездесущие родственники также не сочетались с долгими занятиями любовью?
Поэтому их медовый месяц начался с запозданием, как только они бросили старый пыльный матрас на пол пустой спальни своей новой квартиры в Вестсайде.
Но в независимости от того был ли это смущающе быстрый перепихон под школьными трибунами, немного неловкий жесткий трах в подсобке дерьмового магазина, более осознанный и эмоциональный секс в детской спальне Йена, попытка заняться любовью в крошечной камере областной тюрьмы, черт возьми, везде и всюду им всегда было хорошо с друг другом.
Пиздец, фантастично.
И в сексе не так уж и много всего, но им это нравится, они любят это и, иногда, даже нуждаются в этом,в чертовски приятной интимной связи с друг другом, которая заставляет их стонать, тяжело дышать, шептать самые глупые, самые сентиментальные вещи на свете, ощущая любовь до кончиков пальцев.
Сейчас, когда Йен целует, а после посасывает отметку на изгибе его шеи, пробуждая эти удивительные сладкие всплески удовольствия в животе Микки, брюнет думает, что это никогда не перестанет быть таковым — лучшим гребаным чувством на Свете.
Неважно, где они, неважно, как они это делают: уставшими, иногда раздраженными, может быть даже конкретно злыми, иногда Йен немного не в форме из-за смены лекарств, иногда Микки просто хочет быстро отделаться и уснуть; секс не всегда идеальный, жизнь не такая, как ее описывают модные книжки, но это первое касание, сладкий контакт абсолютно всегда, при любых обстоятельствах, вне зависимости от их настроений, ощущается словно благословение, словно сама любовь.
— Это хорошо? — спрашивает Микки, наклоняя голову, чтобы у Йена и его ищущих губ было больше места, — Вся эта кожаная хрень на мне?
Может быть он еще немного неуверен во всем происходящем, даже если за предыдущие годы Йен разве что не привязал его к андреевскому кресту, ему все равно нужно чуть-чуть положительного подкрепления на этой новой территории.
— Ммм, — рыжеволосый просто что-то мычит, поглаживая бока Микки и оставляя влажные поцелуи на горячей коже его шеи, — Ахуенно жарко.
— Да? — переспрашивает брюнет дразнящим тоном, даже если кончики его ушей печет от похвалы.
— Черт, да, — отвечает Йен, смотря на него, и его глаза в такие моменты приобретают почти изумрудный оттенок вокруг черных расширенных зрачков.
— Тогда найди этому хорошее применение, — говорит Микки, как банальный придурок, но ему все равно, в его голове с каждой секундой остается все меньше и меньше связных мыслей, чтобы оставаться крутым в первую очередь.
Йен смеется, легким и счастливым смехом, который ощущается, как бальзам для сердца Микки, он пробегает пальцами по ремням, словно решает, что хочет сделать, наклоняется, чтобы поцеловать его в грудь.
Ко всему прочему поцелуй выходит слишком громким в тишине спальни, они замирают на долю секунды и разражаются смехом, Микки легко шлепает Йена по затылку.
— Возьми себя в руки, придурок, — командует он, не переставая хихикать, — Или у меня не встанет, — в ответ Йен кусает его за грудную мышцу близко к соску.
— Ложь, — отвечает его муж, дерзкий, довольный, — Ты всегда готов для меня.
— Пошел ты, вот для чего я готов, — усмехнулся брюнет, прежде чем подкрепить свои слова двумя игривыми движениями таза.
Йен улыбается ему снизу вверх, выглядя так, словно хочет что-то сказать, он даже почти открывает рот, но останавливается, как будто решил, что сейчас просто не время. Какое-то нежное благоговение в его глазах сменяется на желание и в следующий миг Микки бросают на кровать.
Йен тут же оказывается сверху, хватая брюнета за запястья и фиксируя обе его руки над головой одной своей ладонью (большой и сильный ублюдок). Микки ухмыляется, раздвигая ноги достаточно широко, чтобы рыжеволосый устроился между ними, даря ему этот потрясающий тяжелый вес, который заземляет его самым лучшим образом.
Он выгибает спину, зная, что Йену это нравится, и это заставляет ремни на его груди натянуться в акте маленького призыва к действиям. Йен пробегается ладонью по его лицу, лаская, спускается к груди и на мгновение поднимается к горлу; его рука достаточно большая, чтобы спокойно обхватить шею Микки и при этом даже не ограничить ему дыхание.
Но брюнета это заводит. Он приоткрывает губы и смотрит на рыжеволосого молча умоляя о поцелуе, потому что их сухая прелюдия очень затянулась, и он так жаждет большего контакта. Йен улыбается, все понимая, а после наклоняется, касаясь его языком раньше, чем губами.
Они целуются, пока Йен крепко держит Микки прижатым к кровати, оглаживая его тело свободной рукой, спускаясь по животу к ширинке джинс, чтобы разоблачить насколько брюнет уже твердый. На самом деле жесткая ткань чертовски груба к его члену прямо сейчас. Йен ловко справляется с пуговицей и молнией, ныряя рукой внутрь, чтобы коснуться всего горячего, чувствительного, пробегая пальцами по стволу и останавливаясь поиграть со скользкой от естественной смазки головкой члена.
