Не совсем Нэнси

Узкая ступня мажет по щеке, а вторая врезается в лоб, Миха отшатывается, а потом напирает сильнее, стараясь утихомирить. Анфиса зажимает коленями его голову и взрывается звонким смехом. — Попался! — дамские пальчики забираются в его волосы, массируя гудящую голову. — Ты попался. — К настоящей ведьме, — невнятно продолжает Горшенёв, целуя её гладкое бедро. — Успокоилась, что ли? Несколько минут назад она клялась, что порежет вены, если Миша уедет в тур без неё, а потом начала воплощать угрозу в реальность, как это случалось всегда. — Не знаю. Вот тут поцелуй, — она показывает пальцем куда её нужно поцеловать, и Миша охотно выполняет просьбу. — И вот тут… Миха поднимает голову, заглядывая в её глаза. — Анфис, а ты знала, что «матка» на греческом «гистер», ну, медики её так называют ещё, — он приподнимается над ней и с этого ракурса хорошо видно его увлечённое лицо и горящие интересом глаза. — И «истерика» от этого слова. Выходит «истерика» и «матка» — одно и тоже, понимаешь, да? Глаза Анфисы округляются в удивлении, она хлопает длинными ресницами примерно минуту прежде, чем заговорить. — Миш… Ты что медбрат? Они оба смеются, как будто некоторое время назад не было никакого скандала. — Музыкант я, — гордо произносит Горшенёв, поднимаясь с кровати. — Всё, Анфис, идти мне надо. — Нет. — Да в смысле «нет», блин? Анфиса хватает его за ремень, притягивая назад. — Мой муж выйдет из дома либо с пустыми яйцами, либо не выйдет вообще. Возмущение на лице Горшенёва сменяется довольной улыбкой. — Ну так бы сразу сказала. Успеваем, ё-моё.