Микки вздыхает в поцелуй, импульс сладкого согревающего блаженства рождается в его паху и разливается по бедрам и животу, словно кто-то коснулся его там в первый раз. Йен усмехается, освобождая его член от оков полностью и задавая медленный ритм рукой, пока продолжает выцеловывать из своего мужа жизнь.
Пушистые волоски бороды творят какую-то отдельную дополнительную стимуляцию, что скорее всего является личным кинком самого брюнета, но черт с ним, с определением, что это вообще такое, Микки просто делает вид, что хочет освободить руки, только чтобы Йен прижал его крепче, поцеловал глубже, схватил ремешок на его плече и потянул за него.
Горячая и твердая длина его мужа касается живота Микки, оставляя за собой влажный след смазки, и все это уже так хорошо: от глупого смеха и совершенно несексуальных комментариев до невероятных ласк, медленно сводящих с ума.
С громким звуком Йен отстраняется, его губы покраснели от долгого страстного поцелуя. Он снова наклоняется вниз, дыхание выходит прерывистым потоком, когда его член трется о живот Микки при движении.
— Ты можешь не надеяться, что это будет быстро, — шепчет он, как обещание, когда целует и лижет горячее местечко за ухом брюнета, — Но я трахну тебя так сильно, как тебе нравится.
Вздох смешанный со стоном срывается с губ Микки, потому что он обычный смертный, и грязные разговоры его мужа за мгновение попадают в цель, заставляя что-то внутри него сжаться в предвкушении. Однако сегодня они все равно мягкие, просто мерзко сладкие после затяжного отсутствия настроения у Йена, обычной усталости Микки. Они словно вынырнули на поверхность из под толщи бытовых проблем и круговорота задач и дел, вдыхают, цепляются друг за друга.
Возможно поэтому он и говорит это, проводит носом по рыжим волосам бороды Йена, ощущая щекотку и чувствуя запах клубники с орехами макадамия, оставляет поцелуй на его скуле…
— Или я позабочусь о тебе сегодня вечером, — шепчет он так, что речь словно кленовый сироп…
И когда Йен осознает происходящее, Микки толкает его достаточно, чтобы вырваться и перевернуть их, пока он не окажется сверху, пока уже его руки не прижмут руки его мужа к мягким простыням кровати.
— Ты что-то имеешь против? — добавляет брюнет, потому что все происходящее сейчас впервую очередь из-за Йена и для него, Микки просто получает все сливки.
И его муж выглядит удивленным и неверящим, приятно ошеломленным; его ресницы трепещут, а глаза блестят в теплом солнечном свете. Этот великолепный ублюдок, Иисус Христос.
— Никогда в жизни, — отвечает Йен и немного тянет подбородок, что означает, как точно знает Микки, — Поцелуй меня.
Знакомый ритм затягивает их, брюнет отстраняется только чтобы стянуть надоевшие джинсы, от которых его кожа уже зудит. Он возвращается назад в сильные теплые руки Йена, целует его, просто потому что они любят целоваться, потому что это приятно и соединяет их физически в дополнение ко всему прочему, потому что это кажется правильным.
Руки Йена скользят по его телу, но непременно возвращаются к ремешкам портупеи, хватаясь, натягивая, чтобы притянуть брюнета ближе к себе. Это ему явно нравится, Микки не может не радоваться, что уговорил себя купить вещицу, а потом и надеть ее, что было, наверное, даже сложнее.
— Так хорошо выглядишь, — хрипло хвалит Йен, как только поцелуй завершается, — Ненормально горячо.
— Ненормально? — Микки усмехается, вздергивая брови.
— Не цепляйся к словам, Спартак, — фыркнул Йен и погладил подушечками больших пальцев его соски.
— Банальная задница.
— Я больше не знаю никаких гладиаторов!
Микки закатывает глаза и возвращается к своей текущей задаче — заставить Йена Галлагера чувствовать себя фантастично.
Кожа под его губами нежная и пахнет, как какой-то фруктовый рай после того, как они приняли ванну, хотя Микки чувствует естественный запах Йена под всем этим. Он следует вниз по карте из бесконечных веснушек, оставляя за собой следы от влажных поцелуев и легких укусов. Нетерпеливые руки зарываются в его волосы, не тянут, не давят, а просто массируют, словно Йену нужно чем-то заняться, пока Микки ползает по его телу.
Он облизывает правый сосок, а после слегка дует на него, улыбаясь тому, как бедра Йена подрагивают от этого, слыша как он издает тихие "оуу" и "ммм", когда Микки проделывает тоже самое с левым бутоном. Брюнет чертовски без ума от этого, от своего мужа окутанного удовольствием. Волна гордости и возбуждения поднимается в нем, побуждая целовать больше, пососать метку на мягкости живота Йена, провести носом по рыжим волоскам его счастливой дорожки.
Он любит тело Йена, не просто из-за красоты или чего-то подобного, они так давно вместе, что Микки наблюдал трансформацию рыжеволосого в прямом эфире: от маленького и тощего до безостановочно растущего и широкоплечего, от ужасно похудевшего из-за болезни до здорового, подтянутого и мускулистого. Микки знает его в разной форме, в разных состояниях, и он всегда любит это тело неописуемо сильно: целовать, обнимать, касаться и делать все все все приятные вещи, потому что это и есть Йен, это он сам, и Микки обожает его от кудрявых локонов на голове до кончиков больших пальцев на ногах.
Йен вздрагивает с хриплым стоном, когда брюнет берет его в рот. Он посасывает толстую головку, кружа языком так, как нравится его мужу,немного надавливает на щель, чувствуя соленую смазку на языке и потирается собственными бедрами о постель, потому что возбуждение его мужа всегда возбуждает его в ответ.
Он никогда от этого не устанет, от того, как Йен подтягивает колени, держит его за волосы, теряясь в наслаждении, издает самые невероятные звуки удовольствия, приоткрывает глаза, чтобы понаблюдать за Микки, а потом, словно у него просто нет сил, откидывает голову на подушку с самым греховным "Мииик".
Брюнет ухмыльнулся бы от самодовольства, но это сложно сделать, когда пытаешься заглотить девятидюймовый член, черт возьми. Он нежно массирует яйца Йена, пока делает ему медленный влажный минет.
И ласки это потрясающе, невероятно, счастливо, так приятно. Микки отстраняется с влажным звуком под разочарованный стон Йена, который заставляет его сиять от улыбки, как идиота. Он целует его бедра, ощущая легкий запах пота и тепло кожи, один раз облизывает член и заканчивает звучным абсолютно тупым поцелуем в живот.
— Перевернись, — приказывает он, слыша собственный гравийный голос.
Его мужу требуется минута, чтобы разобраться в позициях, покраснеть, хотя Микки не уверен, что стеснение вообще входит в сексуальный набор Йена Галлагера. Он выглядит, как Бог и трахается, словно чемпион. Тот факт, что поза "лицом вниз, задницей вверх" до сих пор сводит его с ума веселит Микки до чертиков и только стимулирует делать такое почаще.
— Даже твоя задница покраснела.
— Заткнись!
Микки смеется, отвешивает мужу легкий шлепок по левой ягодице и делает так, как ему велели.
Он не собирается учинять ничего серьезного, не сегодня вечером. Просто особо длинная прелюдия, потому что у них давно такого не было, потому что он хочет, чтобы Йен выкинул из головы все дерьмо, что он без сомнения там крутит, чтобы он расслабился, перезагрузился и отдохнул. Ну и потому что это просто приятно в самом-то деле.
Итак Микки не делает ничего нового, гладит сильные мускулистые бедра и оставляет на ягодицах Йена укусы, просто чтобы побыть дразнящей сукой. Он целует его поясницу, наслаждается тем, что Йен беспокойно ерзает под ним в приступе смущающего волнения. Господи, этот парень.
Но по ходу того, как Микки гладит его, кладет большие пальцы, чтобы раздвинуть и поцеловать с открытым ртом, касаясь языком, Йен тает, и напряжение покидает его с каждым поцелуем и облизыванием. Он тихо вздыхает, расставляет ноги шире и неосознанно прогибается в пояснице, кладет голову на предплечья,постанывая, чувствуя, как надеется Микки, всю любовь, доброту, заботу, что он пытается ему дать.
Через пару минут ритмичных движений языком брюнет чувствует, как бедра его мужа дрожат, а дыхание сбивается, и он отстраняется, целуя его в правую ягодицу, не желая, чтобы все закончилось здесь и сейчас. Микки едва ли успевает стереть слюну с подбородка, когда Йен переворачивается на спину и тянет его на себя, чтобы поцеловать со следами чистого удовольствия.
Его муж пытается отсосать ему, но честно говоря, брюнет не уверен, что у него есть хоть какая-то выдержка в запасе, поэтому он толкает Йена на место и тянется за смазкой, чтобы наконец-то дойти до основного события. И он устраивает шоу, садясь верхом на мужа, приподнимаясь на коленях и погружая пальцы в себя. Микки делает это редко, потому что у него есть Йен, ясно? Но сегодня на нем портупея, его муж сходит от этого с ума, так что брюнет может дать ему немного живого порно.
Он удерживает свой вес на левой руке и быстро работает правой, громко дыша и зажмуриваясь от нагрузки, но вид Йена перед ним стоит всего: он раскраснелся, его глаза широко открыты, пока он наблюдает за Микки, как за чем-то чертовски удивительным. Через минуту, вероятно не выдержав, Йен протягивает руку, чтобы коснуться его входа, кружа, прежде чем скользнуть внутрь одним пальцем рядом с уже двумя пальцами Микки.
— Черт, — шипит брюнет, чувствуя полноту, растяжение и покалывание от удовольствия, когда Йен с пугающей скоростью находит его простату, — Черт, черт.
Влажный звук смазки сводит его с ума, твердый налившийся член Йена сводит его с ума, он позволяет себе и мужу двигаться еще минуту, прежде чем потребность переваливается за край, и Микки останавливается, убирает собственную руку и хватает смазку, чтобы нанести немного на длину Йена.
Они немного смещаются, интуитивно попадают в нужную им позицию. Микки приподнимается на коленях, чтобы опуститься на член мужа, когда он привлекает его внимание.
— Микки, — говорит он запыхавшимся голосом, хотя они еще даже не начали.
— Ты в порядке?
— Да, я…, — отвечает Йен, облизывает губы словно от волнения, — Я знаю, что ты делаешь, — говорит он в итоге, смотря на брюнета открыто и со слабой улыбкой полной согревающей нежности, — Я люблю тебя.
Микки замирает, эмоции окутывают его, и это действительно снова портит их сексуальную динамику, но все в порядке. Хотя он никогда в жизни не признается, что он что-то делает. Нет, черт возьми, брюнет сгорит от смущения, как гребанный феникс.
— Я тоже тебя люблю, — легко отвечает он, концентрируясь на этом чувстве.
Он наклоняется на минуту, чтобы поцеловать мужа: ласково и глубоко, прежде чем принять позу и опуститься на его член в восхитительно обжигающем плавном движении.
— Обожемой, — стонет рыжеволосый в одно слово, — Чертвозьми.
После минуты привыкания к этой приятнейшей связи, физическому единению их тел, Микки начинает раскачиваться медленными, но глубокими рывками, пока Йен хватается за него и, не делая абсолютно ничего, кроме лежания на кровати, касается брюнета во всех нужных местах.
Они потеют, дышат и двигаются, двигаются, двигаются. В погоне за удивительными ощущениями, которые хотят заставить друг друга почувствовать. Микки поднимается и опускается, а после когда бедра начинают гореть, крутит тазом, опираясь руками на грудь Йена и царапая его там, потому что все это слишком хорошо. Удовольствие словно пылает в нем, окутывая сладкими языками наслаждения все его тело.
— Микки, — стонет Йен, и он не зовет его, просто смакует имя на языке, пока чувствует себя лучше, чем это вообще возможно, — Микки.
Через несколько минут неторопливого, удовлетворяющего все глубокие потребности, траха, Йен притягивает его к себе, целует мокро и громко, бесстыдно облизывая рот Микки, а потом переворачивает их, меняя позицию.
Они смеются, Йен случайно выходит, и Микки пинает его, потому что это странное внезапное чувство, спасибо тебе большое.
Но спустя совсем немного времени он снова в нем, в нем, в нем: Микки на коленях, вцепившись в спинку кровати, пока Йен вбивается в него сзади короткими быстрыми толчками, держась одной рукой за портупею на спине брюнета.
— Блядь, блядь, блядь, — хрипит Микки, когда кайф концентрируется, концентрируется в этой точке внутри него, которую он не сможет с ясностью определить, просто какое-то место внизу живота, паху, в заднице пульсирующее от яркого удовольствия, и чем ближе они подходят к финалу, чем сильнее Йен толкается в него, него, него, тем это ощутимее, приятнее так, что кажется конца этого не существует.
— Черт, люблю тебя, — стонет Йен, потерянный в тумане блаженства.
Его ритм сбивается, замедляется, как будто он пока не хочет кончать, он притягивает Микки за кожаные ремешки к себе: спиной к груди и облизывает длинную влажную полоску от основания его шеи к уху.
— Такой охуенно горячий, Мик, — шепчет он, и ноги Микки дрожат.
— Должен соответствовать, — глупо отвечает брюнет и требует поцелуя.
У них был секс ради чистого физического удовольствия, секс, чтобы расслабиться и сбросить пар, секс "ты бесишь меня до чертиков", секс после слез и секс до слез от переизбытка эмоций и чувств.
Сегодня они нежные, бестолковые, влюбленные, сегодня они скорее занимаются любовью, чем трахаются, и это тоже хорошо, потрясающе на самом деле, лучшая вещь в этом гребаном мире.
В конце концов, секс — это наслаждение, веселье, кончать чертовски круто знаете ли. Но так же секс может быть комфортом, безопасностью и заботой в одной из интимнейших форм ее выражения.
Йен не отпускает его от себя, прижимая спиной к груди, когда делает завершающие толчки, заставляющие их стонать слишком громко, чем следовало бы с такими тонкими стенами.
— Я…, — начинает Микки, но остальные слова теряются в сладком вздохе, — Я…
— Кончай со мной, — говорит Йен, и его речь ни что иное, как единый поток слов среди сбитого дыхания, — Ну же, Микки.
— Да, да, да, — стонет брюнет, когда рука Йена ложится на его член, начиная поглаживать, — Сейчас я…
— Боже, люблю тебя, — шепчет Йен, фраза, как яркий маяк среди шторма других звуков: монотонного скрипа кровати, шлепков их тел, стонов.
— Люблю тебя, — удается ответить Микки, когда он буквально купается в удовольствии, кладет свою руку на руку Йена на своем члене.
И спустя несколько особо точных толчков, ритмичное сжатие Микки вокруг Йена, они стонут и кончают с разницей в секунды между собой.
И каждый чертов раз это самое лучшее чувство среди всех существующих чувств: почти невыносимое горячее блаженство, омывающее все тело, каждую частичку, и Йен там, с ним, в нем, разделяя это, когда кончает в Микки четырьмя влажными теплыми потоками.
Они падают, портя простыни, но черт бы с ними и со всем, что происходит вне этой комнаты, окутанной золотыми лучами закатного солнца. Микки целует Йена в 18:32 и думает, что хочет остаться в этом моменте до конца всех времен.
────・:✧∙✦∙✧:・────
— Хочешь перекусить? — спрашивает Микки, когда они чистые и отдохнувшие растянулись под одеялом, и Йен листает Netflix в поисках фильма на вечер.
— Ммм, да, — он отвечает и включает "Мумию" 1999 года.
Микки встает, поднимает портупею с пола и убирает ее в коробку со всяким барахлом для секса у них под кроватью, натягивает черные боксеры и почти уходит, но Йен хватает его за запястье.
— Что?
Рыжеволосый молчит минуту, просто жуя губу и, когда Микки уже собирается переспросить, что такое, Йен говорит тихо и взволнованно, — Не надо, знаешь ли…создавать особенные условия для меня или что-то в этом роде. Я…не хочу, чтобы ты уставал еще больше, просто потому что я…вот это вот все, понимаешь?
Микки фыркает до боли в горле и падает обратно на кровать.
— Потому что ты, что? — переспрашивает он, ложась так, чтобы голова Йена оказалась у него на груди.
Рыжеволосый молчит, дышит, и Микки проводит пальцами по его волосам.
— Я в порядке, просто…, — тихо бормочет его муж, — Словно сильно устал, это не эпизод или что-то такое, но…да.
— И почему я не должен заботиться о тебе?
— Разве ты не устал?
— От работы? Конечно, я имею в виду…, — начинает Микки, но потом до него доходит, — О, погоди…ты что, блядь, издеваешься? — возмущается он, а Йен лишь пожимает плечами, — У нас был этот разговор, что я сказал тебе?
— Что ты мой муж, — бурчит рыжеволосый, словно его отчитывают, — И ты должен волноваться…
— Не должен, а что я могу, мне полагается, и ты не можешь мешать мне, — поправил Микки и потянул Йена за волосы чисто для подкрепления, — Это не односторонняя сделка. Помнишь, как я болел в прошлом году? Что ты делал, медсестра?
— Это не совсем то же самое! — спорит его муж, — Это был долбанный ковид.
— И какая, блядь, разница?! Я чувствовал себя хреново, и ты заботился обо мне, а я большую часть времени этого даже не хотел. Ты исколол всю мою бедную задницу своими витаминами и антибиотиками, ты чудовище. Кто пихает в человека, которого он любит, гребаный овощной бульон?! Овощной бульон, Йен!
— Не так уж и плохо все было! — посмеялся его муж, наконец-то расслабляясь, — Но это настоящая болезнь, а не плохое настроение…
— Если б мне давали по доллару каждый раз, когда ты несешь хуйню, то нам бы не пришлось работать, — заключил Микки и закричал, когда Йен вырвал волос с его груди, — Ах ты, сука! Скажи спасибо, что я не сварил тебе овощной бульон.
— После этого я, наверное, точно получил бы депрессию, ну или диарею.
Микки только сухо посмотрел на него.
— Как бы там ни было, мудак. Я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как ты борешься в одиночку, Йен, — продолжил Микки нежнее, почесывая голову мужа, — Я люблю заботиться о тебе.
— Да? — тихо спросил Йен, и брюнет просто кивнул, — Я тоже люблю заботиться о тебе.
В конце концов, может забота и была самым чистым и искренним воплощением любви.
— А теперь ты хочешь свой вонючий сэндвич с тунцом и омлетом или что?!
────・:✧∙✦∙✧:・────
Детская стоматологическая клиника — это не то место, где Микки хотел бы оказаться вообще, тем более в 07:30 утра в свой выходной день.
Обычно Йен занимался этим — детьми своих братьев и сестер, но сегодня он спал ангельским сном тюленя в спячке, и у Микки не хватило ни совести ни подлости, чтобы разбудить его, если уж это не сделал достаточно громкий сигнал будильника.
Он убрал волосы со лба Йена, дал себе минуту, чтобы просто посмотреть на него, потому что его муж красив, а Микки был подонком, а после собрался с духом отвезти племянницу к стоматологу.
И вот сейчас они были здесь, среди кричащих, болтающих, издающих всевозможные невообразимые звуки, детей всех возрастов и их бешеных родителей.
Микки просто листал Tik-Tok, пока Фрэнни читала что-то отдаленно похожее на слишком красочный комикс на своем телефоне.
Какой-то мальчик лет семи вышел из лечебного кабинета, фыркая океаном соплей, и на экзекуцию повели следующего пациента, сразу после которого должна идти Фрэнни.
Микки подавил смех, потому что стоматология сейчас была золотом и даром Богов человечеству, в его детстве никто не просто не собирался отводить его к врачу, Микки приходилось медленно и страдая расшатывать больной зуб, чтобы вырвать его к чертовой матери. Как ему удалось сохранить белые и здоровые коренные зубы навсегда останется для него тайной.
Он замечает, как Фрэнни отрывается от чтения, и ее лицо морщится не в приступе слез, но от достаточно ощутимого страха. И вот поэтому им нужен был Йен, черт возьми. Его муж умеет обращаться со словами так, чтобы они успокаивали, дарили уверенность и заставляли тебя чувствовать себя лучше, Микки же использует речь зачастую совершенно для других целей.
Он вытирает потные ладони о колени джинс, словно это в его рот сейчас будут смотреть и тыкать и поворачивается к ребенку.
— Эй, тыквенный кекс, — он дразнит, зная, что Фрэнни это бесит, ведь сейчас она девятилетняя самодостаточная ученица младшей школы, пользующаяся набором косметики от "Barbie", который ей подарил Йен.
— Фу, дядя Микки, — жалуется она, но отвлекается от происходящего, — Я могу называть тебя Микки Маус.
— Я согласен, если Йен будет Минни, — фыркает брюнет и заговорщицки улыбается девочке.
— Ему это может не понравится.
— Кого волнует, что ему нравится?
— Тебя! — улыбается Фрэнни, включаясь в игру.
— Чего? Я его терпеть не могу.
— Врать нехорошо, дядя Микки, — хихикая говорит она, и у брюнета щемит в груди от "дядя Микки", — Ты любишь дядю Йена.
— Пффф, — Микки издает преувеличено возмущенный звук, — Нет, он глупый.
Фрэнни смеется и бьет его маленьким кулачком в бицепс, — Разве это мешает любви?
— Нет, — говорит Микки, словно великий секрет, — Но он не должен узнать об этом.
— Я никому не скажу, — отвечает Фрэнни, и брюнет ни на секунду не сомневается.
— В чем твоя беда? — спрашивает он, кивая на стоматологический кабинет, — Разве у тебя не птичьи молочные зубы?
Фрэнни корчит ему рожицу.
— Просто поменять пломбу, не долго, — говорит она, как взрослая.
— Ты боишься, тыквенный кекс?
— Нет, — возмущенно отвечает его племянница, — Это хрень собачья.
— А?! — Микки наполовину смеется наполовину ужасается, хотя ему, наверное, не стоит удивляться тому, что ребенок из Саутсайда, выросший среди Галлагеров-Милковичей знает парочку крепких слов.
Девочка пожимает плечами и выставляет подбородок в молчаливом вызове, как она могла научиться только у Йена.
— Но ты можешь сохранить еще один мой секрет? — тихо спрашивает Микки.
— Конечно, — Фрэнни кивает и наклоняется к нему.
— Я ужасно боюсь стоматологов, — говорит он серьезно, — Но знаешь что?
— Что? — шепчет Фрэнни.
— Они боятся нас намного сильнее.
— Глупость.
— Нет, чистая правда. Только подумай, в любой момент ты просто можешь взять и укусить врача за палец!
— А ведь точно! — восклицает Фрэнни, и Микки очень надеется, что она не будет никого кусать, — Но зачем они тогда работают стоматологами?
— Они просто хотят, чтобы дети были здоровыми, представляешь? — заверяет ее брюнет.
— Вот же дерьмо, — отвечает Фрэнни, и Микки просто грязно смеется над этим.
— Но как же мне сделать так, чтобы стоматолог меня не боялся? — спрашивает она через минуту.
Микки не совсем продумал этот момент.
— Думаю, просто не кусай его.
Фрэнни думает мгновение, а потом вероятно приняв этот вариант, кивает.
Все проходит быстро и хорошо, Микки оплачивает чек на ресепшене и, черт побери, какого хрена так дорого?! Они выходят в прохладное мартовское утро и идут до ближайшего кафе, чтобы Фрэнни получила свою заслуженную порцию панкейков с сиропом и молочный коктейль.
Когда Микки последний раз был у гребанного стоматолога ему не разрешали есть два часа после.Шарлатанство.
— Почему дядя Йен не пришел? — спрашивает Фрэнни, когда они сделали заказ.
— Потому что он соня.
— Он болеет? — уточняет она со взглядом чистого детского беспокойства.
— Нет, он просто…устал на работе.
— И ты заботишься о нем? — не унимается девочка, и Микки думает, что дети — настырные засранцы, которые умнее, чем должны быть.
— Конечно, я же люблю его, как ты сама сказала, — хихикает он, и это ни грамма не шутка.
Они едят в относительной тишине, и Микки заказывает двойную порцию блинчиков в дополнении со свежими фруктами, яичницей с беконом и большим клубничным молочным коктейлем с собой на завтрак Йену.
— Мама сказала, что когда у вас с дядей Йеном появится ребенок, я могу отдать ему все свои старые игрушки, — внезапно заявляет Фрэнни, и Микки давится кусочком панкейка.
Он отпивает коктейль и глубоко вдыхает, смаргивая слезы от удушья. Гребаная Дэбби, мать ее.
— Так когда это произойдет? И как вы его назовете? И как он появится? — шквал вопросов, к которому брюнет никогда не смог бы подготовиться обрушивается на него, как лавина.
— Это не совсем просто, малыш, — отвечает Микки, надеясь, что этого достаточно.
— Чушь, дети — это проще простого, — спорит Фрэнни, — У дяди Липа двое детей, вы проигрываете ему.
Да, это то, во что Микки с радостью готов проиграть этому дальнему потомку лори.
— Так отдай им свои игрушки, — предлагает Микки.
Фрэнни отпивает из бокала и задумывается с молочными усами на лице, — Нет, они не достаточно крутые для этого. Но ваши дети с дядей Йеном будут крутыми.
— Ооо, ты меня уговорила, — смеется Микки.
— Ясен хрен, — отвечает Фрэнни, и брюнет чуть ли не бьется лбом о столик.
────・:✧∙✦∙✧:・────
Все идет своим чередом.
Йен не совсем еще там, где нужно, но он чувствует себя намного лучше, хотя работа все еще утомляет его до ужаса. Но с этим ему придется подождать еще чуть-чуть, хотя Микки с радостью уволил бы его прямо сейчас, но факт в том, что его муж не воспримет это с восторгом.
Они работают в хорошем темпе, четвертая скорая снимает с них долю нагрузки так, что Йен даже может читать свои глупые романы пока они ездят по городу. Вечерами, возвращаясь домой, Микки словно просто так приходит к мужу на кухню, помогая ему за компанию, как будто ему нечем больше заняться, кроме как натирать сыр в макароны.
Но ему это нравится. Все это.
Из приготовления ужина они делают целое маленькое свидание, разговаривая на самые разные темы: от того,хотят ли они переехать в свой дом где-то через пару лет до победы Ке Хью Куана на "Оскаре", которая заставила Йена рыдать, как ублюдка, когда парня обнимал Харрисон Форд.
— Заткнись, это слишком трогательно, — фыркает Йен, смущенный своим эмоциональным взрывом.
— Единственное над чем мне хочется рыдать — это над тем, что никто уже не будет таким горячим, как Харрисон Форд в молодости, — посмеялся Микки и добавил, — Ну кроме тебя, конечно же, мой рыжий Индиана Джонс.
Йен скорчил рожу и показал ему фак.
Они возвращаются к своей сексуальной рутине, если так можно сказать.
В 06:30 утра Йен трахает его в каком-то безумном горячем темпе, впиваясь пальцами в бедра Микки, заставляя его стонать, а их кровать ритмично скрипеть.
Он переворачивает Микки с колен на спину, словно он легкий, как пух, опускается вниз и, полностью погружая мозг брюнета в сексуальный полет, проводит языком по его чувствительному входу в круговых движениях, попеременно легко проникая внутрь.
Вау, грязный сукин сын снова здесь.
Микки выдыхает "Йен" ошеломленным хриплым тоном и хватается за потные рыжие локоны, пока его сонное сознание пытается поспеть за проснувшимся в полную силу либидо Йена. Рыжеволосый кусает его за бедро, а после сосет несколько ярких отметок, Микки не может этого видеть, но он чувствует и знает, что будет раскрашен, как персик в ближайшие несколько дней.
Он берет его в рот полностью и сосет с достаточным давлением, чтобы Микки закричал и заерзал, почти кончая. И, когда Йен хватает его за бедра и подтягивает колени Микки почти к ушам, снова скользя внутрь, брюнет может только дышать и держаться крепче.
О да, утренний секс снова в их расписании.
────・:✧∙✦∙✧:・────
Когда время наконец-то приходит, когда у Микки все готово, именно он абсолютно не знает, как сказать то, что должен.
Прохладным вечером они возвращаются с работы на скорой, и он сворачивает с привычного пути и останавливается у небольшого бизнес-центра вблизи их жилого комплекса. Это хорошее трехэтажное здание с охранным постом при входе, большими окнами, системой кондиционирования, действительно честно отлаженной противопожарной безопасностью. Микки не просто так его выбрал.
— Зачем мы здесь? — спрашивает Йен, оглядываясь по сторонам, — У нас больше нет доставок.
— Нет, — Микки кивает и отстегивает ремень, — Но я открыл новый бордель, хочешь посмотреть?
— Чего?! — лицо Йена настолько комичное, что брюнет еле сдерживает смех, — Какой к черту бордель?!
— С блэкджеком и шлюхами, — отвечает Микки и выходит из машины.
— Ты, блядь, шутишь? — Йен следует за ним по пятам, как разъяренный носорог, — Микки!
Брюнет прикладывает пропуск и оборачивается, чтобы взглянуть на мужа, — Не увидишь и не узнаешь, верно? — дразнит он.
— Если это какая-то ферма каннабиса я, блядь, тебя убью.
— Почему ты не веришь, что это бордель?!
— Чтобы ты еще раз добровольно связался с кучей злобных женщин? — Йен хихикает и следует за ним внутрь здания, — Или погоди…мужчины бывают шлюхами?!
Микки закатывает глаза и идет вперед по коридору.
— И где мы?
— Секунду.
— Клянусь, Микки, если только…
— Ты может заткнуться, мать твою, мы почти пришли?!
Его руки немного трясутся, когда он открывает замок ключом и толкает дверь внутрь. Резкий запах недавнего ремонта заставляет его поморщиться.
Это чистое и светлое, большое, просторное помещение с высокими бежевыми стенами и ровным полом, застеленным ковровым покрытием.
С правой стороны почти вся стена состоит из высоких окон, которые прекрасно освещают всю комнату, а слева стоит несколько нераспечатанных больших коробок.
— Мы открываем офис или что-то в этом роде? — тихо спрашивает Йен, осматриваясь.
— Ага, ты, — говорит Микки и протягивает мужу ключи.
Рыжие брови хмурятся, когда Йен забирает связку у брюнета и дарит ему взгляд чистого непонимания.
— Что это значит?
Микки сглатывает, нервничая до нельзя, он кусает губу, пытаясь подобрать слова, хотя он даже внутренне репетировал, черт возьми.
— Я подумал, — говорит он тихо, почти шепча, — Что ты мог бы, знаешь…открыть свой собственный кружок йоги или еще чего, чем вы там, внебрачные дети Будды занимаетесь по средам и пятницам. Делать то, что тебе по-настоящему нравится, — Микки набирается смелости посмотреть на Йена, застывшего на месте с нечитаемым выражением лица, — Если бы ты хотел, понимаешь?
Он слышит резкий и шумный вдох Йена в тишине комнаты и думает обо всем, черт побери, в своей гребанной жизни. Секунды бегут, как часы.
— Но я…, — в конце концов говорит его муж немного сломанным голосом, — Не могу просто взять и сделать это, я должен получить сертификат и всякого рода дерьмо…
— Ах да, — Микки роется в карманах, прежде чем достать сверток бумаг, — Забыл, блядь, — он протягивает документы Йену, и тот берет их почти осторожно, с неверием, — Я эм, оплатил…но деньги можно вернуть! В общем это курс, и ты можешь выбрать направление, когда придешь, если ты пойдешь, знаешь ли…Школа находится даже не в нашем районе, но они дают дипломы международного образца и учиться на того же йога-коуча совсем недолго. И они помогают набрать первую группу, так что…вот и все, что…как-то так, — заканчивает Микки, потирая бровь пальцем и бросая на Йена скорее всего дикий взгляд.
— Значит ты, — начинает его муж, рассматривая документы, — За моей спиной арендовал целое гребанное помещение и оплатил курсы встречи с Буддой, не сказав мне ни слова? — он заканчивает ледяным тоном, который заставляет Микки поперхнуться слюной.
— Я имею в виду, что…тебе бы это понравилось, вот и все, — бормочет Микки, — Ты был бы счастлив, делая это, а сейчас ты не такой, — он говорит это и бросает взгляд на Йена, видя блеск в его глазах даже при тусклом освещении, — Возить траву и стволы — это круто, но не ври мне, что это все, чего ты когда-либо хотел.
Йен кивает и складывает бумаги, убирая их в большой нагрудный карман. Он подходит к Микки, и момент настолько заряжен, что кажется сейчас произойдет взрыв, но этого никогда не случается.
Потому что его муж целует его, дрожа от волнения, обнимая его, крепко прижимая к себе, и Микки расслабляется, кажется, что напряжение последних двух недель покидает его тело с каждым маленьким вздохом.
Он отстраняется, и Йен не был бы Йеном, если бы не открыл водопровод, Микки улыбается и стирает редкие слезы подушечками пальцев прямо с уголков глаз мужа.
— Киска.
— Прости, если мой муж совершил самый чертовски романтический жест.
— Но тебе нравится эта идея?
— Да, — громко отвечает Йен, улыбаясь на 1000 ватт, — Блядь, да! — они смеются, и Микки снова его целует.
— Но я буду скучать по тебе, — говорит его муж после, между их лицами расстояние в крошечный вдох, — Я привык всегда быть рядом с тобой.
— О, я буду твоим лучшим клиентом, — фыркает Микки, — Я даже оплачу абонемент.
— Если у меня получится сделать все это, — поправляет его Йен, и Микки прищуривается.
— Ты будешь лучшим, — говорит он, опуская руки к заднице Йена и игриво сжимая ее, — Сейчас ближайший йога-класс вдвое дальше, чем твой, и там ведет занятия какая-то мымра, так что мы развесим везде рекламу, установим цену на 10 баксов меньше, чем у них, и у тебя будет очередь на полгода вперед.
— Так и будет? — Йен спрашивает в шутку, но в ней все таки что-то есть.
— Я обещаю, но ты тоже должен мне кое-что пообещать, — шепчет Микки.
— Что?
— В твоих классах не будет ни одного гребаного мужика, — заявляет Микки, и они разражаются смехом.
В конечном итоге, единственный парень на занятиях Йена — это коренастый подтянутый брюнет, приходящий каждую пятницу, чтобы поглазеть на задницу своего мужа в баскетбольных шортах. 
